Крестный отец.

1.крёстный отец.

— Я что, похож на фею крестную? — возмутился Попов, выплюнув струю дыма к глади Финского залива. — Или крестного отца?
— Сень, ты знаешь, у меня больше никого нет. И у него тоже. — женщина, поправляя на бритой макушке шапку, положила ладонь на знакомое плечо.
Арсений скрипнул зубами и кивнул, не собираясь добавлять ни одного слова в их диалог, зная, что заведомо проиграл с самого начала, когда Майя только произнесла имя сына.
— Не оставляй его одного. — женщина продолжала, глядя туда же, куда смотрела безразличная пара синих глаз. — Пообещай, что не оставишь.
Её настойчивости Арсений всегда удивлялся. Все двадцать три года, что они знакомы, каждый раз, когда ей что-то было нужно, он не мог отказать, потому что, почему-то, дорожил ей. Единственное, чего Арсений не понимал – как это началось. Он никогда не отличался особой мягкосердечностью и сентиментальностью, никогда не любил садоводство и уж тем более не занимался этим, и, на самом деле, даже не помнил, как познакомился с женщиной на две головы ниже его, которая так и источала солнечный свет, когда ей бы, наоборот, поглощать его. А Майя никогда не просила у него то, чего он не мог дать. Попов опять кивнул.
— Кстати, — мягкий, тихий, с какой-то даже толикой смеха голос, снова рассёк тишину, — ты правда похож на крестного отца.
Арсений цыкнул с усмешкой, облизнул губы и швырнул окурок в воду.
* * *
Арсений провёл языком по зубам. Он искренне, всем сердцем и душой ненавидит понедельники, а особенно сегодняшний, ибо ему придётся знакомиться с ребёнком своего единственного друга, который неизбежно протянет лыжи в ближайшие две недели. Когда пиздюку было лет двенадцать, Арсений с ним пересёкся. Мрачный и отвратительный тип, увешанный массивными цацками и в чёрной одежде, язвительный и хулиганистый, с копной кучерявых взъерошенных волос на голове Антон был ему, такому прилизанному, в выглаженном костюме идеалу всех идеалов, совсем не по душе.
Попов сел в машину, нажал какую-то волшебную кнопку, чтобы та завелась. Было бы странно, если бы этого не произошло. Рядом с Арсением заводились все. Машины, естественно, не исключение. На него молились все владельцы старых москвичей, когда он проходил мимо. Единственное, что омрачало ситуацию – у некоторых машин после этого подтекало масло.. Ну так вот, Арсений доехал до дома, где не особо любил бывать, потому что не выносил пестрость цветов, выращенных Майей, но, надо признать, никогда не говорил ничего против её увлечения, и даже иногда хвалил за старание. Опять же, удивляясь её настойчивости, когда она упорно выхаживала какую-то захудалую герань, поеденную паразитами, или лилии, у которых подгнили луковицы, или..да много чего в ней его удивляло. Удивляло, но не вдохновляло.
Попов нажал на кнопку звонка, но никто не вышел. Заглядывать в окна Арсений не любил, но мог себе позволить. В одном из них он увидел чье-то вполне знакомое вытянутое лицо, и владелец этого лица, вероятно, тоже его увидел, ибо вскочил и скрылся в стороне коридора. Арсений знал, где в доме коридор, потому что когда-то архитектор, пытаясь дать взятку, помог с планировкой. Бедняга всё равно умер, увы. Но дом неплох, весьма неплох.
Человек с лицом, которое показалось Арсению знакомым, выбежал во двор, и, судя по характерному звуку и тихим матам, посыпавшимся после выхода, шмякнулся в лужу, образованную около кирпичной клумбы, вероятно, после полива растущих в ней гартензий.
— Кто? — человек с той стороны ворот говорил нарочно понизив голос. Видимо, чтобы казаться более устрашающим, чем есть на самом деле. Комично. Но ещё смешнее было увидеть тощее, длинное тело, когда открылась тяжёлая деревянная дверь. —..Хуй в пальто. — подросток ответил сам себе, увидев Арсения, усмехнулся и убежал в дом, оставив ворота открытыми.
«Не изменился.» — мысленно заключил Попов и переступил порог, не убирая рук из карманов чёрного пальто.
Арсений щёлкнул выключателем в коридоре, но светлее не стало. Очевидно, снова выбило пробки, поэтому в доме не было даже намёка на электрический свет.
Майя лежала на диване в каком-то сером платьице, которое не раздражает Арсения пёстротой, да и вполне удобное в носке. Видимо, она дремала, усадив сына следить за приездом гостя, к окну, что логично: раз нет света, значит нет и смысла звонить в звонок.
— И что, этот охламон не может пойти к щитку и переставить рычажок? — разговор завязался с наезда, как часто и случается. — Везде всё валяется... — Арсений с отвращением откинул с пути ногой футболку с креветками.
— Прости, прости, — засмеялась женщина, — не успела прибраться. Чувствую себя..не очень.
— Называй вещи своими именами. Тебе херово. — Попов сыграл желваками и поморщил нос.
Он мог только догадываться о том, какую боль каждый день проживала Майя, и поражался её терпению и выдержке. Она улыбалась и усердно делала вид, что всё хорошо. Очевидно, это было ради ребёнка, которому лет через пять перевалит за двадцать, но отношение осталось то же, что и в десять, девять, восемь, а может и семь. Не каждый, далеко не каждый мужчина может сохранять такое паразительное спокойствие, даже при условии, что это нужно не ему, а его сыну. Сыну-бездельнику, который не может банально убрать футболку из зала, чтобы никто не запнулся об неё и не приложился лбом о косяк.
— Тщ-щ, — прошипела женщина, приложив палец к губам. — не надо так громко. Антон услышит.
Антон был золотым ребёнком, которому давали все, чего он хотел. Майя старалась окружить его заботой с самого рождения, потому что знала: она не будет с ним дольше, чем прогнозируют врачи, а сроки никогда не имели в себе утешительного приза в виде ремиссии, или, хотя-бы, ещё лет десяти сверху назначенного. Ей тридцать шесть, и это, по заявлению в медицинской карте, её порог. Дальше только крышку закрыть и вбить два гвоздя, а сверху землёй присыпать. Так и случится совсем скоро. Она уже чувствует это, а Арсений даже не пытается отрицать, потому что его представления о жизни далеко не оптимистичны, да и какой может быть оптимизм, когда злокачественная опухоль все растёт и медленно, медленно, медленно и жестоко убивает. Арс никогда не чувствовал подобного, но знал наверняка: когда эта дрянь прорастает в кости или заполоняет здоровые органы – это невозможно терпеть. Майя молчала и мучалась тихо, просто всё реже и реже вставала с кровати, шла на кухню опираясь на стену и спала больше, чтобы не чувствовать ничего. Арсений увидел на голых стопах синеватые пятна и вздохнул, пододвинув к дивану стул. Очевидно, осталось совсем немного, поэтому женщина так торопилась познакомить сына и того, кто заберёт его под крыло, пусть и не самое светлое.
Арсений знал, что сказать прямо Майя не сможет, а потому не стал отговаривать её от идеи соврать, чтобы не травмировать ребёнка. На деле же он не хотел, чтобы её мучала совесть. Она была ему дорога.
— Антош, подойди, пожалуйста. Нужно поговорить.
Ложь началась уже давно. Сегодня нужно было её только завершить и подкрепить кивком Арсения, сопровождаемым беспричастным взглядом.
Антон, конечно, не горел желанием обсуждать какую-то тоску, потому что мама ему сказала – ничего разительно хорошего пока не ожидается, но пришёл, сел около дивана на подушке от него же, и сложил на согнутых коленях руки, приготовившись внимать всему, что скажет мать.
— Помнишь, я говорила тебе, что поеду в Данию, чтобы подлечиться?
— Помню, мам. — вздохнул Антон, вынырнув на секунду из-за тощих ног.
— И говорила, что ты будешь жить не один.
— Нуу, мам.. — мальчишка простонал, будто бы слышит это уже в тысяча и второй раз, хотя этот только третий. — Я мог бы и сам. Мне шестнадцать, я взрослый и самостоятельный человек, зачем мне няньки?
Арсений в ответ на мальчишеские капризы закатил глаза, закинул ногу на ногу и посмотрел на Майю, надеясь, что она правда передумает. Очевидно было – этого не случится, но сейчас это было самой главной мечтой Попова, на дух не выносящего детей. Других мечт у него не было, а эту можно было назвать таким же капризом, как и нытье Антона.
Только Арсений капризничал сам с собой, ворча и кроя благим матом весь белый свет внутри себя. В этом, наверное, и был его смысл. Точнее, смысл его силы, его воли. Он любые гадости, которые происходили вокруг, не выливал, а поэтому никто не знал, что ему не нравится, и чего он боится. Может, именно поэтому он и поднялся по карьерной лестнице настолько высоко, что стал страхом тех, кто ноет вслух.
— Антон, ты знаешь, почему это невозможно. — голос Майи стал твёрже, но все ещё просвечивал невообразимой теплотой и светом. — Я не могу сказать, сколько продлится лечение, это может затянуть даже на несколько лет. Ты поживёшь с Арсением это время.
— Мама, я не собираюсь жить с..— мальчишка уже открыл рот, но не нашёл, что может сказать, — этим..
— Слышь, самостоятельный, — наконец не выдержал Попов, — выйдем на минутку.
— Сень, не надо..— взмолилась женщина, потянувшись к колену Арсения, чтобы остановить.
— Тихо. — цыкнул он, — Лежи. Мы быстро.

Антон пожал плечами и пошёл следом за непонятным ему мужчиной в чёрном пальто, а он, как только они вышли из поля зрения матери, прижал мальчишку к стене, тряхнув за грудки.
— Слушай меня внимательно. — прорычал Арсений, – Ты – эпилептик. Как ёбнет приступ одного, так и подохнешь тут в собственных слюнях. Представь, что будет с матерью, когда она узнает, что её любимый сынок лежит тут, скрючившись, и не дышит, а она и приехать на похороны твои не сможет. — к концу фразы он наклонился к уху мальчугана. Антон всем телом вздрогнул, — Ты хочешь такого развития событий?
Антон сглотнул и нервно замотал головой. Не хочет. Не хочет, не хочет, не хочет! Даже если он ужасный, неспослушный ребёнок, он любит мать, и не горит желанием умереть. Если уж и подыхать, то красиво.
— Тогда руки в ноги и весело виляя задницей идёшь и строишь хорошего мальчика, не делаешь матери нервы. Ясно? — получив кивок в знак согласия, Арсений опустил Антона на ноги и подтолкнул к двери. — Вперёд.
Антон послушно зашагал к матери и снова сел на полу.
— Мы договорились. — пробурчал он, отвернувшись к стене лицом.
— Замечательно, — улыбнулась Майя, — Тебе помочь собраться?
— Нет, я и сам справлюсь. — отмахулся Антон, — Стой, погоди. Я буду жить не дома? — его лицо недовольно перекосилось, и брови сползлись у переносицы в домик.
— Нет, — Попову невероятно трудно
выдавить из себя эти слова, но в этом есть необходимость. Увы, ему придётся. — Ты будешь жить со мной.
Поднявшись, Антон выдохнул и направился в комнату, чтобы скидать в рюкзак какие-то свои шмотки вроде зарядок, пары футболок, джинсы.. Что ж, видимо, им придётся друг друга терпеть.