Он пытался найти выход

4

— Первый снег пошёл.  Он невпопад сказал эту фразу, всматриваясь в окно. Недолго думая, поднялся и подошёл к нему. Белые снежинки медленно опускались на город, смешиваясь с грязью.  Сегодня он не хотел говорить.  — Вас это беспокоит?  А ведь Юджон всё знала. Разумеется она знала, что значит первый снег для него, для Феликса и для Минхо. Знала, наверняка, как сильно сейчас болит сердце Хана, то замирая, то бешено стуча.  Не помогали ни таблетки, регулярный сон и занятия спортом. Не помогали и голодание, страдания и бессонница. Ничего не помогало. Его ад покрывался белым снегом, замерзая изнутри, давая грешникам передышку. Интересно, Дамрёля тоже мучает совесть?  — Почему дети жестоки?  — Не все такие.  — Но большинство. Даже сейчас они находят повод поиздеваться над кем-нибудь. Даже в моем классе.  Он замолкает, вспоминая хрупкую девочку с невероятно красивыми карими глазами. Над ней издевались, только для того чтобы издеваться. Мальчики задирали юбку, девочки прятали вещи. И никому не было дела до того какая она, о чем она думает и чем живёт. В ней видели лишь грушу для битья. А Джисон видел человека.  Юджон просит рассказать подробнее, но Хан намеренно молчит.  Не сегодня.  Он не хочет разговаривать. 
***
  Зима полноправно вступила в свои права лишь к середине января. Снег валил белыми большими хлопьями с самого утра. Феликс как ребёнок бегал по двору, ловил снежинки ртом и отказывался сегодня идти в школу.  — Придурок, — пробормотал Минхо.  Они ждали Хана, который как всегда опаздывал. У Минхо ни куртки, ни ботинок, ничего. Лишь толстовка Джисона поверх другой толстовки и пиджака. В детстве его одевали тепло, покупали красивые пуховики, чуть ли не каждый год, потому что он рос слишком быстро. Потом эта одежда перешла к Феликсу. А когда они стали постарше, родители решили, что парни теперь самостоятельные и справятся сами.  В четырнадцать Минхо честно пытался заработать деньги и купить куртку если не себе, то хотя бы брату. Отец эти деньги пропил. Бабушка тогда сама им отдала старые дедовские пуховики, чтобы детки не мёрзли и не болели. Разумеется над ними все издевались.  В пятнадцать Минхо снова устроился на подработку, на этот раз грузчиком. Феликсу купил пуховик, который парень носил до сих пор. И зимние ботинки, которые сейчас уже были малы и мозолили ноги, но младший брат упрямо утверждал, что нормально. Себе Минхо смог позволить только толстовку с меховым подкладом. С курткой не сравнится, но лучше чем ничего.  И вот уже три года он ходил так. Привыкший к холоду, выбирающий для себя в первую очередь купить ручки и тетради в школу, стиральный порошок или новые наушники. Как бы бережно он не относился к ним, они всё же ломались. А спасать себя от своих мыслей всё же было нужно.  — Первый снег, — налетел на Минхо с криками Хан, — срочно поцелуй меня!  — Что?  — Оглох что ли? Целуй говорю.  И подставил щёку. Минхо, смущаясь, мазнул по ней губами, потом Хан подлетел к Феликсу и заставил того делать то же самое. А по дороге объяснил, что когда он был маленький, мама всегда его целовала во время первого снега, объясняя это тем, что они будут рядом друг с другом ещё год. До следующей зимы. Это был маленький ритуал, чтобы наверняка не потерять друг друга.  Сейчас Джисон не хотел терять этих парней. Хотя Сынмина он это делать не заставлял. Понимал, что неуместно. Тот всё ещё переживал из-за Хенджина, который решил сделать вид, что ничего не было, продолжая развлекаться с Йеджи на скамейках первого этажа.  У ворот школы они встретились с Дамрёлем и его компанией. Тот, крутя ключи на пальце, угрожающе наступал на Минхо. Порываясь инстинктам, Джисон закрыл его собой, мило улыбнулся остальным и попросил братьев свалить побыстрее.  — И как это понимать? — взбешённо прошипел Рёль.  — Слушай, солнышко, — Джисон положил ему руки на плечи и угрожающе прошептал, — мне плевать кто твой отец, понятно? Ещё хоть раз тронешь Минхо, я тебе переломаю все пальцы, а потом засуну их в твою жопу, чтобы излечить твою сранную гомофобию.  — Ты вообще знаешь кому угрожаешь? Один звонок и ты труп.  — Солнышко, — смеясь продолжал Хан, — одна моя просьба и ты будешь не просто трупом. Ты будешь жалеть, что родился на свет, а твои родители будут тебя ненавидеть. Хотя, наверное, они уже.  Такой мразью Джисон не чувствовал себя давно. Он честно верил, что всё можно решить диалогом. Без драк и угроз, но эта сволочь выбесила его не на шутку.  А дело было в том, что несколько дней назад, Хан откопал несколько бутылок вина, которые они выдули на троих. И тогда Минхо рассказал об их отношениях с Дамрёлем.  Оказалось, они встречались целый год. Старший говорил об этом легко, как о давно зажившей ране, а вот Джисону легко не было. Он начал страшно ревновать, но старался не подавать вида. Ведь причин этой ревности быть не должно. Разумеется, он как последний дебил привязался к нему. Разумеется, каждый раз перед встречей с ним Хан придумывал диалоги, судорожно подбирая слова, волнуясь, как маленький ребёнок. Но ни один этот диалог не сбывался, а стоило Минхо открыть рот или улыбнуться, как любые тревоги улетучивались из головы Джисона.  Рёль признался первым, прижал за углом и грубо поцеловал, шептал о том, что с ума сходит по Минхо и жить без него не может. Тогда издевательства от парня были лишь словами, которые, как он позже объяснил, должны были отвести подозрения от него. Целый год ужасных, токсичных отношений. Люблю-ненавижу-люблю. Они прятались по подъездам, крышам, подвалам, так чтобы никто не дай бог не догадался об их связи. В школе разыгрывали сцены ненависти, за что потом умоляли простить. Постоянно выясняли отношения. Ты сказал так, а сделал по другому. Почему ты обещаешь и никогда не выполняешь эти общения? Они выносили друг другу мозги, издевались друг над другом, как только умели. Ревновали страшно, вымещая эти чувства в засосы на шее и синяки на запястьях. А потом Дамрёль сказал, что устал скрываться. Ему надоел этот цирк и он решил выйти из игры.  Но издевательства не прекратились. А наоборот нахлынули на Минхо с новой силой.  В тот год у него умерла бабушка. Материальной, минимальной помощи они с братом лишились и были вынуждены выживать как могли. Школьную форму нужной фирмы позволить себе не могли. Первый год вообще ходили в чем придётся. Одноклассники понимали это и стебались над ними. Потом учителя все же пошли на уступки и сказали, что за хорошие оценки они выпишут им школьную форму. Что-то вроде благотворительности. Родителям, разумеется, на звонки учителей и просьбы прийти в школу было плевать с высокой колокольни.  Над братьями сначала просто смеялись, обсуждали за спиной и пускали мерзкие сплетни. Затем начали и бить. Но только делали это друзья из компании Дамрёля, потому что других могли легко исключить. Хотя учителя продолжали закрывать глаза, они же детки, сами разберутся.  Мягко говоря было хуево.  Узнав обо всем, Джисон плакал. Было ли это действие алкоголя, или он действительно так проникся их историей, но он плакал на кухне, скрывая всхлипы шумом воды. Феликс ничего не сказал, лишь обнял поперек живота, давая понять, что сейчас с ними всё хорошо и переживать не стоит.  Но Джисон переживал. И твердо решил ни в коем случае не допускать это снова. Он всем сердцем желал защитить парней. И шёл на отчаянные меры.  Он забывал о себе и своих проблемах. О том, что родители регулярно кричат друг на друга за стенкой или о том, что учеба катится к херам собачьим. Минхо пытался помочь, иногда на переменах склонялся над ним и его тетрадью, левой рукой подчёркивая ошибки.