Он пытался найти выход

5

На работе нагрузка была ужасной. Но она не сравнится с той щемящей болью, которую он ощутил, когда эта девочка с карими глазами осталась после урока.  — Извините, учитель, можно с вами поговорить?  Она выглядела ещё более хрупкой, чем в начале года, совсем крохой. Джисон улыбнулся и позвал её в учительскую, заварил ей чай и предложил конфет. Ему пришлось написать учителю математики, что Суджин не будет.  — Мне больно, — начала она тихо, — я хочу всё это прекратить.  — Прекратить что?  — Не знаю, — на глазах слёзы, — издевательства, боль, всё...  Кружка дрожит в её тонких руках. Джисон понимает, что не позволит этому произойти, ни в коем случае он не потеряет ещё одного человека в своей жизни просто из-за своего безразличия. Он выслушивает её. О том как родители давят, о том что у неё совсем нет друзей, ведь после школы она едет к репетиторам, занимается до одиннадцати-двенадцати ночи, а потом ещё делает уроки. Над ней смеются одноклассники. И она уверена, что никому до неё нет дела.  Как Хан находит нужные слова он и сам не знает. Но то, что девочка улыбается ему, а в ее глазах появляется радостный блеск говорит о многом. Он рассказал ей о Феликсе, сказал, что над ним тоже издевались в школе, но теперь он вырос, у него есть свой бизнес, куча друзей и знакомых, которые искренне его любят. И тот опыт, который он получил в школе, помог ему в будущем стать сильнее.  Он дарит ей этот огонек надежды на светлое будущее. А потом помогает найти друзей. Специально выискивая таких же одиноких, брошенных всеми, никому ненужных детей. Он организовал кружок по истории, правда от самой истории там было одно только название. Они собирались каждую пятницу, обсуждали что-то интересное, становились ближе. А потом Джисон понял, что больше не нужен этим деткам. И больше никто их не обидит. 
***

***
  Минхо обнимал его со спины, положив подбородок на чужую макушку, сжимая руку на страшных моментах в фильме.  Весна была похожа на лето, жаркая и солнечная. Не то чтобы это было плохо. Если на улице тепло, значит, и Минхо болеть не будет. И мёрзнуть не будет тоже. Только из-за него Хан полюбил лето. А ещё летом можно было отдохнуть, побыть рядом, обниматься целый день.  У Джисона сердце каждый раз заходилось в бешеном ритме, когда парень неосознанно касался губами его уха, вызывая мурашки по всему телу. Хотелось и попросить остановиться, и не останавливаться вовсе. Он укладывает Ли на спину, нависает сверху, вглядываясь в черты лица. Куча маленьких шрамов, которые с первого раза не разглядишь, которые напоминают о том, что не всё так хорошо, как может казаться. Джисон ненавидит каждого, кто когда-то причинял ему боль. Смотрит на милую родинку на носу, складку между бровей, на хитрый прищур лисьих глаз.  — Что делаешь, — шепчет.  — Любуюсь, — так же тихо отвечает Хан.  Сколько раз они целовались в тот вечер, Джисон и не знал. Не считал и не собирался этого делать. Он был уверен, что у них впереди слишком много времени, чтобы повторить такой вечер. А ещё он был уверен, что только из-за Минхо поступит в институт в этом городе, останется здесь жить, разумеется, только вместе с ним. И даже если отца снова отправят в другой город, он с ними не поедет. Уже большой мальчик, сам разберётся.  Но под утро Минхо решил всё испортить. Он надел маску безразличия, которая так часто была на его лице, когда его избивали или унижали.  — Нам надо расстаться.  — Нет.  — Хани, послушай...  — Мне плевать, кто что скажет. Я от тебя не откажусь.  — Это моё решение, я так хочу, — не дрогнувшим голосом сказал Ли, — ты мне больше не нравишься.  — Пиздишь как дышишь, Минхо.  — Я пошёл.  — Нет, постой, — Джисон хватает его за рукав, злость тихо начинает закипать внутри его, — знаешь что, невероятно благородный джентльмен? Меня заебало, что ты строишь из себя хер пойми что. Почему ты не можешь просто дать тебе помочь, почему всегда нужно быть жертвой обстоятельств и делать хуже себе? Почему?!  — Не ори на меня.  — Я буду орать! И знаешь почему? Потому что это невыносимо...  — Невыносимо что? Встречаться со мной? — холодно начал атаковать Минхо, — почему? Потому что я ебаный пидор, да? Что-то из серии это не я гей, а мой парень.  — Что за бред ты несёшь, сам вообще себя слышишь?  — А может, тебе невыносимо, потому что у меня куча проблем? Я предупреждал тебя с самого начала. Или ты меня не любил ни тогда, ни сейчас? Да? Не любил же? Ни-ког-да.  Каждое слово как пощёчина, как колотая рана в области сердца. И Хан не знает, что задевает сильнее. Его тон, интонация или смысл фраз. Минхо берёт свой рюкзак, кидает на прощание увидимся в школе и оставляет Хана с болью в сердце и слезами на глазах. Он ведь действительно любил его. Готов был на всё ради этого парня. Терпеть унижения и издевательства, каждый раз подставляться под кулаки вместо него, а лучше набить ебала всем, кто посмеет обидеть Минхо. Но почему-то старший этого не видел.  Когда он уходил было три часа утра. И до самого выхода в школу Джисон не мог сомкнуть глаз, как бы ни старался. Каждый раз, закрывая их, в голове всплывало это выражение лица. В разных обстоятельствах и разные периоды времени. Один и тот же взгляд. Одна и та же интонация. Больнее всего было вспоминать самый первый раз.  — Нравится шоу?  Эта фраза, как испорченная пластинка, заела в его сознании, повторяясь снова и снова.  А когда он шел в школу у него случилось дежавю. Но в этот раз Минхо не молчал, и, кажется, не хотел затыкаться.  — Бей! — смеялся он, — давай, Дамрёль! Замарай и свои руки, нечего прятаться за спинами этих дебилов!  — Что ты сказал, сука?  И вот Дамрёль убирает телефон в карман, за горло прижимает Минхо к стене, отрывая от земли. Парень задыхается, но не оставляет попытки сказать ещё что-нибудь.  — Это все что ты можешь? Моя бабушка дерётся лучше, а она мертва!  Этот ужасный хриплый смех в перемешку с кашлем и болезненным стоном. Джисон хочет сорваться, подойти и набить ебала всем присутствующим, но держится из последних сил. Его гордость этой ночью задели всё же слишком сильно. Но и смотреть он больше не может. Это его дело. Всё что касается Минхо его дело. Он не может это оставить просто так.  — Ты жалкое ничтожество, — начинает Рёль.  — Больной ублюдок, чтоб ты сдох, — перебивает Минхо, — ты никому не нужен, тебя никто и никогда не полюбит по-настоящему. Потому что такую мразь, как ты, любить невозможно. Ты отравляешь жизнь всем вокруг. И твое место на помойке или в могиле. Я выучил всё, что ты однажды говорил, можешь не утруждать свой крохотный мозг.  Его ставят на колени. Дамрёль с ноги бьёт по лицу, заставляя упасть, шепчет, что его место на дне и нигде ещё. Но его тираду прерывает вой сирены. У Минхо смекалка срабатывает быстрее, поэтому он шатаясь бежит за другой дом, прячась в подъезде. Парни же убежать не успевают. У учителей сегодня будет много проблем из-за этих отморозков. Выждав пятнадцать минут, Минхо, хромая идёт в школу, чтобы отмыть кровь.  В туалете кто-то громко блюёт, стонет между приступами, громко всхлипывает. Но Минхо плевать. Он водой пытается отмыть пыль с земли на одежде. Кровь на рубашку чудом не попала. Нос болит ужасно, ребра ноют, как в прочем и всё тело, но это не страшно. Это намного лучше той душевной боли, что грызет изнутри.  Он так устал от этого. Устал не быть собой. Устал постоянно прятаться. О том, что он гей, знали лишь три человека. И никто больше. Минхо очень сильно боялся, что если узнают, то отреагируют отрицательно. И тогда поводов для издевательств станет лишь больше. Но он решил для себя уже давно, если кто-то узнает, на дно он пойдет с Дамрёлем. С человеком, из-за которого все его проблемы. Он опустится вместе с ним или даже ниже, заставляя чувствовать то, что он чувствует всегда. Этот страх, боль и разочарование. Пусть знает, каково ему.