Homeless

episode 5

...

У них вошло в привычку проводить время друг с другом.

По утрам просыпаться в одной постели, которая всегда принадлежала Джису, так как её не прельщали ржавые пружины в кровати Розэ, скрипящие при каждом движении, издавая совершенно неловкие звуки во время секса. Они ужинали и спокойно коротали время после обеда, а в воскресенье всё утро проводили в постели.

Невозможно было не думать о ребёнке. Он больше не существовал в короткой, рассеянной мысли; он начал расти внутри неё, в низком вздутии живота и тошноте, которая время от времени скручивала её, как рука, сжимающая и разжимающая внутренности. Иногда она набиралась смелости рассказать Джису, но чувствовала, как слова застревали у неё в горле, словно рыбьи кости, болезненные и отказывающиеся проглатываться.

Иногда она представляла, как говорит это в тишине после секса, когда Джису вздыхает и сворачивается калачиком у неё за спиной, её грудь касается её спины, рука покоится в изгибе её тела — слова поднимались внутри неё, как приливная волна, выплескиваясь, разбиваясь о землю и складывая здания, немедленно разрушая (иногда признание было другим. Иногда вместо этого она хотела выпалить: «Я люблю тебя». Но, казалось, всё всегда заканчивалось одинаково.)

*

Это происходит, когда Розэ приходит домой немного раньше. Она находит Джису уже там, её чёрное пальто брошено на стол, где лежит её сумочка, её вещи рассыпаны небольшими организованными группами, и, хотя нет ничего необычного в том, что Реджина уже дома, когда она возвращается, звучит музыка, и сквозь неё голос Джису напевает смутно знакомую мелодию, похожий на шар золотого света, который раздаётся сквозь звуки медных кастрюль и стеклянных шкафов, бокалов для вина и белых мраморных столешниц.

Это останавливает её. Она стоит в дверях, наблюдая за медленным покачиванием бёдер Джису, когда та кружит над мисками и кастрюлями, поёт поздним вечером, останавливаясь только для того, чтобы ложкой попробовать соус, наклоняя голову, а затем хмыкая себе под нос, прежде чем она возвращается к песне, её голос взлетает высоко и громко, как птицы, парящие в небе.

И это чувство просто набухает внутри неё, любовь — она зарождается в её груди и поднимается выше и выплёскивается, как морская волна, и снова поднимается, чтобы снова разбиться о берег. Она выдыхает и вспоминает, что нужно дышать. Она не двигается, но Ким всё равно замечает её, поднимая глаза, как только она закрывает дверцу духовки.