Следы на снегу

Ближе

Восторг и счастье не отпускали Кая до следующего дня и даже достигли самой высокой отметки в его шкале радости. Он очень много думал о Гиле и об их невероятном приключении, и некоторые моменты довольно сильно запечатлелись в его памяти, буквально засели в ней, как куски дерева с мягкой глине.
Например, Кай особенно часто вспоминал тот миг, когда Гилберт ни с того ни с сего прижал его к себе и отчего-то громко задышал прямо в шею, вдыхая аромат его кожи. Зачем он это сделал, Кай так и не смог понять.
Может быть, его повлекло какое-то чувственное желание, секундное помутнение, свойственное каждому человеку? Но этот поступок никак не вязался с его обычным поведением. Холодный и равнодушный на первый взгляд Гил не способен на такие сентиментальные проявления внимания, как казалось Каю до вчерашнего дня.
Но, по-видимому, Гилберт скрывает в себе гораздо больше, чем кажется. Может быть, именно рядом с Каем он открыл свои настоящие чувства и позволил эмоциональному затмению ненадолго ослепить его. Кто знает? Делать определенные выводы пока рано.
Но стоит отметить кое-что важное - отношение Гила к Каю изменилось. Хотя это было не самое твердое убеждение, но Кай все равно чувствовал, и его любовь росла с каждым тронутым воспоминанием. Теперь Кай жил только этими чувствами. Он был поглощен ими и вкушал запретные, но сладкие фантазии, возникающие в его одурманенной голове. Его бросало в жар, сердце учащенно билось в груди, а улыбка не желала сходить с губ. Кай ничего не мог с этим поделать. Он просто любил Гила, душой и сердцем, слепо и искренне.
Этот пьянящий дурман заставлял Кая плавать в море эйфории: все краски мира казались ему особенно яркими, даже тогда, когда природа терпела зябкий холод и с горечью ждала удушающий мороз. Деревья почти оголились и готовились к долгой спячке, земля твердела, покрываясь едва заметной коркой инея, а небо было залатано свинцовыми тучами с едва заметной прорезью золотого солнца.
Как-то по-другому для него повернулась жизнь. Кай начал проще и легче относиться к вещам, улыбался со всей искренностью и даже помогал родителям по дому, чем приятно их удивлял. Наверняка они были уверены в том, что на их сына повлиял его «новый друг», о котором они иногда переговаривались, когда Кай находился в комнате.
Однако не стоит скрывать, что их мнение меньше всего волновало мечтательного парня, как бы эгоистично это не звучало по отношению к ним.
Благодаря мыслям о Гиле Каю было легче посещать школу: он знал, что больше не одинок и есть тот, кто по-настоящему важен его сердцу.
Придя в очередной раз на занятия, Кай тут же нашел взглядом объект своей любви - он сидел на своем привычном месте - на последней парте первого ряда - и все так же скучающе смотрел по сторонам.
Кай улыбнулся и прошел к своему рабочему месту.
- Привет, - вежливо сказал ему Кай, горя от странной радости. Однако Гил удостоил его лишь секундным взглядом и снова начал считать ворон.
А Кай продолжал смотреть на него, сидя в пол-оборота, и ждал какого-нибудь слова, жеста, взгляда - чего угодно, любого проявления внимания.
Нужно было что-то сказать...
- Эм... - неуверенно начал Кай.
Гил не оборачивался.
Кай попытался еще раз.
- Как... ты себя чувствуешь? - спросил он аккуратно.
Вот тут Гилберт обернулся к нему, но взгляд по-прежнему оставался непроницаемым.
- Нормально, - ответил он.
Нужно как-то развивать беседу, подумал Кай, иначе никакого контакта не наметится.
- Гил, я... - снова начал Кай, не сумевший избавиться от робости, - я могу... чем-то помочь тебе?
- А зачем мне твоя помощь? Я же сказал, у меня все нормально, - ответил ему Гил с ноткой раздражения.
- Но... вдруг у тебя что-то случилось?
- У меня все нормально, - повторил Гил с напором.
Кай понял, что это бессмысленно, тем более в ту самую минуту прозвенел звонок на урок.
Нужно попытаться на обеденном перерыве, решил Кай. Может быть, Гилберт будет более разговорчивым.
Наверняка он тоже чувствовал, что между ними установилась связь, но почему-то молчал. Возможно, Гил просто не знал, как выразить свои чувства.
Во время обеда Кай сразу же нашел столик, за которым одиноко сидел Гилберт, и не медля направился к нему.
- Приятного аппетита! - дружелюбно пожелал Кай, ставя поднос на стол.
Гилберт, как ни странно, не стал убегать, а просто сухо, с ноткой насмешки бросил:
- То, что произошло вчера, еще не дает тебе возможности со мной «брататься».
Его слова невольно рассмешили Кая, и он ответил:
- Я и не собирался с тобой «брататься». Я просто решил подсесть к тебе.
- Опять ты врешь, - ухмыльнулся Гилберт, и Кай посчитал это за одобрение.
- Может быть, в этот раз ты прав, - сказал он шутливо, готовясь начать обедать. Но Кай, сам того не зная, разжег огонь беседы. Как оказалось, далеко не приятной беседы.
- Я всегда прав, - самоуверенно заявил Гилберт, и вдруг его янтарные глаза посмотрели Каю в лицо, а хитрая улыбка на губах уже говорила о каком-то очередном, едком высказывании.
- Между прочим, ты уже трижды обманул меня.
Кай удивленно глянул на одноклассника.
- Когда это я тебя обманывал?
- Первый раз - в туалете, когда ты сказал, что не влюблен в меня, - начал Гилберт, выпрямив указательный палец, - второй - в лесу, когда ты ловко выкрутился, сказав, что мясо не для волка, и, наконец, третий, - на третьем Гилберт многозначительно поглядел на Кая, а затем, оттопырив третий палец, продолжил: - Ты говоришь, что не хочешь со мной сблизиться.
После этого Гилберт, как будто довольный результатом, показал Каю три оттопыренных пальца - три аргумента - и выдал:
- Ты обманул меня целых три раза.
Кай был готов провалиться сквозь землю от накопившегося стыда, но выводы Гила показались ему уж слишком странными.
- Почему ты так уверен в том, что я тебя обманул? Откуда ты знаешь, что во всех трех случаях мои слова - ложь?
- Ага! Значит, ты не отрицаешь то, что врал мне? - лукаво спросил Гилберт, словно подловил его.
Кай густо зарделся.
- Нет! То есть...да, то есть... я не врал!
- Четыре, - Гил растянулся в улыбке. - Ты соврал уже четвертый раз.
- Да я не вру! - в отчаянии воскликнул Кай. - И вообще, зачем ты задаешь эти глупые вопросы?!
- Просто хочу позлить тебя, - язвительно ухмыльнулся Гил.
- Можно же просто поговорить со мной, - сказал Кай, и в его голосе ясно слышалась доля отчаяния и обиды. Казалось, он хотел донести до Гила эту невероятно простую истину.
Однако его одноклассник лишь закинул руки за голову и, лениво откинувшись на стуле, ответил:
- Это слишком скучно. Я люблю, когда ты смущаешься.
Конечно! В такие моменты Кай просто не мог не смущаться. Ему казалось, что краска с его лица уже никогда не сойдет.
- Я... я тебя не понимаю, - говорил Кай, смотря вниз, на свои сжатые от напряжения кулаки. - Зачем ты говоришь такие вещи? Тебе нравится видеть, как я краснею от стыда, и как мне при этом становится тяжело на душе?.. Ты это любишь?..
Гилберт молчал и лишь глядел на Кая внимательным взглядом.
- Пойми, мне неприятно такое отношение... - продолжал Кай, не поднимая глаз. В его душе накопилось столько эмоций, что все они разом перемешались и готовы были в любую минуту вырваться наружу. Ему столько хотелось сказать Гилу, и любовь в тот момент тонула в озере обиды.
- Я еще мог смириться с твоим безразличием, но с насмешками...
- Я не смеюсь над тобой, - перебил его Гилберт и выпрямился на стуле. - Я всего лишь сказал, что мне нравится смотреть, как ты робеешь. Это выглядит очень мило.
- И вот зачем ты это говоришь?! - Кай даже не заметил, как его голос невольно сорвался на крик. Его не волновало то, что почти вся школа смотрит на него выпученными глазами, и как ее добрая половина возбужденно перешептывается между собой.
Кая рвало на части от стыда, и ему не хватало храбрости посмотреть Гилу в глаза.
Щеки пылали краской, руки дрожали, и на глазах уже начали появляться горькие слезы.
- Определись, кем ты хочешь для меня быть... врагом или другом, - отяжелевшим и дрожащим от слез голосом произнес Кай.
И после этого, не в силах терпеть взгляды окружающих, свое собственное смущение и присутствие Гила, Кай быстрым шагом покинул столовую.
В тот момент его тоска достигла такого высокого предела, что слезы незамедлительно потекли из глаз, и Кай прикрыл рот рукой, чтобы сдержать тяжелые рыдания. Он не понимал, почему вдруг так неожиданно предался слезам - его грызло отчаяние и нечто вроде несправедливости. Каю казалось, что он никогда не сможет сблизиться с Гилом: он не понимал его и не мог понять. И больнее всего ему было оттого, что Гил, по всей вероятности, просто смеялся над ним. Наверняка он сейчас был доволен тем, что довел Кая до слез.
Парень забежал в мужскую уборную и, не сдерживаясь, зарыдал во весь голос, от всей своей израненной души. Ему нужно было выплеснуть накопившиеся эмоции.
"Это бесполезно... - в отчаянии думал Кай. - Я никогда не смогу его понять!"
Он вспомнил вчерашний день, который казался теперь таким далеким, и это еще больше расстроило Кая. Ему снова хотелось оказаться в том месте, около реки, и ощутить те прикосновения, которыми одаривал его Гилберт, вновь почувствовать тепло тела и то легкое, слегка жгучее, но довольно приятное смущение. Именно в тот момент Кай понял, как сильно он любит Гила.
Однако постепенно он начал осознавать, что эта любовь не взаимная. Возможно, Каю просто не суждено быть с Гилом?
Неожиданно дверь уборной открылась. Кай вздрогнул и в одну секунду вытер с лица слезы, а когда увидел вошедшего, обомлел от испуга. Перед ним стоял Гилберт, и его взгляд был наполнен тревогой с капельками беспокойства, и это очень удивило Кая. Удивило до такой степени, что он перестал плакать.
Он отвел глаза и ощутил, как его жжет смущение.
Гилберт осторожно подошел к Каю.
- Кай, послушай... извини, - произнес Гил так, будто боялся за каждое свое слово. - Я не хотел тебя обижать.
В его голосе Кай услышал тихое раскаяние и не мог поверить, что это чувство вообще могло звучать из уст Гила, а его слова прощения просто не укладывались в голове. Казалось, что гордость Гилберта превысит все его эмоции. Однако, все не так.
Раскаяние Гила кольнуло Каю в сердце, и обида постепенно растворялась, хотя ее мокрые и неприятные следы все еще присутствовали в душе Кая, отражаясь влажными дорожками на щеках.
- Кай, не злись на меня, - попросил Гилберт.
Кай вместо ответа громко всхлипнул. Ему было стыдно за свои слезы.
- Кай, не заставляй меня повторять... - послышался чуть недовольный голос Гила, и Кай вздрогнул.
- Прости...
Слова Гилберта пронзали Кая, как иголки, но он не мог понять, верить ли ему, или же это снова очередная уловка.
Гилберт подошел к Каю ближе, а затем взял его за руку - крепко, но ненавязчиво. И после этого ушей Кая коснулся еще один мягкий поток слов:
- Я ведь не хотел...
Это было похоже на борьбу между раскаянием и обидой. Кай знал, что проиграет, и даже более того - он хотел проиграть Гилу.
Цепкая хватка одноклассника заставляла Кая чувствовать себя защищенным и будто говорила, что ему не причинят вреда. Но Кай все равно чувствовал, что его сердце в панике кричит о помощи.
Рука случайно выскользнула из плена, и Кай на один шаг отошел от своего обидчика. Однако все случилось в одно мгновение.
Гилберт схватил Кая с какой-то свойственной ему дикостью и прижал к стене, отчего у Кая перехватило дыхание.
Он стоял лицом к холодной плитке и почти ощущал ее животом, его тело поддавалось какой-то трепетной дрожи, мозг лихорадочно работал, но не мог выдать ни одну трезвую мысль. Все силы были отданы сердцу, которое в тот момент разлило в каждую клеточку тела жгучую страсть.
- Гил... - это имя невольно сорвалось у Кая со стоном. - Гил, ты...
Дыхание Гилберта горячей волной опалило шею Кая, ладони сплелись с его пальцами, и тело прижалось к нему ближе.
И именно в этот раз Кай понял всю истинную суть: Гил действительно любил его. Просто он очень странно проявляет свою любовь, словно одержимый каким-то неведомым порывом, едва заметной вспышкой, которая возникает в его мозгу мимолетным импульсом.
- Гил, зачем... зачем ты это делаешь? - со вздохом спросил Кай. - И сейчас, и тогда... зачем?
Гилберт ответил только спустя несколько секунд, дыша так, словно он бежал несколько километров.
- Твой запах... - выдохнул Гил прямо в ухо Каю. - Он сводит меня с ума! И как бы сильно я не пытался его игнорировать, он все равно бьет мне в голову!..
- То есть, ты ведешь себя так только... из-за моего запаха? - удивился Кай, и дрожь его усилилась.
- Не только из-за него. Твой голос, твоя кожа, твое тело - все это заставляет меня сходить с ума!
- Гил... - у Кая сдавило легкие от испуга, но чувство безопасности не давало ему впасть в шок. Он знал, что Гилберт не причинит ему вреда. По крайней мере, надеялся.
Когда Гил снова громко задышал испуганному Каю в шею, сопровождая эти вздохи чуть слышными стонами, Кай ахнул и неожиданно почувствовал, что на него накатывает возбуждение. Он был абсолютно уверен в том, что это оно и есть. Ошибиться было невозможно. Эта горячая волна, как терпкий афродизиак, разлилась по всему телу, заставляя кровь бурлить в жилах, и Кай за долгое время, наконец-то, почувствовал, как его орган болезненно вздрагивает и начинает набухать. Кай не мог сдерживать почти душераздирающие стоны, но изо всех сил старался не проронить ни единого звука, потому что Кай сам стыдился своих чувств и боялся показывать Гилу свое возбуждение.
Но нужно было что-то делать, иначе кто-нибудь зайдет, застукает их в таком неловком положении, и после этого по школе разнесутся ужасные сплетни.
- Гил, прошу... отпусти, - сдавленным, тихим голосом просил Кай. - Я не знаю, что ты хочешь сделать, но не надо... делать это здесь.
- Подожди, дай мне еще пару секунд, - непринужденно и нетерпеливо сказал Гил, и Кай, несмотря на жуткий испуг, мысленно согласился дать Гилу этот лимит.
Две секунды казались ему двумя часами. Напряжение росло, возбуждение тоже, и все равно Кай старался не закричать.
И было удивительно, что Гил, после дозволенных ему ничтожных капель времени, расслабил хватку, а затем и вовсе отпустил Кая. Тот, стараясь удержаться на трясущихся ногах, повернулся и посмотрел на Гила широко распахнутыми глазами.
Гилберт стоял, не шевелясь, и каким-то поникшим взглядом уставился в пол. Кай не мог понять, испытывал ли его одноклассник в тот момент стыд, или же просто обдумывал свой поступок, прислушиваясь к чувствам.
- Гил...
- Кай, - вдруг перебил его Гилберт. Он все еще не отрывал взгляда от пола. Наверное, ему все-таки было стыдно. - Скажи, ты ненавидишь меня?
- Нет! - это слово вырвалось у Кая прежде, чем Гил закончил свой вопрос.
Тот удивленно уставился на Кая, а он стоял смущенно-красный.
- Я тебя не ненавижу! - воскликнул Кай.
Осознав, что говорит слишком громко и эмоционально, Кай произнес следующую фразу чуть тише и спокойнее:
- Ты... ты мне очень дорог.
То, что происходило между ними, казалось Каю неким длинным мостом, сплошь окутанным туманом. Они оба стояли на двух его концах и действовали вслепую, никоим образом не видя друг друга. При этом Кай и Гил выглядели до невероятного смешно и даже глупо. Два дурака, у которых не поворачивается язык сказать то, что они чувствуют по отношению друг к другу.
Они без конца петляли в лабиринтах собственных мыслей, натыкаясь на тупики, и не могли найти выхода. Но на самом деле, несмотря на то, что лабиринты у них были разные, выход оказался общим. Только вот ни первый, ни второй не могли им воспользоваться. Наверное, им обоим было страшно. Они не знали, что ждет их впереди.
- Гил, а ты? Что ты чувствуешь ко мне? - через силу выдавил из себя Кай и, произнеся это, понял, что напрямую спросил у Гила, любит ли тот его.
Как оказалось, ответа он ждал с еще большей мукой, нежели тогда, когда задавал этот двусмысленный вопрос. Однако ответ прозвучал совсем не так, как думал Кай.
- Я чувствую, что ты мне интересен, - тихо произнес Гилберт, и взгляд его ярко-желтых глаз устремился в Кая. - Я хочу доверять тебе, но... я не уверен. Мне кажется, что ты не такой, как все остальные люди.
В Гилберте, было видно, боролись сомнение и то пленительное, почти правильное чувство доверия. Это было слышно по его голосу, который впервые прозвучал для Кая так жалобно и мучительно. Ему почему-то казалось, что Гилберт страдает, разрываясь между двумя противоречиями, между двумя решениями: выйти из лабиринта, или остаться на месте, трусливо продолжая избегать свободы.
Как им поступить? Что делать? Один из них все равно должен сказать правду, как бы тяжело не было. Но... случиться ли это сегодня, именно сейчас?
Очередной вопрос из бесконечно длинного списка вопросов.
Их близость означала только одно - взаимность, но почему-то оба - и Кай и Гил - сомневались в ней, как в хрупкой вазе, которая от любого неосторожного прикосновения могла разбиться вдребезги.
Вдруг тишину прорезал негромкий голос Гила.
- Кай, а ты ведь простил меня?
Что он мог ответить? Только одно...
- Да.
Наверное, никогда Кай не испытывал чего-то подобного. Он чувствовал, как в помещении становится душно и неприятно, как в глазах начинает плавать цветная дымка. Кай решил, что нужно выйти отсюда, иначе это бессмысленное душераздирание никогда не закончится.
С трудом собравшись с мыслями и сглотнув тяжелый, горький комок в горле, Кай вытер взмокший лоб и сказал чуть дрогнувшим голосом:
- Мне... мне нужно идти. Кажется, у меня температура...
Кай направился к выходу, и расстояние до двери казалось ему километром, хотя составляло всего пару шагов.
Время вокруг него сгустилось.
Когда Кай прошел мимо Гила, он почувствовал, как его запястье вновь схватила крепкая и горячая рука. По всему телу прошелся мимолетный трепет, похожий на разряд электрического тока.
- Не оставляй меня. Только так я смогу быть в тебе уверен.
Эти слова прозвучали для Кая, как своеобразное условие, однако он отнесся к нему, как к должному.
- Тогда не игнорируй меня, и я тебя не оставлю.
Кажется, на этом они и договорились.
Кай вышел из уборной.
Было ли то, что произошло с ним, душевным потрясением, он не знал. Но он понимал, что раскрыл Гилу одну из своих многочисленных тайн, сообщив тому, что он важен для него, как человек. Понял ли это Гилберт - это еще один вопрос, на который Кай также не знал ответа.
После такой беседы у Кая на душе остался неприятный, щадящий душу осадок, который грыз его изнутри, словно мерзкий червь, разъедая стенки его внутреннего мира. Было очень тяжело бороться с этой болью, но Кай старался изо всех сил. А еще он пообещал, что с того дня он попытается узнать, что же все-таки чувствует к нему Гилберт. И для этого ему было необходимо постоянно находиться с ним рядом. Кай был уверен, что только так они смогут стать ближе.