Крестный отец.

5.жопа в форме кошачьей улыбки.

Арсений припёр Антона домой, не разуваясь прошёл к кухонному столу, что у мальчишки по умолчанию вызывало удивление. Значит, этому можно, а Антону нельзя? Дискриминация по Поповскому признаку, произвол! Шастун бы задрыгал ногами и возмутился, но Арсений точно был не в духе и мог бы приложить его лбом о колено, чего, откровенно говоря, не хотелось.
Попов руководствовался исключительно опытом и прекрасно знал – если в кровь попадает какое-то непонятное дерьмо, вроде чьих-то больных харчков, коих за школой много, то спастись будет трудно, если вообще удастся. А Антону, с его бешенно гоняющим подростковым сердцем, вообще придётся не сладко. Тут может быть что угодно, от какого-нибудь изворотливого глиста, до СПИДа.
— Портки снимай, — Арсений полез в навесной  шкаф в поисках аптечки, давно уже расформировавшей свои ряды. Максимум, что в ней есть, это ингалипт и сосудосуживающие пшикалки.
Антон в удивлении захлопал ресницами.
— Зачем?
Попов вздохнул, закрыл шкаф.
— Ты тупой?
— Ну типа. — хихикнул Шастун и качнул ногой, о чем тут же пожалел. Колено саднило.
— Снимай. —  сухо скомандовал Арсений, понизив голос. Ему смешно не было.
Он не любил церемониться и тем более заботиться о амёбах вроде Антона. Дело даже не в любви или её отсутствии, Арсений просто не умел этого делать и не планировал учиться, пока Майя не поставила его в известность, что придётся. Да, она просила, но по умолчанию, ещё не зная просьбы, Арсений согласился.
— А..— Попов снова пристрелил Антона взглядом, и все вопросы вдруг отпали.
Шастун расторопно расстегнул ремень и замочек на штанах, стянул их и свернул в рулон, сложив штанину к штанине.
Теперь он сидел перед Арсением в одних трусах, но ни того, ни другого это нисколько не смущало. Единственное, что напрягало – флешбеки с непонимающим взглядом соседа на уток, но волновало это только одного Антона, и не сказать, что очень.
Не найдя в аптечке ничего, похожего на антисептик, Арсений добыл из ящика бутылку старого бренди, который от кого-то перепал уже давно, вероятно, при тех же условиях, что и гипсовая девка со змеей.
Антон снова ничего не понял и снова захлопал широко раскрытыми глазами.
— Ты собираешься споить меня? — Шастун не знал, надо ему бояться или радоваться. Может, Арсений хотел напоить его и кинуть в залив, а может, просто кинуть спать, а может тр...он до сих пор не уверен, зачем он тут.
— Я собираюсь обработать твою тупость. — Попов зубами ухватился за пробку и вытянул из горлышка, сверху полил на ранку содержимое бутылки.
Антон зашипел и рефлекторно дрыгнул здоровой ногой. Если бы Арс не перехватил её за щиколотку, то ему бы прилетело, но он поймал. Потому что он Арсений, мать его.
— Не дрыгайся.
— Щиплет, щиплет, щипле-ет же!
Теперь широко раскрыл глаза Попов. Изнеженный мальчишка не мог потерпеть даже такой мелочи. В детстве Арса за такое бы назвали сопляком. Так он и окрестил Антона. Мысленно, правда.
— И что ты от меня хочешь?
— Ну подуй, что ли. — Антон сам не понял, чего он ждал, поэтому пожал плечами и предложил первое, что попало в кудрявую голову.
— Я похож на вентилятор?  — вскинул брови Арсений.
— Ты похож на того, кто взял за меня ответственность. — Шастун деловито покачал головой, и Арсений подул.
Эта длинная проблема с бесконечными ногами была чертовски права. Он взял за него ответственность.
Наковыряв с самого дна аптечки, из-под бесполезных таблеток, которые и плацебо назвать стыдно, бинт, Арсений перевязал злосчастное колено, зубами оторвал остатки, потому что искать ножницы не хотел,
и, наконец, встал в полный рост. Пока Антон сидел, он был ниже, и смотрел, соответственно, снизу, поэтому казался милым и наивным мальчиком с оленьими большими глазищами, смотрящими так же доверчиво и наивно, как смотрел бы оленёнок на свою мать.
— Чего вылупился-то? — Арсений не понимал резкого порыва нежности во взгляде, поэтому просто продолжал делать то, что считал нужным.
Сейчас он считал, что нужно обработать содранную кольцом Выграновского кожу на подбородке маленького идиота. Он ухватился чуть выше  колен, где-то за бёдра, раздвинул его ноги в стороны и сделал шаг вперёд, сокращая между ними дистанцию слишком резко. Антон не ожидал. Антон засмущался и нервно сглотнул.
— Ты..чего?..
Арсений и сейчас не понял его эмоций, просто показал кусок ваты, смоченной в алкоголе, зажатой между несколькими его пальцами.
— А..— так Шастуна ещё не обламывали, не смотря на то, что он даже не сообразил, что произошло. Это было похоже..на что-то другое.
Мальчишка облизнул губы и в смущении опустил глаза.
Арсений молча продолжил обработку, похлопывая по челюсти мягким, влажным куском хлопка, дул, когда Антон морщился и кряхтел, а потом налепил пластырь и отошёл.
Шастун едва успел расцепить ноги, сцепленные за Арсением совершено случайным образом.
— Дяденька Арсений, — осмелевший Антон снова что-то хотел. Арсений, убрав бренди туда, откуда взял, обернулся, — я есть хочу.
— Закажи. — Попов достал из кармана брюк бумажник, вынул оттуда карту, положил на стол, где-то около руки Шастуна и пошёл к себе.
— Что заказать-то? — крикнул вслед Антон.
— Что съешь. — ответил ему Арсений и закрыл дверь.
— И прям всё-всё можно?
Тишина. Как известно, молчание – знак согласия.
Шастун в полном воодушевлении натыкал всего, что звучит красиво в меню какого-то выездного ресторанчика и стал ждать за просмотром какого-то бессмысленного видео из ленты ютуба.
* * *
Через полчаса в руках разыгравшегося мальчишки были два пакета с какой-то непонятной едой. Антон планировал перепробовать всё.
Планировал, но на пятом блюде с пафосным названием «фуа-гра» сдулся, столкал все в холодильник и ушёл в зал в прекрасном расположении духа.
Арсений, зашедший спустя некоторое время, испортил всё. Видимо, получив уведомления о всех списаниях с карты, пришёл проверить, не лопнул ли он.
— Слушай, гурман, а ты знаешь, как это фуа-гра делается?
— Да как-то не колышет, — Антон пожал плечами, не отрываясь от телефона, — а что?
— А ты почитай, почитай. Для общего развития. — Попов вышел, но на секунду заглянул обратно — И по комнате носки собери в стирку. — Антон очень хотел возразить, что это элемент интерьера, но Арсений продолжил вполне серьёзно, — Мух разведёшь с ластами своими потными. Стиральная машина в ванной. Это так, к сведению.
Теперь он ушёл наверняка, а Антон не особо грезил получить по шапке снова, а потому пошёл в комнату, не отрываясь от телефона, прошёлся по стенке в сторону розетки и обо что-то ударился мизинцем. Тонна отборного мата вылилась на комод, которого тут не было, но понял это Антон только когда удостоверился, что палец не оторван, как показалось сначала.
— И чё за..? — Шастун оглядел комнату, сперва решив, что зашёл по ошибке к Арсению. Нет, судя по картине, которая была компаньоном старого дивана, которого и след простыл, это его комната. Только она, почему-то стала похожа на комнату, а не на камеру временного содержания. Рядом с дверью белый комод, старый скрипун-диван заменился большой кроватью и в углу у окна появился письменный стол, — Ебатюшки... Арсений, спасибо!
Носки, кстати, остались на тех же местах. Антон упал на новый пододеяльник, смяв его под собой. Он задумался, Арсений ли его надевал, но, если подумать, это не так уж важно. Хотя, было бы забавно понаблюдать за тем, как мучается этот тип с безразличной рожей в бою со злобным братом простыни. Шаст рассмеялся и обнял подушку. Может, не так уж и плох этот Попов. А может он просто втирается в доверие. В любом случае ясно, что денег у этого Попова много, а значит этим можно пользоваться. Главное делать это правильно.
Шастун тут же забыл и про фуа-гра, и про суши, стоящие в холодильнике, и про то, что ему начистили рожу, и теперь в голове крутилось только одно – Арсений, похоже, заботливый, хоть и чёрствый.
Попов усмехнулся, глядя из дверного проёма на задницу, обтянутую труселями теперь с чем-то ляпистым. Она чем-то напоминала кошачью мордашку, и хорошо передавала улыбку Антошки, обнявшего все три подушки разом.
* * *
Опять утро. Среда.
По мнению Попова она значительно лучше понедельника, но пока не пятница.
Почему он придаёт такое значение дням недели, если работает по своему графику, часто без выходных вообще? Привычка с детства. В интернате все ждали пятницу, потому что за ней наступала суббота, а за субботой было воскресенье, когда все могли спать до обеда, бегать по двору в сугробах или листьях, или ползать по книжным полкам библиотеки.
Он заходит к Антону без стука, смотрит, как он, всё ещё улыбаясь, дрыхнет, раскинувшись на всю кровать, и хлопает по бедру. Скорее громко, чем больно, но Шаст подскакивает и почти ударяется лбом о лоб наклонившегося над ним Арсения, замирает в паре миллиметров от него и удивляется глубокому цвету натурально синих глаз. Антон всегда был уверен, что они могут быть голубыми в отлив серого, серыми в отлив голубого или сзелена-голубыми, но эти, Арсеньевские, были совершенно синими и только на самом краю радужки был намёк на бирюзовый.
— Вставай. — вся сказка ломается вместе с хрипловатым ещё голосом Попова. Он и сам встал совсем недавно.
Антон тряхнул головой, сбрасывая навождение.
— Опять в школу.. — хорошее быстро кончается. — Можно я не пойду?
Очевидно Попов скажет «нельзя», и Антон как миленький полетит одеваться.
— Не в школу. — Арсений полностью разогнулся и стал закатывать рукава, – не любит длинные. Антон не понял. Он постоянно чего-то не понимает в этом мужчине и его словах. — Ты едешь со мной.