Мальчик, который приходит сюда плакать

Глава четвертая.

Малфой сегодня не остался в Хогвартсе.
Собрав все самое необходимое, он, успев нагрубить Крэббу и Гойлу, решившим
по глупости спросить его, куда он направляется, отправился в Мэнор. Да, это
было сродни самоубийству. Отец наверняка все еще был в ярости или еще хуже -
в отчаянии. Отчаянии угодить Темному Лорду.
Все это началось слишком давно, чтобы сейчас пытаться понять и
проанализировать происходящее. Драко казалось, что так было всегда. Самой
главной задачей в роду Малфоев, начиная от первого поколения, было рождение
идеального наследника, продолжение потрясающего рода могущественных
волшебников. С этим, разумеется, трудно было спорить, и идея казалась Драко
вполне осмысленной, только вот слишком идеализированной. Впрочем, его с
самого детства учили этому: быть лучшим во всем, быть идеальным. Хотя Драко
Малфой едва ли оправдал надежды своих предков.
Он мог бы быть лучшим, он старался быть лучшим, но всему помешал Поттер.
Чертов мальчик, который выжил, зазнавшийся придурок, извечная
отвратительная троица и талант, которого не было у самого Драко. Впрочем,
изначально он списывал все на везение. Да, Поттер был просто счастливчиком,
везунчиком, но он едва ли прилагал усилия к своему успеху. Драко прилагал,
только вот их всегда было недостаточно.
Люциус никогда не был доволен сыном, он ни разу не сказал, что Драко молодец,
просто потому, что старается. Разумеется, тогда еще совсем маленький Малфой
принимал это так же идеализированно, как его учили всегда. Он стискивал зубы,
сжимал руки в кулаки, старался изо всех сил, но не мог. От этого Драко еще
больше винил себя, пока не нашел другой способ. Драко и сейчас прекрасно
понимал, что его «превосходство» и успех, которых он все же смог достичь за
счёт авторитета и денег отца – всего лишь иллюзия, которой достаточно было
лишь одного слова, одного щелчка пальцев...
...чтобы превратиться в пепел.
Но он закрывал на это глаза, когда мог быть похожим на своего отца. Когда
тупоголовые слизеринцы боялись его, прятали взгляд и делали все, что Драко
мог пожелать. К такому, конечно, быстро привыкаешь. И Малфой-младший
впервые смог просто наслаждаться, и, подталкиваемый тогда еще юношеским
максимализмом, решил показать Поттеру, что он не хуже, что он тоже может
быть лучшим.
Поттер всегда был проблемой для Лорда. Драко знал это и, будучи ярым
ненавистником "героя", с удовольствием заявил о своем желании приложить
руку к его смерти. Он был слишком глуп и слишком уперт. Мысль о том, что
плохо будет Поттеру, окрыляла его, и он совершенно не думал о том, что плохо
будет всем.
Драко всегда слушал своего отца.
И когда Люциус дрожал от страха, сидя с Лордом за одним столом, он тоже боялся. Малфой был уверен, что отец всегда прав, ведь у него получилось стать
идеальным. Настоящий аристократ, вселяющий людям страх перед своими
возможностями. Так всегда думал Драко. Таким он видел своего отца и слепо
следовал его убеждениям.
Так его учили.
Однажды Паркинсон сказала Драко, что он глупый. Еще в детстве, когда они
были друзьями. Панси говорила, что Люциус не любит своего сына, и Драко
тогда сильно разозлился.
Как эта дура Паркинсон могла говорить так о его отце!
Разумеется, тот узнал мгновенно, и с тех пор Драко и Панси не были друзьями.
Малфою понадобилось пять лет, чтобы понять, что чертова Паркинсон была
права. Когда Драко исполнилось пятнадцать, отец впервые избил его, по–
настоящему. Драко тогда, кажется, получил «неудовлетворительно», и Люциус
готов был уничтожить осквернителя рода, никчемного, тупоголового мальчишку.
Нарцисса заступилась за сына, но едва ли смогла остановить Люциуса. Впрочем,
маме Драко тоже досталось, но если для Драко это был первый раз, то для
Нарциссы...
Однако страх перед Люциусом был сильнее. По крайней мере, у мамы, и именно
она убедила Драко в этом. Малфой молчал, терпел, когда отец бил его, но
каждый раз срывался с места, пытаясь успокоить Люциуса, когда дело касалось
мамы. Однажды Драко даже ударил его. В тот день он едва остался жив. Люциус
стал монстром. Впрочем, скорее всего, он всегда был им. Драко не помнил, чтобы
когда–то было иначе.
Однако он прекрасно помнил, как прятал под одеждой очередные синяки.
А потом, когда Драко исполнилось шестнадцать, он решил, что больше не может
так. В тот день Малфой высказал отцу все. А напоследок, чтобы окончательно
заморозить потемневшие от гнева глаза, отказался принять метку.
Да, он сделал то, за что его могли, а скорее даже, несомненно, убили бы.
Рано или поздно...
Люциус сказал тогда, что он просто жалок, и Драко отчего-то винил в
произошедшем Поттера. Хотя в этом и был определенный смысл. Ведь именно
из–за «золотого» мальчика Люциус с гордостью, в очередной раз, согласился
служить Лорду, и это вынужден был сделать Драко, именно из–за него сам
Малфой не мог стать лучшим, именно из–за него Люциус никогда не гордился
своим сыном.
Разумеется, Драко понимал сейчас, насколько глупыми были подобные
убеждения, но продолжал винить Поттера тогда.
Так было проще...
В тот день он впервые прибежал в туалет на втором этаже, слабый, в слезах. Он
чувствовал себя ничтожеством, которое не было способно ни на что. Чертова Миртл оказалась совершенно ненужным собеседником, который, на удивление
Малфоя, стал полезным и необходимым. Драко не знал, с чего вдруг решил
довериться ей, но это оказалось так просто сделать. С тех пор он приходил туда
чаще. Девушка слушала его, не решаясь вставить слово, до одного дня... В тот
день, когда о решении Драко узнал Темный Лорд, тот был в гневе, и гнев этот
пришелся на отца Драко.
Впрочем, Люциус довольно быстро отыгрался на сыне.
Драко вновь пришел к Миртл, готовой выслушать его, но вид Малфоя привел ее в
ужас, и впервые она позволила себе сказать что–то. В этот же день появился
Поттер.
Ничтожество.
Мерзкий.
Отвратительный.
Поттер.
Малфой тогда был в ярости. Его видел слабым именно он. Тот, перед кем Драко
не имел права быть слабым, тот, перед кем он должен был быть лучшим.
Но окончательно уничтожила все внутри фраза, которую упертый, не желавший
уходить, Поттер сказал Драко. То же самое, что и Панси когда–то. Но теперь
Драко знал, что отец его не любит.
Знал.
Он уже почти соорудил эту стену вокруг себя.
Защиту от Поттера.
Привычное безразличие, позволявшее быть сильным, быть слизеринцем, быть,
черт возьми, Малфоем. Но в один момент чертовому "герою" удалось все
разрушить, достаточно было лишь взять Драко за руку.
Черт, до чего же жалко и мерзко быть настолько слабым.
Драко тогда стал отвратителен самому себе за то, что не хотел отпускать руку
Поттера. Он хотел как можно дольше чувствовать это тепло и заботу. Да, его
никто никогда не держал за руку. Никто никогда не хотел поддержать его... так.
Малфою, впрочем, огромным усилием воли удалось тогда не растерять
последние мозги. Только вот он опять же повел себя как трус. Он просто сбежал
от Поттера.
На следующий день Малфой не пошел на занятия, потому что эти чертовы
синяки не скрывала даже одежда.
Слизеринцы, разумеется, видели его, только вот Крэбб и Гойл смогли добиться
полного молчания. Когда Снейп вызвал Драко к себе, Малфой отчего–то уже
знал, что им все известно. Он не сомневался, что Поттер, движимый «благими» намерениями, все разболтает.
Только вот... Поттер не делал этого.
Драко поверил ему, стоило посмотреть в глаза. Поттер никогда не умел лгать.
Первоочередной задачей тогда стало узнать, кто же разболтал обо всем.
Впрочем, Снейп знал немного, судя по его вопросам. Он тонко и деликатно
пытался узнать о том, как дела у Драко дома. Малфой тогда хотел рассмеяться
ему в лицо. Разумеется, Снейп знал, в чем дело. Он же один из пожирателей.
От поисков «преступника» Малфоя тогда отвлек Поттер. Он застал его в
библиотеке тем же вечером, и внутри все похолодело при виде того, как Гойл с
отвратительно перекошенным лицом пытается нанести очередной удар.
Впрочем, в этот раз Драко был умнее. Он ничем не выдал себя, хотя и, кто бы мог
подумать, он не хотел, чтобы Гойл продолжал... Он видел это отвратительное
выражение, слишком похожее на Люциуса.
Поттер тогда вновь оказался удивительно «благодарным». Он не сказал
«спасибо», хотя Драко считал, что он должен был стоять перед ним на коленях.
Поттер, очевидно, храбрился, недооценивая силу двух идиотов. Он язвил в ответ,
строил из себя этого чертового героя.
Придурок. Какой же придурок.
А потом из себя Драко вывела очередная фраза. Несколько слов. Простых слов.
Твои родители не любят тебя...
И в этот момент внутри что-то перемкнуло.
Драко настолько разозлился от того, что чертов Поттер смог так легко найти в
нем слабое место, что он видел его слабым, что единственным выходом было
дать волю эмоциям. Глаза застлала пелена гнева. Драко не соображал, что
делает, точнее, не позволял себе соображать. Он не должен был казаться
слабым. Слабым. Слабым... Это слово стучало в висках, побуждая его причинять
боль, делать слабыми других.
Он очнулся только тогда, когда очередные слова прорезали сознание.
Наваждение мгновенно исчезло, и ему на смену пришло отвращение.
Отвращение к самому себе. И этот мерзкий Поттер вновь оказался прав. Драко
был ничем не лучше Люциуса в тот момент.
А затем Поттер вновь решил поддержать его. В один миг это тепло и голос,
тихий и виноватый...
Малфой забыл, как дышать, позволяя себе чувствовать приятное покалывание от
прикосновения теплых пальцев, и бешено бьющееся сердце, от сжатой через
мгновение ладони. Он скользил взглядом по лицу Поттера, пытаясь понять,
жалость это или действительно стремление помочь? Мысль о том, что это
обычная жалость делала Драко еще злее: он не хотел, чтобы еще и Поттер
издевался над ним... Только вот Поттер, очевидно, не издевался. В его голосе
звучало сожаление, да, но еще и надежда. Надежда на что? На то, что Малфой не станет злиться?
Неужели это было так важно для него?
Драко тогда словно завис.
Рваный ритм сердца заставлял все тело дрожать. Он все смотрел в глаза Гарри,
выискивая там ложь, подозрение, скрытый смысл, но сталкивался лишь с
честностью, которая обескураживала Малфоя.
Он оторвался от глаз Поттера, чтобы позволить себе подумать, что делать с этой
честностью. Он чувствовал, как тепло от ладони Гарри разливалось по всему
телу, и вдруг захотел почувствовать больше этого тепла. От осознания того, что
он хотел обнять его, все внутри перевернулось, и лучшей защитой стала
очередная возведенная в сознании стена. Впрочем, здесь Драко тоже было
нечем похвастаться. Он в очередной раз сбежал.
Сбежал от Поттера.
Малфой испугался тогда. Достаточно сильно, чтобы стена в сознании окрепла.
Неужели он настолько жалок, что нуждается в поддержке человека, которого
ненавидит? Ничтожного, Мерлин, Поттера! Эта мысль оказалась достаточно
мощной, чтобы вызвать отвращение, вернуть привычную холодную ненависть к
человеку, который был виноват во всем.
Также закрепить эту мысль помог "круциатус". О да. Темный Лорд довольно
изобретателен в своей убедительности. Драко узнал это на собственном
примере. Тогда он не хотел идти на занятия, но и не хотел вызывать подозрения.
Малфой продолжал вести себя как полный ублюдок, и каждое брошенное в
сторону Гарри слово отпечатывалось в сознании высокомерным «ты все делаешь
правильно», хотя внутри и было что–то...
А потом они вновь оказались наедине.
И эта гребаная стена рухнула от одного только взгляда в зеленые глаза. Опять
эта честность. Она мешала Драко отрицать желание Поттера поддержать его...
Он понимал, что Гарри хотел помочь, переступил через вражду и просто хотел
помочь... А потом, в тот момент, когда он увидел синяки на теле Драко, Малфой
надеялся встретить во взгляде Поттера жалость. Тогда он мог спокойно
вздернуть подбородок, убеждая себя, что все правильно, но в глазах Гарри была
забота.
Мерлин, забота!
И Малфой тогда понял, что сдается...
Подозрительная фраза, брошенная Гарри, вызвала спустя несколько часов. Он
сказал «они», и внутри у Драко все холодело от мысли, что Поттер знает, кто
сделал с ним все это. Он решил, что обязательно должен выяснить, что знает
Гарри, выяснить, чтобы воспользоваться этим. Именно так говорил себе Малфой.
Именно это привело его тогда к Поттеру. Они пересеклись не случайно. Драко,
получив приглашение на вечеринку, совершенно не собирался идти туда, но он
знал, что эта когтевранка - подруга Поттера, а значит, он тоже должен быть там.
Правда, найти Гарри оказалось не так–то легко... Малфой к тому времени успел
выпить несколько стаканов, чувствуя, как от алкоголя начинает болеть голова.
Это вызывало раздражение, он ведь должен быть сосредоточен и внимателен.
Поттер, впрочем, тоже трезвостью не блистал. Он сидел на кресле, откинув
голову назад, и Драко повременил немного, прежде чем нарушить этот момент.
Отчего–то он чертовски дрожал.
Это злило.
Безумно.
Их разговор с Гарри был странным. Нет, Малфою не удалось ничего выяснить,
впрочем, как и Поттеру. Он задавал глупые вопросы, ответы на которые Драко
мог дать с трудом. Он врал. Нагло врал, но Малфой умел это чертовски хорошо...
В этот раз в глазах Поттера были немножко другие эмоции. Под слегка
потемневшими зрачками скрывалась надежда, но Драко не мог понять, в чем
был ее смысл... Он лишь старался не забывать об истинной цели своего визита до
тех пор, пока кончики пальцев Гарри не коснулись его кожи.
И все разрушилось. В очередной раз.
Малфой позволил себе еще немного поискать в глазах Поттера жалость, но
слова, произнесенные Гарри, заставили Малфоя навсегда убедиться, что его
попытки тщетны. Да, Драко Малфой любил лишь свою маму, но слова Гарри о
том, что Драко никого не любит, заставили вновь почувствовать отвращение к
себе. Только вот в лице Поттера он этого отвращения не видел, и когда Гарри
коснулся его губ, то безумно захотел чувствовать больше этого тепла. Он не
знал, почему именно поцелуй, но Драко казалось в тот момент, что губы Поттера
такие же теплые, что так он может быть ближе, и чувствовать то, что чувствует
он, чтобы окончательно убедиться, что Гарри не испытывает жалости.
Гарри и не испытывал...
Драко понял это, когда почувствовал дрожь его тела, а потом...
Он ушел, а прямо сейчас уже стоял у дверей Мэнора, обещая себе подумать над
причинами позже...
                           ***
- Замолчи!
Крик отразился от высоких стен Мэнора и угас где–то в сознании Драко. В
тщетной попытке сделать вдох Драко упал на пол, и пальцы вцепились в
холодный кафель. Внутри все горело, но вместе с тем от интонаций, звучащих в
голосе Темного Лорда, холодела каждая клеточка тела. Разумеется, до тех пор,
пока Драко мог различать звуки.
– Люциус, ты невозможен в воспитании своего сына, – это было последнее, что
закрепилось в сознании, затем в глазах потемнело, и Малфой часто заморгал, пытаясь избавиться от наваждения, но не вышло. В следующее мгновение звуки
стали совершенно неразличимы, и последнее, что услышал Драко – был крик
того, кому безумно страшно и больно, и что–то подсказывало Малфою, что этот
крик – его собственный.
Драко резко пришел в себя, жадно глотая воздух. Он поднялся на ноги, стараясь
прийти в себя, но голос Лорда все еще слишком отчетливо звучал в голове, а
боль, растекающаяся по всему телу, заставляла дрожать. И Драко буквально
трясло. Как чертового слабака и труса, который пытается восстановить дыхание,
глядя на стакан виски в своих руках и намертво вцепившиеся в него пальцы.
Один из новых домовиков тут же материализовался перед ним.
– Проваливай, – даже голос Малфоя дрожал, хотя Драко и старался, чтобы тот
звучал как можно строже.
– Аргос слышал крик, сэр. Аргос подумал, что что–то...
– Я сказал, проваливай, – на этот раз голос звучал почти уверенно, и этого
оказалось достаточно, чтобы назойливая падаль исчезла. Малфой резко
выдохнул, вновь опускаясь в кресло.
– Домовики заслуживают большего почтения, Драко.
От этого строгого и холодного тона внутри все напряглось. На мгновение Драко
захотелось просто сбежать, оставив позади эту глупую идею – наведаться домой.
Впрочем, с него и так было достаточно трусливых поступков. Поэтому Малфой
откинулся на спинку кресла, залпом допивая остатки виски.
– ...и остальные в этом доме тоже, – Нарцисса добавила это, подходя к Драко
достаточно близко, чтобы забрать из его рук стакан. – Я полагаю, тебе
понадобились какие–то вещи?
– Как давно Малфои начали уважать чернь? – Драко хмыкнул, игнорируя попытки
матери добиться от него достойного поведения. Слишком много глупых, никому
ненужных правил для людей, которым плевать друг на друга. – Не бойся. Я не
задержусь.
– Твой отец будет с минуты на минуту, – тон Нарциссы все еще оставался до
раздражения вежливым, отчего сам Драко начинал злиться.
– Думаешь, он не будет рад видеть меня? – на лице отразилось наигранное
удивление и привычная ухмылка. Драко все же поднялся на ноги. На лице
матери промелькнуло разочарование, и Малфою стало жутко от этого
выражения. – Собственно, как и ты.
Последние слова сорвались с губ непроизвольно, но Драко не жалел о них.
Только вот какой толк? Все равно что биться головой об стену. Его мать всегда
будет предана отцу, как покорная, вечно молчащая ручная собачка, готовая на
все ради своего хозяина.
– Ты должен радоваться, что остался жив.
– Поверь, я не просил об этом, – Драко чуть вздернул подбородок, глядя в глаза матери. – И даже если бы стал, то точно не у него.
В следующее мгновение голову пронзила резкая боль, а звук удара от пощечины
отразился где–то внутри. Малфой рефлекторно дотронулся пальцами до
пылающей щеки. На лице Нарциссы на мгновение проскользнула ярость.
Разумеется, дело ведь касалось ее хозяина.
– Ты... – ей не хватило воздуха, а рука так и замерла в воздухе для еще одного
удара. – Как ты смеешь говорить так? Если бы не твой отец, то ты давно бы был
мертв. Лорд... – она произнесла чуть тише. Это, скорее, инстинктивное, – ...убил
бы тебя.
– И дело вовсе не в страхе за свою жизнь, а в огромной любви ко мне, – Драко
хмыкнул, делая шаг назад, дабы избежать еще одной пощечины.
– Ты жалок, Драко... – вновь эти нотки разочарования появились в голосе матери.
– Я не могла воспитать такого труса.
– О, не переживай, это просто наследственное, – на этот раз ухмылка стала
шире, а звон от разбитого стакана отразился от стен поместья. Драко
рефлекторно перевел взгляд на кучку осколков, рассыпанных по кафелю.
– Поторопись.
Он вновь поднял взгляд на маму, а сказанное ею застряло где–то внутри.
Драко сделал еще один шаг назад, поворачиваясь спиной к Нарциссе.
                           ***
– Все потому, что ты совершенно не умеешь пить, Рональд Уизли... – упрек в
голосе Гермионы вызывал улыбку. Оба юноши с удивлением смотрели на нее.
Рон совершенно не знал меры, так что спорить не собирался. Это Гарри и
Гермиона поняли еще вчера, когда очередные выходные в Хогвартсе
превратились в небольшое уютное веселье с выпивкой и глупыми играми.
Впрочем, Гарри рад был отвлечься и расслабиться...
Но выражение лиц друзей, когда он начал настаивать на алкоголе, стоило
заколдографировать на память.
— Почему похмелье только у меня?
Дружный смех заменил ответ на вопрос Рона. Гарри поднялся с постели и сел
рядом с другом, опуская руку ему на плечо.
– Даже после дня рождения Луны я не чувствовал себя как слизняк,
раздавленный гиппогрифом.
– Рон! – на лицах друзей появилось отвращение.
– Мог бы и избежать сравнений... – Гермиона добавила чуть тише, но при этом едва заметно улыбнулась.
– Тебе легко говорить. Это как...
– Давай остановимся на слизняке, ладно? – она выставила руку перед Роном, чуть
вздернув подбородок. – Гарри, все хорошо?
– Да, – парень вздрогнул, выныривая из собственных мыслей, которые,
разумеется, привели его к Малфою, стоило Рону только упомянуть вечеринку у
Луны.
Уизли закрыл глаза, откидывая голову назад, и прислонился затылком к стене.
Его едва ли интересовали сейчас разговоры друзей. Все внимание было
сосредоточено на поиске новых сравнений для своего отвратительного
состояния. А вот Гермиону, напротив, интересовали...
– Ты так ничего и не выяснил насчет своего предсказания у Треллони?
– Я думал, ты не веришь в предсказания, – Уизли лениво открыл один глаз, глядя
на Гермиону.
– Я все еще считаю это полнейшей чепухой, но для Гарри это важно... – девушка
перевела взгляд на Поттера. – Если я не ошибаюсь.
- Не было времени, но я обязательно зайду к ней, – Гарри пожал плечами.
Действительно, предсказание сейчас было едва ли не последней вещью, которая
его интересовала. Все внимание в очередной раз было сосредоточено на Малфое.
И теперь, при мысли о нем, вспыхивали идеи насчет паранойи и помешательстве.
С другой стороны, вполне нормально, если ты думаешь о человеке, который
поцеловал тебя. Хотя это и становится больным и отвратительным, когда
осознаешь, что человек этот не кто иной, как Малфой, но в любом случае ты не
перестаешь анализировать этот поступок... верно?
– Гарри?
– Что?
– О чем ты думаешь? – Гермиона нахмурилась, чуть наклоняясь к нему. –
Последнее время ты часто «пропадаешь» куда-то.
Осознав, что пауза начала затягиваться, Поттер ляпнул первое, что пришло в
голову.
- Просто... устал... Год очень трудный, и... – он замолчал, с интересом
разглядывая собственные ладони.
– Ей не понять, приятель. Гермиона от учебы удовольствие получает, забыл?
– Не вижу в этом ничего плохого, Рональд, – девушка говорила сердито, но в
глазах это не отразилось. Впрочем, вздернув подбородок, она все же собрала
свои учебники и, только сделав несколько шагов по коридору, обернулась. – Вы
же не хотите опоздать на ЗОТИ?
Когда троица добралась до аудитории, то наткнулась на толпу однокурсников и слизеринцев. Все студенты стояли в коридоре. К «золотому трио» подошел
Симус, держа в руках огромную стопку учебников, которые вот-вот готовы были
рухнуть на пол. На лицах тут же отразились улыбки. Рон не был единственным,
кто сегодня страдал от похмелья.
– Что происходит? Где Снейп?
– Опаздывает, – Финниган широко улыбнулся, наблюдая за тем, как у его друзей
медленно раскрываются рты. – Мы все здесь в таком же шоке, но факты налицо,
– он пожал плечами, скользя взглядом по троице. – Рон, приятель, выглядишь
так, словно...
– Нет, нет, нет, – Гермиона быстро обошла Симуса и направилась к другим
гриффиндорцам.
– Что? – на искреннее удивление Финигана Гарри лишь пожал плечами.
– Не обращай внимания.
– Она расстраивается, что занятие задерживается.
Эти слова Рона вызвали у всех троих улыбки на лицах. Впрочем, уже в
следующее мгновение улыбка на лице Уизли сменилась отвращением.
– Мне кажется, это личная неприязнь, – медленно проговорил Шеймус, проследив
за взглядом Рона.
– Какого черта хорек пялится на нас? – Рон прищурился.
Гарри старался игнорировать слова друга до тех пор, пока в похмельную голову
Рона не пришла идея разобраться с тем, что происходит. Именно тогда Гарри все
же обернулся. Впрочем, Рон уже сделал несколько шагов в направлении Драко.
– Какие–то проблемы, Малфой? – Драко в ответ моргнул пару раз, а затем на его
лице отразилось раздражение. Взгляд привычно холодно скользнул по
«золотому трио», всего на секунду задерживаясь на Гарри. Или Поттеру это
показалось... Неважно. В любом случае, Уизли уже поравнялся с Малфоем.
А через секунду рядом появилась Гермиона.
– Рон, – на его плечо опустилась ее ладонь, и Уизли вздрогнул.
– Кажется, Грейнджер не хочет, чтобы ты делал глупости, Уизли, – фамилию
Малфой, разумеется, выделил особой презрительной интонацией. – Это так
очаровательно.
– Думаю, она не будет против, если я врежу тебе.
– Грейнджер? – Драко перевел взгляд на Гермиону, искривляя губы в усмешке. –
Кажется, твой оборвыш перестал тебя слушаться...
– Заткнись, урод, – руки Уизли рефлекторно сжались в кулаки, а лицо покрылось
красными пятнами от злости.
– Рон. Он этого не стоит, – голос Гермионы прозвучал тихо, но уверенно, и в какой–то момент Уизли оторвал взгляд от Драко и перевел его на девушку.
Впрочем, Малфой быстро наверстал упущенное.
– Действительно, Рон, – имя прозвучало из уст Драко подобно чему–то мерзкому и
отвратительному. – Послушай Грейнджер, а то лишит тебя баллов или, может,
секса? – на этот раз уголок губ приподнялся в усмешке, но в следующее
мгновение ее стер с лица резкий удар. Драко сделал резкий шаг назад. Гермиона
перехватила Рона поперек груди.
– Да что с тобой такое? – этот вопрос Грейнджер был обращен к Малфою.
– К сожалению, сегодня не твой день, Уизли.
– Ублюдок!
– Рон, хватит!
– Еще одна попытка, нищеброд, – Малфой хмыкнул, но на этот раз его внимание
привлек Гарри. Поттер и сам не понял, когда успел встать между другом и
врагом.
– Малфой, – в его голосе зазвучали предупреждающие интонации.
– Святой Поттер? – Драко сделал несколько шагов вперёд, глядя на Гарри сверху
вниз, а тон его все еще не предвещал ничего хорошего. – Спасаешь личную
жизнь друга?
– Поттер, Уизли, Грейнджер... – голос Снейпа прозвучал громко и четко. Он
остановился в нескольких шагах от «трио», а затем его взгляд скользнул по
Драко, его разбитой губе. – Малфой... – брови профессора сошлись вместе, –
объяснитесь.
Впрочем, ответа Снейп так и не получил. Малфой резко толкнул в грудь
преграждавшего ему дорогу Поттера и быстрыми шагами направился в
противоположную сторону....