"Жизнь на продажу" Юкио Мисима

Глава 41.

Зато Рэйко мало-помалу разговорилась.

Она тоже хотела бы укрыться в гробнице, как в сказке из «Тысяча и одной ночи», но нужен был партнёр. Лучше всего на эту роль подходил персонаж, похожий на неё саму.

Слушая Рэйко, Ханио понял, что вопреки внешности и манере разговаривать она девушка застенчивая.

— Я твёрдо для себя решила, что никого любить не буду. Потому что если кого-то полюблю, то могу его заразить. За что ему мучиться? Пусть даже нашёлся бы человек, который не боится этого, который так бы меня любил, всё равно это не избавит меня от скорой перспективы оказаться в дурдоме. Это же конец. Поэтому, кто бы ко мне ни подкатывался, я к себе никого не подпускала. Да, я подсела на гименал и ЛСД, но, как только чувствовала, что дело может кончиться плохо, шла домой. Предпочитала объятия моей доброй мамочки… Кроме того, если я видела смазливого парня, но знала, что в кармане у него всего несколько монет, он для меня переставал существовать. Хотя деньги почему-то только у противных стариков имеются… Я хотела, чтобы первым у меня был молодой и неженатый, который желал бы заплатить за мою красивую гробницу, за моё тело, за мою жизнь. При этом есть условия. Этот человек должен не бояться заразиться, совсем не думать о будущем и всегда быть готовым умереть вместе со мной. Он должен хотеть купить всё разом. Вот почему, получив твою фотографию, я её берегла. Так хотела встретить такого человека.

— Как она попала к тебе в руки?

— Ты опять о своём? Ну сколько можно? Я только до середины дошла. Это на тебя не похоже.

Рэйко опять не захотела говорить, откуда взяла мою фотографию.

Ханио обнял её за шею, прижал к груди её недовольную физиономию и заговорил с ней, как с ребёнком:

— Послушай меня. Тебе надо очнуться от своего дурацкого сна. Ты всё как маленькая девочка. Тебе уже тридцать лет, а ты всё шляешься по Синдзюку, как привидение, раскрашиваешь окружающий мир в голубое по своему усмотрению и радуешься этому. Если включить лампу синего цвета в крошечной комнатке, всё станет голубым, но это не означает, что комната превратилась в море.

Во-первых, ты не больна. Это всё выдумка, игра воображения.

Во-вторых, ты зря боишься свихнуться. Этого не будет. В тебе инфантилизм играет, но инфантилизм никак не может перерасти в безумие.

В-третьих, нет абсолютно никакой необходимости умирать от страха перед безумием.

В-четвёртых, никто не станет покупать твою жизнь. Какое нахальство обращаться с таким предложением ко мне, профессионалу! Жизнью торгую я, покупать чужую жизнь я ни за что не буду. Чтоб я до такого опустился?!

Слушай, Рэйко. Люди, покупающие чужие жизни и пытающиеся их использовать в своих целях, — это тяжёлый случай. Несчастнее их нет. Самое настоящее дно, ниже падать некуда. Мне их жалко. Но раз они существуют, я с радостью позволяю им покупать себя. А ты — тридцатилетняя девчонка, лишившаяся невинности сегодня вечером, женщина, разочаровавшаяся в жизни из-за ни на чём не основанных фантазий и не постигшая истинного предназначения человека. Ты не годишься для таких вещей.

— Никто не говорит о покупке твоей жизни. Я говорю только о продаже своей.

— Ты не поняла разве? Я не покупатель, я продавец.

— Я тоже продавец.

— Плохо у тебя получается.

— Так я и не строю из себя профессионала.

— Выходит, моя победа, — заявил Ханио. И оба расхохотались.