Мальчик, который приходит сюда плакать

Глава шестнадцатая.

— Гарри, как прошла отработка? — вопрос, который все же, привлек
внимание Поттера за время завтрака. Он оторвал взгляд от овсянки, и,
нахмурившись, перевел на Гермиону. Словно этот жест мог придать его виду
необходимое отчаяние. Ведь именно это обычно происходит после отработки у
Снейпа? Да, и вообще, после встречи с ним. Впрочем, вероятно актер из Гарри
был никудышный, раз сей жест не убедил Грейнджер ни на грамм. Она вскинула
брови, завершая миг ожидания, и чуть наклонившись, спросила, — что-то
произошло?
И в этот самый момент, комом вставшие в горле доверие и уверенность в своих
друзьях, не позволили Поттеру произнести ни слова. Он бы рассказал им.
Непременно.
Если бы дело не касалось Малфоя. И, если бы этот рассказ не включал в себя все
то, за что Поттеру непременно пришлось бы краснеть.
Поэтому Гарри лишь отрицательно покачал головой, когда кровь прилила к
щекам. Вновь вперив взгляд в тарелку с овсянкой, он постарался утихомирить
свое дыхание и сердцебиение. Поттер не позволял себе думать об этом с тех пор
как проснулся. Отведенная на это добрая часть ночи, забравшая у Гарри сон и
здоровые мысли - не привела ни к чему и лишь сдвинула в сторону планку
сумасшествия.
— Мы с Роном кое-что узнали, — еще тише проговорила она, а в глазах появился
странный блеск, — Этот знак встречается в истории Хогвартса. Не понимаю, как
я могла не обратить на это внимание раньше. Это ключ от тайного кабинета.
Слово, которое написано сверху не на каком-то неизвестном языке. Это
анаграмма. Имя обладателя кабинета.
— Кабинет? Чей? — Гарри чуть наклонился.
— Преподавателя. Они часто любили создавать себе этакие тайники.
Большинство из них было раскрыто и уничтожено, потому что все боялись, что в
этом тайнике можно спрятать все, что угодно и никто не узнает…
— И не найдет, — добавил Поттер ухмыляясь.
— Так вот, вероятно этот кабинет был создан не так давно и вряд ли о нем
знают… — голос Гермионы стал почти неразличимым. — Я попробовала
расшифровать анаграмму. Скорее всего, змея означает, что преподаватель со
Слизерина.
Гарри нахмурился. Это не улучшало их дел.
— А рыжая девушка?
— Символ, — кажется, рассказ Гермионы рождал больше вопросов, чем ответов,
но Гарри ее терпеливо слушал, а Рон не смел перебивать. — Какой-то
отличительный знак. Это может быть что угодно… Но не имеет значения, в
общем-то.
— Значит, анаграмма - имя, змея - факультет, девушка - символ?
Гермиона кивнула.
— И почему тогда он был изображен на карте?
— Возможно, ты каким-то образом связан с этим кабинетом. Карта просто
направила тебя к нему… — Грейнджер достала из кармана мантии кусок
пергамента, на нем было изображено то непонятное слово.
“нейпруссевес” прочитал Гарри на листке, а ниже, после нескольких
перечеркнутых слов, было написано “северусснейп”
— Если знать что ищешь, все довольно легко, — Гермиона улыбнулась
выражению на лице Гарри, затем спрятала пергамент в карман.
— И самое интересное, — добавил Рон, позволяя Грейнджер наслаждаться
триумфом, — мы знаем, как его открыть.
                          ***
К огромнейшему разочарованию гриффиндорцев, совместными усилиями Снейп
и МакГонагалл придумали самое безобидное наказание для слизеринцев.
Наверняка, выходкам Малфоя и других Снейп нашел разумное объяснение,
которое МакГонагалл с радостью приняла. Поэтому несколько дополнительных
занятий по Трансфигурации, на которых каждый студент обязан был выполнить
заклинание идеально, едва ли можно вообще назвать наказанием.
Впрочем, даже эта незначительная мелочь подняла настроение Рону Уизли.
Именно об этом он твердил без умолку сразу после того, как они закончили
завтрак и обсудили возможность проникнуть в тайный кабинет Снейпа.
Грейнджер удалось узнать несколько важных вещей: во-первых, открыть
кабинет может почти любой, достаточно лишь произнести имя, но вот незадача -
это обязательно должен быть представитель того факультета, к которому
принадлежит хозяин кабинета. Очевидно, никто из преподавателей не хотел,
чтобы вражеская сторона совала нос в их личное пространство. Ведь когда это
было разрешено и популярно, в Хогвартсе появилось немало тайников. А значит,
с учетом всего вышесказанного, легендарное трио зашло в тупик. Конечно же,
это было не совсем так. Однако кандидатура Малфоя даже не обсуждалась, ведь
ему едва ли можно было доверять.
Цепочка этих мыслей, разумеется, привела Поттера к тому, что случилось во
время отработки. Ведь Драко тогда говорил о доверии. И если не тот...кхм,
способ, которым он стремился показать это Гарри, то, что же еще может дать
Поттеру понять, что Малфою можно довериться? Конечно же, вредный голосок
внутри Гарри твердил без остановки, что все это может быть лишь очередной
план. Коварный. Жестокий. Малфоевский. Впрочем, из тех поцелуев что были
раньше Драко едва ли извлек выгоду… или же нет?
— Все-таки глупо создавать тайник, когда о нем написано в учебнике, —
заговорил Рон, когда все трое оказались в гостиной. Гермиона сидела в кресле
подобрав под себя ноги, Рон и Гарри на полу, облокотившись на диван.
— Вовсе нет, — Грейнджер пожала плечами, — если бы не случайность, я бы не
обнаружила его никогда. Да, и даже если бы обнаружила, решила бы, что это
просто бессмыслица.
— Серьезно? — Гарри улыбнулся. Чтобы Гермиона отступила от чего-то
таинственного и на первый взгляд бессмысленного - никогда. В ответ Грейнджер
отразила улыбку друга.
Резкий перепад температуры на улице предвещал конец теплых осенних дней,
которые в этом году затянулись надолго. Многие уже начали говорить о
Рождестве, когда утром обнаружили иней на земле. Первые холода и
возможность первого снега возродили в учениках какое-то совершенно дикое
желание отправиться в Хогсмид. И, вероятно, большинство из них с
предвкушением ждали сегодняшней субботы, чтобы отдохнуть. Все, кроме
слизеринцев, конечно. Это тоже добавляло некой радости, ведь МакГонагалл не
пожалела своего личного времени и поставила одно из дополнительных занятий
именно сегодня. Так что, лишенные Хогсмида, слизеринцы вынуждены были
превращать зерна в цветы весь выходной. Впрочем, к удивлению Рона и
Гермионы, Гарри в очередной раз, отказался отправиться в Хогсмид. Его
решение было мотивированно тем, что Поттер явно отстал в учебе за последние
месяцы. И, несмотря на помощь Грейнджер и ночи, проведенные в библиотеке,
Гарри с трудом осваивал материал, а это, скорее всего, не в пользу предстоящей
схватки с Волан де Мортом. Которая будет. Гарри чувствовал. Липкие и холодные
ладони сжимающие его сердце по ночам, кошмарные сны. И последнее время,
особенно в дни, когда Гарри был уверен, что одна из его надежд - Драко Малфой
- обманул его - этот страх и ужас пустил корни в сердце Гарри Поттера.
— Как только вернусь, помогу тебе с ЗОТИ, — улыбнулась Грейнджер, обнимая
друга, когда тем же днем, они стояли на улице. Гарри прыгал на месте, пытаясь
согреться, а Рон с довольным выражением на лице, хрустел замерзшей травой
под своими ногами.
— А я принесу чего-нибудь вкусного, — добавил он, взяв Гермиону за руку и уже
через мгновение они направились к другим ребятам, а Гарри Поттер вернулся в
школу.
Взяв с собой ровно столько учебников, сколько может унести, Гарри отправился в
библиотеку. Он встретился в коридоре со слизеринцами, которые угрюмо
плелись в сторону кабинета Трансфигурации, но Малфоя среди них не было.
Панси Паркинсон, как всегда, шла позади всех. И другие студенты, очевидно,
давно перестали обращать на нее внимание.
Гарри чуть приподнял голову, когда они с Панси поравнялись, но в следующую
секунду, Паркинсон резко свернула влево, врезаясь в Гарри. Фыркнув, она
поднялась на ноги, потирая ушибленное плечо.
— Научись смотреть по сторонам, Поттер.
Девушка возмущенно прошла мимо. И все было бы абсолютно нормально, если бы
в эту самую секунду, Гарри не сжимал в руке клочок пергамента, который
Паркинсон передала ему мгновение назад.
Свернув за угол и убедившись, что никого нет, Гарри развернул записку.
"После Трансфигурации в башне Астрономии".
… и сердце Поттера забилось быстрее.
                        ***
Перебирая в руке чертов клочок пергамента, Поттер тщетно пытался
сосредоточиться на занятиях, то и дело поглядывая на время. До конца
Трансфигурации оставалось чуть больше двух часов, а потратить их на попытку
не предаваться панике и любопытству было глупо. Поэтому Поттер все же
убедил себя в том, что ему следует позаниматься. Странно, но время
проведенное за учебниками, пролетело для Гарри довольно быстро. И эта
мнимая вера, что пара переплетов отвлекут тебя от реальности и на время
заберут лишние мысли - вдруг сработала. До того момента, разумеется, пока
Гарри, убедившись, что все слизеринцы разошлись, не поднялся в башню
Астрономии. И до того момента, пока он не увидел возле окна Паркинсон.
— Панси.
Она вздрогнула, затем резко обернулась и в несколько шагов сократила
расстояние между ними до полуметра. Девушка нервничала и сбивчиво дышала,
словно торопилась.
— Слушай меня, Поттер, — она скрестила руки на груди, а в глазах отразился
пугающий блеск, — ты разговаривал с Драко…
Вопрос или утверждение?
Поттер нахмурился.
— Боже, ты непроходимо туп, — Панси закатила глаза, — нам многое нужно
обсудить. Здесь это не безопасно, сам понимаешь. Драко попросил найти место,
где… — она перешла на шепот, — мы сможем поговорить. Есть идеи?
Драко попросил?
Гарри сделал глубокий вдох, чтобы осознать происходящее. Вероятно, все это
какая-то злая шутка, ведь именно тогда, когда Поттер безапелляционно поверил
в то, что Драко вернулся к Волан де Морту - все так резко повернулось в
его...пользу?
Замешательство, отразившееся на лице Поттера, было воспринято Паркинсон
правильно.
— Ты не веришь, — она проговорила это почти беззвучно, — не веришь мне
и...Драко. Я думала, он был достаточно убедителен.
Гарри почувствовал головокружение и тошноту.
Убедителен?
— Что Малфой рассказал тебе?
Язык вдруг перестал слушаться Гарри, а ноги стали ватными.
Что если Драко рассказал Паркинсон все?
— Что надеется, что ты ему веришь, ведь иначе все бессмысленно.
— Что бессмысленно?
— Поттер, — Панси шикнула, — преодолей свою тупость. Здесь об этом говорить
небезопасно.
— Не убедительно, — Гарри сказал это, хотя в общем-то, не считал так, но во
второй раз поверить Паркинсон и Малфою?
— Твое право, Поттер, но я думала, что если Драко скажет тебе это лично…
— И что тогда, — Гарри вдруг почувствовал раздражение, — с чего ты решила,
что я должен…
— Его матери грозит опасность и, если ты, непроходимый болван, засунешь
подальше чертову гордость и задетое самолюбие, поймешь, что ему
бессмысленно врать тебе. Драко нужна помощь.
— Присутствие, — Гарри не хотел произносить это. Губы Паркинсон дрогнули,
уголки чуть приподнялись, словно она вдруг поняла слишком многое. Больше,
чем следовало бы.
— Помощь, Гарри, — имя было выделено особой интонацией, — помощь.
И в этот момент что-то щелкнуло, отдавая щемящей болью в груди.
— Я думаю, я знаю такое место, - слова срывались с языка быстрее, чем сознание
одобрило бы их, — но мне нужна будешь ты.
— Почему я? — бровь Панси изогнулась.
— Ты - слизеринка.
                          ***
Свежий воздух забирался в легкие и царапал все внутри. Панси стояла возле
окна, обнимая себя руками, в тщетных попытках согреться. Малфой смотрел на
нее и он знал, что девушке на самом деле вовсе не холодно. Очень редко он
видел, как Паркинсон поднимает руки и стирает с лица непрошеные слезы. Она
плачет. Сейчас. В это самое мгновение. И она скрывает это тщетно и по-детски
глупо, только лишь потому, что с самого детства их с Драко учили одному -
нельзя быть слабым. Перед друзьями и врагами. А еще, Панси, вероятно, знала,
что единственное чувство, которое ее слезы вызовут в Драко - отвращение.
Сам Малфой так не думал, но вот уже больше десяти минут он не двигался и не
произнес ни слова. Хотя, как только Поттер покинул Астрономическую башню, их
диалог принял иной оборот.
— Что тут произошло? Вы двое готовы были в пыль друг друга измельчить.
— Это не твое дело, — грубо и резко оборвал Драко, но Паркинсон сделала
упрямый шаг к нему.
— Что. Здесь. Произошло?
Она выпрямилась и вздернула подбородок. Взгляд был полон решимости,
глупости и самоуверенности.
— Корчишь из себя неуязвимую? — Драко медленно проговорил это. Голос все
еще был полон раздражения, но теперь оно граничило с напряжением. В
интонациях, теле, движениях, — кого ты пытаешься строить из себя, Паркинсон?
Ты, кажется, не была такой самоуверенной там, когда Забини и остальные
собирались…
— Замолчи, — он подошел достаточно близко, чтобы услышать, как злость в
голосе была наполнена дрожью, — заткнись. Не смей говорить мне это. Ты не
знаешь, что…
— Они собирались трахнуть тебя, в лучшем случае, — собственные интонации
болезненно забрались под кожу, но Малфой не остановился. Он был зол.
Чертовски зол. Паркинсон была виновата в этом. Какое право она имеет лезть в
его жизнь? Она никто. Просто никто.
А затем, он почувствовал боль удара от пощечины и увидел как медленно
расширяются глаза Паркинсон. В испуге. И вот, спустя пару минут, она стояла и
плакала возле окна.
А еще позднее, когда Драко покинул башню, так и не сказав ни слова Панси, он
встретил Снейпа. Профессор в своей привычно-холодной манере затащил его в
свой кабинет, запер дверь и сказал то, что заставило кровь похолодеть в жилах.
Он говорил, говорил, говорил...
Драко чувствовал как каждое сказанное слово забирается под кожу, образуя
толстую ледяную корку.
Снейп говорил о его маме. Сбивчиво. Что было совершенно несвойственно
профессору.
Он рассказал, что все видения - ложны, что его маму держат взаперти и он знает
где, но не может сказать. Ведь, если Драко появится там, то они оба окажутся в
неправильном положении. Слишком опасном.
Но...ведь это было ничерта неважно, когда речь шла о Нарциссе?
Драко позволил эмоциям тогда завладеть собой. Он не дал Снейпу закончить,
мигом покинув его кабинет. И пообещал себе, что поможет маме. Его игра зашла
слишком далеко. Абсолютно неважно, на чьей стороне ты играешь, когда в
опасности близкий тебе человек. Драко предстояло сделать неправильный
выбор, но он был готов. Поэтому, оказавшись в гостиной Слизерина, он закрыл
глаза, обращая все свои мысли к Нему. Он ждал ответа, а затем умолял. Разумеется, Волан де Морт не особо поверил ему, поэтому и следил за ним до
отъезда отца, а потом поручил это Забини и Нотту.
И все это казалось почти безвыходным, до тех пор, когда встретив в коридоре
Паркинсон, Драко, мельком не взглянул на нее: на губах слизеринки отразилась
слабая улыбка и она едва заметно кивнула.
И именно тогда у Драко Малфоя появилась надежда.