1942

1

Петля.
2 года назад.

Пить зелья для восстановления памяти - так себе идея. Особенно темномагические. Особенно собственноручно сваренные по скорректированному рецепту. Гарри этого не одобряет, но Том хочет получить ответы любой ценой. Может вместе с ними придут кошмары. А может жуткая мигрень длинной в сутки. Этого он не знает, но, укладываясь на плечо Поттера, непроизвольно жмётся сильнее.

***************

Конец декабря в Хогвартсе всегда спокойный. Во всяком случае за все четыре года никто из слизеринцев с его курса ни разу не остался на зимние каникулы в школе. Тома это несказанно радовало. Снующие тут и там, ничем не занятые представители других факультетов раздражали меньше обычного. И даже оставшиеся грифы, способные в количестве пяти штук создать шум уровня мирового чемпионата по квиддичу, вызывали гораздо более ленивое, чем обычно, желание отравить их за завтраком, дабы насладиться чужими конвульсиями за чашкой горячего шоколада. Не то чтобы Риддлу не случалось делать что-то подобное... Но яды требуют ингредиентов. Стащить которые из кабинета зельеварения можно в ограниченном количестве. А тратить и без того почти отсутствующие наличные на покупку абсурдно. Поэтому травятся ученики, а порой и учителя, редко. Выборочно. И так, чтоб никто не подкопался. В остальное время Том предпочитает использовать магию. А если противник из тех, на ком лучше не оставлять следов магического воздействия, то его всегда можно по-маггловски избить в туалете. А потом залечить видимые повреждения и популярно объяснить, что это только разминка. Правда после первого курса этот навык пригождался настолько редко, что Риддл успел даже немного соскучиться по нелепой рукопашной.
Первый курс начался странно. Отбитый мужик, спаливший коробку с добычей, и правда оказался профессором в школе магии. Что, к огромному сожалению Тома, свело к нулю шансы выследить его дом, дождаться пока напьется и пройтись по глотке лезвием. Все-таки Тому было почти двенадцать. И он хорошо знал как попасть в селезенку, как перерезать сухожилия и как устроить алый фонтан из подключичной артерии.
А вот замок буквально заставил сердце пропустить удар. Позже он так и не мог понять чем именно. Нет, не видами, хотя они и были прекрасны. И не магическими штучками, поражающими воображение воспитанного магглами ребёнка. Только спустя почти 50 лет, пережив несколько войн, смерть и воскрешение, он смог найти этому определение. Магия. Магия Хогвартса не просто приняла его. Она его обнимала. Касалась щеки. Перебирала волосы ветерком. Согревала руки неожиданно тёплыми, несмотря на промозглый осенний вечер, камнями стен. Тогда он не понял, потому что сравнивать было не с чем. Но решения одиннадцатилетний Том принимать умел. Едва выйдя из лодки, он повертел головой по сторонам. Вдохнул пропитанный волшебством воздух и, окинув взглядом замок, решил:
[Мой.]
Впрочем, дальше началась часть более неприятная. Шляпа зачем-то спихнула его, полукровку, в Слизерин. Позже, вспоминая тупое распределение, Риддл досадливо задавался вопросом почему не Когтевран. Несмотря на парселтанг и вполне слизеринскую хитрожопость (к слову, без оной в приюте мелкий академический гений, а, следовательно, "подменыш" и "дитя дьявола" по логике воспитательниц, до Хогвартса не дожил бы). Однако, научные изыскания и древние манускрипты манили его куда больше, чем более приземленные науки Слизерина, ставшего, после запрета Тёмных Искусств, странной помесью факультета медиков и политиков.
"Самые умные попадают в Когтевран" - эту фразу он услышал краем уха в поезде. И теперь чувствовал себя несколько уязвленным. Хотя про Слизерин говорили, что там можно "достичь величия". [Величие это хорошо.] - здраво рассудил Том. - [У великих всегда есть свой дом, своя библиотека и еда три раза в день. Или больше. Если захочется.]
Впрочем, даже полвека спустя, Риддл так и не понял в чьей нездоровой башке родилась идея распределять факультеты по чертам характера, а не по способностям и интересам. Рождественские каникулы почему-то часто оказывались для него переломным моментом.
Первое полугодие первого курса его ненавидели и презирали буквально все. Отбитый декан Львятника умудрился внести в травлю свой маленький, но весомый кнат. Не потрудившись удержать за зубами болтливый язык. В результате чего слухи о его полукровном происхождении расползлись по школе в первый же месяц. Впрочем, ничего хорошего он и не ждал. На каждый паскудный комментарий отвечал двумя не просто язвительными, а по-настоящему ранящими. От убогих заклинаний однокурсников, выучивших кое-что по мелочи ещё дома, уворачивался интуитивно (не сложнее, чем шнырять в развалинах под обстрелом), а особо отличившихся жестоко бил в укромных уголках. Не трогая лицо и руки. Чтобы не возникало лишних вопросов со стороны. А за попытку избить его вчетвером, располосовал недоволшебников банальным маггловским лезвием. Пригрозив напоследок создать им нерешаемые проблемы, если его хотя бы накажут за это. А уж если исключат... Не то чтобы до разумов мелких мажориков дошёл ход его мысли, но связь между "Если меня выгонят, устрою такое..." и "ваши всратые чистокровные папаши вас в толчке к хуям утопят со стыда" они уловили отчётливо. Буйство резко пошло на спад прямо перед рождественскими каникулами. Когда парень, нахамивший Тому на трансфигурации, на пустом месте слетел с поворачивающейся лестницы, переломав все, что можно. Настолько, что стандартный Костерост оказался недостаточной мерой. И его отправили в Мунго, а потом на домашнее обучение до конца года. Несмотря на то, что навернулся он у всех на виду, на Риддла весь Слизерин и большая часть других факультетов долго смотрели нехорошим взглядом и чуть ли не плевали через плечо. Но рыпаться уже не решались. Ирония была в том, что, в отличие от поножовщины, небольшого пожара в спальне и щепотки кристаллов марганцевокислого калия* в тыквенный сок однокурсников (Тома ужасно развеселил тот факт, что волшебники используют его для магических фейерверков и совсем не знают, скажем так, иных способов применения), к падению неудачника Риддл причастен не был.
Второй курс прошёл уже больше в словесных и иногда магических стычках. К третьему учеников настиг переходный возраст.
А Тома Риддла настиг ад.
Гормоны ударяли в пустые (в этом он готов был поклясться магией хоть перед Визенгамотом) головы сверстников с силой крепчайшего огневиски. С ним жаждали заговорить. Подружиться. Пожать руку. Для начала. Правда паршивых шепотков за спиной от этого не убыло. Скорее наоборот. Но хотя бы из их фанатизма стало возможно извлекать пользу. Вот только прикосновений он не терпел. Даже малейших. Но тут здорово выручал разрытый в Запретной секции круциатус.