Инцест во имя Магии

вещий

— Папа, почему ты так восхищаешься маглами? Маленькая Джиневра. Она была такой миленькой. Эти хвостики на голове, которые ей, забавляясь, заплели Джордж и Фред, эти розовые щечки, покрасневшие из-за аллергии, эта улыбочка с одним недостающим зубом, — все эти мелочи делали ее самой милой девочкой на свете. Она не понимала, как на нее смотрят, она не понимала, почему папе так больно внутри. Она ничего не знала, а он был осведомлен обо всем еще очень-очень давно. — Они чудесны. Мы столько всего делаем с помощью магии, а они делают механизмы, разные приборы, которые заменяют им магию. Я восхищаюсь ими, потому что они изобретательнее нас, они — настоящие волшебники. Ты бы видела, как они... — папа говорил долго, описывая ей всякие странные штуки, которые не встречались в их волшебном мире. И Джинни почему-то запомнила этот разговор. Запомнила то, как он восхищенно говорил о маглах, но при этом что-то не давало ей покоя. Мучило. Даже сквозь года. Только узнав о ритуале, Джинни поняла, в чем дело. Папа грустил. И ждал. Именно грустил и ждал одновременно. Говоря о маглах, на который, вероятней всего, помешался именно из-за проклятия, смотрел на нее с сияющими глазами. Вот только сияли они не от восхищения, а от накатывающихся на глаза слез. В иной момент он брал себя в руки и чуть подрагивающей рукой касался ее плеча, говоря о том, что ждет того момента, когда она станет совсем-совсем взрослой. Эх, Артур... — Не надо, не делай этого! Не надо! — кричала сквозь сон Джинн, ей было больно, она пыталась вырваться из лап насильников, но они ее окружали, еще спящую, лапали ее руками везде, где находили лакомый кусочек гладкой кожи. Она рвалась на свободу, но вокруг не было ничего, кроме четырех стен комнаты... комнаты без дверей и окон. Одежды не было. Надежды не было. Джинни зарядила кому-то кулаком в лицо, другому попала ногой по больному месту и каким-то чудом скатилась с кровати на пол. Она не узнавала лиц, но отчетливо видела рыжие волосы. Все эти незнакомые люди были рыжими. Джинни понимала, почему. Она знала, что пыталось сказать ей подсознание. Не найдя выхода, Джи залезла под кровать. Странно, но рыжие люди оказались глупыми — не полезли ее оттуда вытаскивать. Джинни же только сжалась в комочек и стала ждать, когда проснется и вынырнет из такого себе сна во сне. Темнота ее пугала, а уж мизерное количество пространства — и того больше. Затаив дыхание, Джи затряслась, словно осиновый лист. Без одежды было холодно, но она уже в неком роде привыкла к подобному. «Просто лежи, никуда не лезь. Они тебя сожрут. Не лезь», — повторяла себе Джинни, как вдруг послышался звук открывания окна. Окна, которого не было. Во сне могло произойти что угодно. Джи знала это, потому боялась пуще прежнего. Чьи-то шаги. Звучали где-то вдали, совсем-совсем далеко. Будто топот копыт. Удивляться было нечему, но Джи делала это. Она искренне поражалась происходящему и тому, насколько все реально. Под кроватью стало совсем темно. Один миг — она в туалете. Спряталась в кабинке и согнулась в два короба, чтобы видеть происходящее в комнате сквозь большую щель под дверью. Топот все приближался, а по лицу тек ручьями пот. Боясь дышать, она только слепо глядела в темноту. Она сидела на коленях, которые разместились по две стороны от так званого «туалета в полу». Устроилась так, чтобы и мысли не было о том, что она может пошевелиться случайно или как-то завалиться на бок. Шаги приблизились к ее комнате. Дверь плавно отворилась. Этот некто не стал включать свет, у него был свой «светлячок-путеводитель» в виде огромного дорожного фонаря. Он сначала прошелся вперед, к последней кабинке, а потом постепенно стал возвращаться назад. Джинни ждала, что он уйдет. Хотела, чтобы все закончилось. Чтобы наконец-то ночной кошмар прекратился, но тут человек начал открывать дверцы кабинок. И если главную дверь открывал медленно, то эти дверки резко дергал. Кажется, сердце куда-то убежало. Дыхание смыло в канализацию. Джинни умерла внутри. Не нужно было бояться сна, даже наоборот — стоило выйти ему навстречу и поскорее вернуться в реальный мир, но ее буквально пригвоздило к туалетной плитке. Холодная, с пробелами, плитка казалась жаркой, потому что ее ладони заледенели. — Доченька тут. Моя дочурка где-то тут. Ищи! — Ми-и-илая. Голоса сменялись друг с другом. И теперь она их узнавала, но ни один из них не шел от человека, открывающего кабинки. Он все приближался и приближался, голоса в соответствии с этим становились громче. Ей хотелось закрыть уши, но она все еще не могла двигать конечностями. Стало невыносимо громко, а рядом открылась дверца. Соседняя. Дверца. Стук сердца почти остановился. Оно больше не рвалось наружу, а замерло, будто у Джи случился сердечный приступ. Шаги перестали слышаться. Джинни смотрела в одну точку под дверцей. Ее очень испугало то, что человек будто перестал двигаться. Ебучий громкий шлепок об пол мяса. Кровь потекла по плитке, пачкая руки Джинни и стекая в дырку, куда обычно сочилась моча. Упала голова. Голова Чарли. Отрубленная, еб их родителей, голова. Сон ушел в мгновение. Джинни сидела на кровати и плакала, она не понимала, что это, почему и как. На следующий день она забыла этот кошмар, как забывала любые другие сны. Это вполне обычное дело — забыть то, что снилось. Знала бы она, насколько вещей была эта хрень во сне... — Ты так спокоен, — отметила я. По Биллу было почти совсем не заметно, что он хоть сколько-нибудь нервничал. Почти совсем. Почти. Только в речи было слышно, как он нехарактерно для себя же проглатывал часть слов, говоря их неразборчиво. Приходилось час от часу переспрашивать, что он сказал. Я пропустила Билла внутрь дома и провела в гостиную. Там должно было быть наиболее удобно для нашего общего дельца. Флер никак не хотела выходить из одной из соседних комнат. Казалось, она боялась встретиться с ним глазами. Да просто встретиться с ним. Я же вообще не знала, что делать с их отношениями. Вот вроде они спокойно разошлись, вроде как преспокойно переписывались и общались даже тогда, когда он все объяснил ей по поводу ритуалов, но сейчас все в один момент поменялось и... Это было неловко, блять. Я пошла за ней, но тут Флер вышла из-за угла и встала на проходе. Билл на нее даже не посмотрел. Это был полный пиздец. Мне нужно было отрезать ему его этот самый, а тут она... и... Вот сколько бы мы ни говорили о том, будет ей жаль его или нет, я все равно понимала, что в какой-то мере Флер все равно будет его жалеть. Даже если мы потом все исправим. Этого не избежать. — Когда?.. — Когда приступим? Ты это хотела спросить? — перебил меня Билл. Он развел руками. — Да когда угодно, но не сейчас. Поджд... — Что? — переспросила я. — Подожди еще немного, — смог таки выговорить он. С этим я согласилась. Вроде с остальными братьями, с отцом у меня просто башню с порогу сносило, а здесь я тормозила. Ублюдок. Он, как и во время ритуальных ночей, успокаивал меня одним своим видом. Волшебник хренов. — А где остальные? Теперь я поняла, почему он выглядел несколько неуверенным. Он, казалось, буквально ждал, когда откуда-то с кухни появится Молли или когда из своей комнаты выйдет Артур. Он ждал братьев, ждал близнецов, Рона, Перси. Ждал всех их. Но никого не было. — Флер разве тебе не объяснила? — Нет. Она ничего не написала... о них. — Но ты ведь понимаешь, что именно мне пришлось сделать. Ты в курсе, что ты — последний, с кем мне нужно, извини за слово, «расправиться», чтобы покончить с ритуалом. — Да, но... Я не дала ему сказать: — И ты должен понимать, что они все не дались бы мне просто так. Они сопротивлялись. Мне пришлось заморозить их. Всех. Билл понял. Он кивнул, да и только. — Они тебя проклянут. — После этого проклятия любое другое мне уже не страшно. Я оставила ненадолго их с Флер. Кажется, они о чем-то начали спорить. Я не захотела вмешаться. Не захотелось мне и подслушивать. Пройдя на кухню, я принялась вертеть в руке нож. Один, второй, третий... Я рассматривала все ножи, что у нас были, будто выбирая, какой из них мог бы лучше подойти для такого дела, как хуеотрезание. Да, конечно, был тот, старый и проверенный, но, если честно, я не сильно заботилась о том, чтобы вон тот нож был стерильным. Он уже в таком количестве крови искупался, что страшно было резать им и Билла. Новый нож был выбран по принципу «удобней всего лежит в руке». После выбора я решила пойти его подточить. Все должно было быть проведено с хирургической точностью, хотя, если я и без того была практически идеально подготовлена в практическом отношении к этому процессу. Сон припомнился неожиданно. Мне стало страшно настолько сильно, будто я вновь оказалась под кроватью в кромешной тьме или же в той кабинке, заливающейся кровью. Я смотрела на нож, а вместо него видела голову Чарли. Все мысли оказались забиты тем, как отреагирует Билл на то, что я убила его брата. А ведь не сказать, что они были врагами. Нет, даже напротив — мне всегда казалось, что как раз у этих двоих были достаточно хорошие отношения. Неприятный ком сел на горло. Стало противно глотать слюну. — Джинни, можешь не волноваться. Знал бы он, сколько я всего натворила, совершенно не волнуясь. Билл в данный момент казался мне эдаким наивным мальчиком, который все еще видел во мне ту девочку, ну ту, почти месячной давности. Девочку, которую ему нужно было как-то успокоить после ночи с отцом, которая сломалась бы раньше, чем нужно было, если бы он не показал ей обратную сторону секса. — Я не волнуюсь, — честно ответила ему. Я посмотрела на Флер. — А... у вас все в порядке? — этот вопрос крайне сильно волновал меня, потому что мне не хотелось бы, чтобы у моей французской спиннерокрутки вдруг случился срыв. Она могла быть той еще сумасшедшей, а два трупа нам точно не были нужны. — Да. Просто... у нас остались старые вопросы. Наших отношений, — он сделал особое ударение на «наших». Кажется, это действительно меня не касалось. — Хорошо. Флер вышла. Меня это обрадовало. Не сказать, что она меня сильно бы смутила во время отрезания, но учитывая то, что они спали вместе, ей действительно не нужно было видеть это. Меня же уже ничем нельзя было всерьез смутить. Уже нет. Билл расстегнул ширинку. Он сделал это спокойно. В последние несколько часов даже его голос звучал крайне уверенно. Вот Билл поднялся, чтобы приспустить штаны, вот он стянул вниз и трусы. Вздох вырвался из моей груди. Такой знакомый и родной член. Мне правда было жаль такое отрезать. Даже чуть более жаль, чем хер Рона, который был ну прям шикарен. — Готов? — Давай.