Одержимость киллера

32

— После всего, что между нами было, ты не собираешься мне ничего рассказывать? —
спросила Валя с полным ртом еды.
Мы сидели на краю кровати, окруженные коробками с китайской едой на вынос,
потому что я не планировал в ближайшее время снова идти в китайский ресторан. Коробка с
куриными крылышками и жареным рисом с креветками стояла на краю матраса. Я держал
миску говяжьего чоу-мейн (китайское рагу из курицы или говядины с лапшой), а
Валя ела картошку фри и рыбный пирог.
— Что меня больше интересует, Валя. — сказал я, — так это кто заказывает картошку
фри и рыбный пирог в китайской закусочной?
Мы ели ножами и вилками, о чем я специально попросил — я не собирался возиться с
палочками для еды. Запах курицы, говядины и соусов наполнил комнату, смешавшись с
ароматом страсти и превратившись во что-то удивительно приятное. Солнце садилось,
жалюзи окрасились в оранжево-фиолетовый цвет. Единственным шумом снаружи был гул
уличного движения, и время от времени слышался смех или ругань постояльцев мотеля.
— Ты уклоняешься от ответа, — настаивала Валя, откусывая кусочек жареной картошки.
Она взяла банку содовой, открыла ее и сделала глоток. — Может, уже признаешь, что
хочешь мне что-нибудь рассказать? — она продолжила, ставя банку обратно на ковер. — Я
поделилась с тобой о своей жизни…
— Я никогда не просил об этом! — огрызнулся я. — Я не просил тебя ни о чем
рассказывать! — теперь я начал злиться. Я ни хрена ей не должен!
— Не ори на меня! Ты просил об этом в ту ночь, когда спас меня!
— Я увидел прекрасные ноги и горячую киску в обтягивающем красном платье. Вот и
все.
— Не верю! Я верю, что ты почувствовал нечто большее. Все, о чем я прошу, это чтобы
ты открылся мне! Ты понимаешь, что это единственное, из-за чего мы ругаемся?
Я не ответил.
Валя зарычала и запустила своей тарелкой с китайской едой в стену. Картошка фри и
кусочки рыбного пирога рассыпались повсюду. Соевый соус, панировочные сухари и рыба
прилипли к стене и медленно стекали на пол.
— Я устала от твоего дерьма! В одну минуту ты заботливый, игривый и веселый, а в
другую холоден как лед! Прими чертово решение! — Валя вскочила на ноги. — Значит, ты
видел во мне только прекрасные ноги и горячую киску? Это все, что я для тебя значу?
Серьезно? После всего, через что мы прошли? Кем, черт возьми, ты себя возомнил! — я
понял, что облажался с высказыванием, но не знал, как остановить это безумие, чтобы все
еще больше не вышло из-под контроля.
— Я не позволю тебе, черт возьми, разговаривать со мной, как с каким-то куском
дерьма! Если думаешь, что я боюсь тебя, то ты сильно ошибаешься.
Валя сжала кулаки и посмотрела на меня сверху вниз. На ней были футболка, трусики и
больше ничего. Она расхаживала взад-вперед, прежде чем снова встала передо мной.
— Почему ты такой чертовски сложный! Мы так хорошо ладим, но, когда я пытаюсь
хоть на дюйм стать ближе к тебе, ты обращаешься со мной так, словно я пустое место!
Почему ты пытаешься притвориться самым большим мудаком на свете? Нам ведь было так
хорошо! — девушка в отчаянии всплеснула руками. — Я знаю, это звучит банально, но разве
ты не понимаешь, к чему я клоню?
За последние годы своей жизни я натренировал свои нервы до уровня профессионала. Пришлось это сделать ради работы. Но что-то оборвалось во мне, когда Валя продолжила
кричать. Пронзительные крики в этой комнате мотеля вывели меня из себя. Не успел я
опомниться, как уже стоял на ногах, со стиснутыми зубам возвышаясь над Валей.
— Отвечай, Егор!
— Прекрати орать!
— Тогда, черт возьми, ответь мне!
— Где бы ты сейчас, мать твою, была, если бы не я! — теперь я находился в
нескольких дюймах от ее лица и оттеснил девушку к стене. — Где бы ты сейчас была, мать
твою, если бы я не спас твою задницу в том переулке! — я был близок к потере контроля.
— Отойди, нахрен, от меня! — Валя приподнялась на цыпочки, пытаясь подняться до
моего уровня.
— Ты была бы мертва или лежала бы в гребаной постели Ларионова. Вот где! Я убивал за
тебя, я сражался за тебя, и все, чего я хочу, это спокойно поесть гребаную еду, не слушая,
как ты вопишь мне в гребаное ухо! Ты знала, что я мудак, но сама решила остаться!
— Это не относится к теме, но знаешь что? Откуда мне знать, что ты не работаешь на
Ларионова и " русских"? Что, если все это подстроено, и ты манипулируешь мной и ведешь себя
так, будто тебе не все равно, а потом просто возьмешь и сдашь меня ему?
— Работаю на Ларионова? Хочешь сказать, я крыса?
— Ты не хочешь открыться мне, Егор! Так как же, черт возьми, я должна понять, что
происходит на самом деле? Я больше не хочу играть в угадайку!
— Не смей, твою мать, называть меня крысой, — предупредил я. — Я никогда не пойду
против Бьянки. Семья и верность до самой смерти, и я унесу это с собой в могилу. Даже если
они облажались, они все равно единственная семья, которую я знаю.
— Ты можешь просто рассказать обо всем. Откуда мне знать, что ты не крыса? А? Как
мне узнать настоящего Л
Егора? Потому что, честно говоря, я ни хрена о тебе не знаю! —
Валя, сошла с ума, нахрен.
С меня хватит, черт возьми.
— Хочешь, чтобы я пустил тебе пулю в голову? Тогда попробуй назвать меня крысой
снова. — я почувствовал, как животное внутри меня начало вырываться.
— Я же сказала тебе отойти от меня, черт возьми! — девушка не перестала кричать. Я
восхищался ее упорством, но сучка зашла слишком далеко.
Я возвышался над ней, пока она безуспешно пыталась оттолкнуть меня.
— После всего, что я для тебя сделал, так ты мне отплатила?
— А как насчет ключа и послания на клочке бумаги? Что скажешь?
— Ты рылась в моих вещах?
— Да! И знаешь почему? Потому что я тебе не доверяю! Ты не подпускаешь меня! А
теперь отойди нахрен! Назад, мать твою!
Я развернулся и пробил дыру в стене над ее головой. Валя вздрогнула, но не отступила.
— Я устал от этого дерьма! У тебя были все шансы пойти в полицию или убраться к
чертовой матери подальше от меня, но ты решила остаться. Да, я заявлял, что ты моя, но ни
разу не заставлял тебя оставаться со мной. Верно? Верно!
— Нет!
— Тогда перестань пытаться превратить меня в человека, которым я не являюсь!
Перестань говорить о прошлом, будто оно, черт возьми, имеет значение!
— Пошел ты! — Валя закричала, и ее глаза горели пламенной ненавистью. — Дыры в.....