За кадром

Адаптация

Когда-то давно, когда ещё не было ни навигационных систем, ни радиосвязи, ни электричества, ничего, кроме компаса и звёзд, по морю то и дело плавали настоящие пираты. Конечно, и сейчас они есть, но тогда пиратское дело было более красивым и эстетичным. Все эти шпаги, сабли, треуголки, попугаи, деревянные ноги, крюки... Всё это вызывает бурю эмоций у неравнодушного к средневековью человека. О, и повязки! Да, точно, повязки на глаз, чёрные, как пиратский флаг. Пираты надевали такие, чтобы один глаз всегда был привыкшим к темноте, если когда-нибудь они окажутся в условиях, предполагающих сумерки или глухую ночь. А такие случаи редкостью не считались.

Разлепив свинцовые веки, изнутри присыпанные битым стеклом, Элеонора через несколько мгновений вдруг осознала, что видит абсолютно всё вокруг себя, хотя, если судить по уровню света, находилась она в кромешной тьме. Она могла без труда различить углы квадратной комнаты, в которой очутилась, стены, потолок, даже торчащий из балки гвоздь. Потом обнаружились и другие детали: лежала она на какой-то странного вида плоскости, напоминающей операционный стол, только деревянный; платье её было безнадёжно испорчено не только чернилами, но и сторонними силами - весь подол был изорван в клочья; руки едва-едва себя ощущали, ноги от них недалеко ушли, а сделавшуюся чугунной голову и вовсе невозможно было оторвать от поверхности, будто она была к ней приклеена.

Сделав над собой нечеловеческое усилие, женщина со стоном, выкарабкавшимся из недр болящего во всех местах тела, перекатилась на бок. Так дышать стало немного легче. Несколько раз наполнив и опустошив лёгкие, а также облизав сухие, полопавшиеся от покрывавших их пятен чернил губы, Элеонора попробовала сесть. Получилось не сразу. На финальной попытке пришлось со всех имеющихся у неё сил отталкиваться руками от стола, дабы привести верхнюю часть своего тела в вертикальное положение. Удержать себя оказалось ещё труднее. Казалось, мешок с песком весил меньше, чем 20-килограммовая груда костей, мышц и ливера.

Голова гудела. Ощущение было таким, как если бы в сантиметре от неё часов пятнадцать били в медный гонг. От всего того ужаса, что сейчас творился в её организме, Элеоноре страх как захотелось заплакать. Вся эта боль, весь дискомфорт, всё то, что произошло с ней ранее и продолжает происходить, давили на несчастную похлеще гидравлического пресса. Ей не выбраться. Ей ни за что не выбраться. Она больше никогда не увидит ни солнечного света, ни своего города, ни родного, но совсем недавно опустевшего дома, ни своего кота Никанора. Помощи ждать неоткуда. Её ни за что не будут искать в этом месте. Она здесь совершенно одна.