— Что вы чувствовали, когда ваши родители сказали, что разводятся? — Ничего. Она выжидающе смотрит, молчит, даже ничего не пишет. Джисону от этого молчания неловко, оправдаться хочется, но он не знает как. — Тогда были более важные проблемы, нежели развод моих родителей. — Например? — Буллинг в школе. — В вашу сторону? — Да нет же, — бесит, — в сторону Минхо. — Вы понимаете, что вы делаете? — Прошу прощения? — Вы бежите от своих проблем, углубляясь в проблемы других. У вас же самого было не лучшее время, — он пытается что-то сказать, но она продолжает, — не перебивайте. Вы не ели, плохо спали, у вас был стресс, который вы игнорировали. Буллинг также был и в вашу сторону из-за ориентации и ваших отношений с Минхо. Неужели вам не было тяжело? — Не было. Упрям как баран. Не признает своей слабости ни в коем случае. Она лишь улыбается немного, вздыхает устало и продолжает терапию. Наверное если бы не Феликс и его просьба, Юджон бы давно опустила руки. Нельзя помочь человеку, который не ищет помощи.
***
Всё лето и всю осень парней терроризировала вся школа. Было нормально выкинуть рюкзак из окна третьего этажа, было нормально закидывать парней мячами на физкультуре, выливать на них молоко или грязную воду. Было нормально не следить за своими словами. Их ненавидели, презирали, унижали только из-за любви. Обычной любви друг к другу. Джисона это убивало. Мир не должен быть настолько жестоким. Не отказались от них только Хенджин и Сынмин. Эти парни провожали их до остановки, приходили на выходные к Хану, вместе зависали с ними в интернет - кафе. Сынмин помогал с уроками, рассказывал, как правильно нужно готовиться к экзаменам и как лучше всего запоминать материал. Хенджин молча защищал их от Дамрёля, играя на два фронта, неся на себе бремя предателя. Но он слишком сильно боялся этого парня, чтобы окончательно от него отказаться. Йеджи обижалась на него, игнорировала, бросала на Сынмина угрожающие взгляды, но всё ещё ничего не предпринимала. Зима наступила незаметно. Снова стало слишком холодно. Джисон старался дать парням свои старые куртки, пока мать не видит, но они снова и снова отказывались. Но Феликс хотя бы взял старые ботинки, потому что ходить в тех, которые когда-то купил Минхо, было уже невозможно. Старший болел. Он всё время кашлял, нос у него был заложен и голова трещала. Но ни к врачам, ни в аптеку он не шёл. Говорил, что справится сам. Не в первый раз. Джисон старался давать ему витамины, жаропонижающее и приносил в школу горячий чай. Лечил его и дома. Тёплыми одеялами, жаркими поцелуями и нежными объятиями. Феликс каждый раз фыркал, когда они просили их оставить наедине. Но ему и одному было неплохо. Джисон искренне возненавидел зиму и холода. Минхо заслуживал только самого лучшего, а не вечно заложенного носа и ужасного кашля, от которого лёгкие наружу. В середине января братья пропали почти на неделю. Они не отвечали на звонки, не появлялись в школе и не выходили на связь. Хенджин с Сынмином пытались успокоить Джисона как могли, но он всё равно ходил как на иголках. В понедельник он нашёл их на крыше, собирался наорать за то, что страшно переживал, но потом увидел это. — Это засосы? Джисон оттягивает воротник рубашки, пытаясь рассмотреть ключицы. Минхо дёргается, вырывается, отходит на несколько шагов назад. — Расчесал просто, — тихо оправдывается, пряча глаза за челкой. Феликс, присевший в нескольких метрах от них, подрывается, пытается что-то сказать, но под суровым взглядом старшего брата замолкает. — Минхо, я, по-твоему, совсем идиот? Эта ситуация начинает раздражать всё больше и больше. Раньше на нём были только синяки или ссадины. Он никогда не жаловался на физическое насилие, но фиолетовые засосы - это что-то новое. Особенно учитывая то, что они встречались. А если? Одна только мысль об этом приводила в бешенство. Ревность захлестнула Хана с головой. Он тоже встал, подошёл к Минхо вплотную, поднял голову за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза. — Нет, — тихо ответил Ли. — Тогда откуда засосы? В ответ тишина. Феликс рядом ни живой, ни мёртвый. Ему безумно страшно от такого Хана. Ведь парень для него стал лучшим другом, поддержкой и защитой. Видеть его в таком состоянии, взбешённого, еле контролирующего себя, пугало ужасно. — Хан, это не твоё дело. — А чьё? Это Дамрёль, да? Почему ты не защищался? — Я пытался! — Пиздишь как дышишь. — Сонни... — Кто это сделал? Он внимательнее изучает его одежду. Рубашка где-то порвана, где-то неаккуратно зашита, штаны грязные, изношенные. Его старые кеды так совсем убитые. А вот Феликс совсем по-другому одет. У него кроссовки новенькие и рубашка чистая, выглаженная. Джисон понять не может почему. Неужели Минхо ещё и избил отец, неужели он решил сделать ему больно, ставя выше Феликса. Мол, посмотри какой у тебя брат хороший и учится, и старается, а ты шляешься хер пойми где. Или всё же компания Дамрёля перешла все границы? — Хан... — Не лезь, Феликс, — цедит сквозь зубы старший брат. Ледяной ветер путает волосы, взгляд такой же как и в первую встречу. Никаких эмоций. Никакой слабости. Джисон для него теперь тоже враг? — Хочешь бить — бей. Но не смей мне указывать как жить, ясно? Хан от этого задыхается возмущённо. В глазах злые слёзы, челюсть сжата так, что на внутренней стороне щеки остаются следы. Минхо смотрит на его кулаки, опускает голову, закрывая глаза, готовясь к ударам. И Джисон бьёт. Бьёт его снова и снова. Ненавидя всем сердцем, его, себя и младшего брата, который пытается оттащить его. — Сколько можно, Минхо? — он орёт на него срывая голос, — сколько, блять, можно! Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ты бессердечная сволочь. Феликсу тоже прилетает локтем по брови, он морщится, но продолжает обнимать Хана поперёк живота, пытаясь оттащить. А Минхо на них смотрит также презрительно, как на Дамрёля. Вот только теперь в этом взгляде столько боли, столько отчаяния. Самый близкий человек, которому он смог довериться, которому он открыл и сердце, и душу, тоже бьёт его. Бьёт ещё беспощаднее, намного сильнее и хуже остальных. — Успокоился? — шепчет. Джисона этот шёпот до мурашек пробирает. Пройдя через столько трудностей, выдержав столько боли, он сломал Минхо одним поступком. Они стоят друг напротив друга, пожирают взглядами и ждут, кто не выдержит первым. А первым сдается Феликс. — Хан, — всхлипывает он, — хён не виноват. Он меня защищал. Они меня хотели... Он срывается на истеричные рыдания. Страшное слово изнасиловать остаётся непроизнесённым. Но Джисон понимает, что случилось. Понимает, что происходит. И это убивает ещё сильнее. Его первую любовь, мальчика с самым добрым сердцем, изнасиловали ублюдки из компании Дамрёля. Он защищал Феликса, подставился сам, а потом получил ещё и от него. Вместо поддержки, понимания любви, он взбесился из-за новых синяков, не разобравшись в ситуации. Если бьют, бей в ответ. Он мог защищаться, когда на кону стояла только его жизнь. Но когда это касалось Феликса, Минхо готов был отдать всё. Он любил брата слишком сильно и не хотел, чтобы тот проходил через то же, что и он. Минхо присаживается на корточки рядом с братом, обнимает его и тот плачет ему в плечо. Джисона трясёт то ли от холода, то ли от боли в груди. Он не простит себя за этот срыв, ни за что и никогда. Он будет жрать себя изнутри за то, что сам причинил боль тому, кого любит больше всех на свете. Если я полюблю человека, то сделаю всё возможное, чтобы он был счастлив. Со мной или без меня, главное, чтобы он был счастлив. Вот так, Хан? Так ты делаешь его счастливым? Избивая по сломанным ребрам? Он срывается вниз с крыши, бежит перепрыгивая через несколько ступенек, адреналин бьёт по мозгам. Джисон находит их на первом этаже, на скамейках, сидящих так, словно им принадлежит весь этот чёртов мир.
