Крестный отец.

20.мы дома.

В свете, проникшем из разбитого окна, нельзя было различить – щуплый это мужчина или плечистая женщина. Кроме тени Арсений не видел ничего, а Антон уже не мог смотреть, а потому безвольным трупиком болтался на напряжённых руках.
Попов не остановился и пошёл напролом. Ему уже плевать, даже если это Дон Карлеоне. Его мальчишка хочет домой, а сам он настолько заебался, что готов прописать с ноги в ебало любому, вставшему на пути.
Владелец силуэта согнулся и шумно задышал, оперевшись руками в колени.
— Разва..развалины! — захрипел он, хватаясь рукой за осыпающуюся краску на стене, — Ольга там, п-полярники, сюда ид.. — тараторила девчёнка с короткой стрижкой, к которой Арсений подошёл вплотную, но договорить не успела: выпрыгнувший из-за угла «полярник», – так называли южных прислужников Клейман, — с хорошим замахом ударил битой, напичканной гвоздями с торчащими кривыми шляпками, в голову, и худощавая принцесска отлетела к стене, потащив его руку за собой.
Гвозди размозжили череп, дав несколько крупных трещин, воткнулись в мозг, от чего она закричала, оглушая всё здание воплем боли. Антон зажал уши и плотнее прижался к Попову. Он был без сознания, так что организм делал то, что считал нужным, совершенно ничего не понимая.
Арсений сглотнул. Теперь их главная задача – выбраться отсюда живыми.
Безумный вой умирающей девчёнки, и ещё более безумные глаза человека напротив заставляют сердце сжаться снова, а ведь Арс только выдохнул. Мужик выдернул импровизированные шипы из головы, ногой оттолкнув Лизку, упираясь в плечо. Кровь брызнула на пол, и на него же упала и сама Лиза, скорчившись от боли, затмившей помутневшее сознание.
Арсений перехватил Антона так, что он повис на одной его руке, вынул из под пальто пистолет и выстрелил в моментально среагировавшего выблядка, который уже снова замахнулся, зарычав. Сразу после он закончил страдания девушки, спасти которую уже не представлялось возможности. Притихшее тело безвольно растеклось по полу, смешиваясь в одну массу с кровью, лимфой и сизым веществом, вытекающим из затылка. Попов понял, что в его распоряжении осталось две пули, полудохлый мальчишка и, если он очень поторопится, хотя бы часть Развалин, и людей, которые были там. Были ли.. Как непредусмотрительно было забыть боеприпасы.
Перешагнув безжизненные тела, Арс стустился по лестнице вниз, пристрелив ещё одного, не имевшего ничего приятного при себе. Антон всё так же болтается на руках, а Арсений пытается продумать, что сделать, и как, не имея при себе ни пуль, ни людей, только один нож, и то больше похожий на канцелярский, чем на боевой. Вариантов не так много: либо выжить, либо двинуть кони. Ко второму стремиться не хочется.
Уложив мальчишку на заднем сидении машины, Попов сел за руль. Некогда страдать херней, но ещё меньше времени есть на раздумия, поэтому Арс просто выезжает со двора, петляя у дороги, чтобы избежать попадания вполне настоящих патронов, выпущенных из какого-то задохлого пневмата сзади, в колеса.
Антон укрыт пальто, потому что это единственное, что осталось тёплого. Кондиционер жарит на полную, и Арсению становится тяжело дышать. Как бы он не любил гадкое ощущения волнения, оно сегодня преследует его на протяжении дня, и, судя по всему, не собирается исчезать. Арсений жесток и холоден, казалось бы, но видеть, как умирает фактически ребёнок крайне неприятно, особенно, если учесть факт того, что он даже не подозревал, что смерть шла за ним попятам целых шестнадцать лестничных пролётов. Это слишком.
Шастун на заднем хрипло поскуливает, скребя носком кроссовка по сидению. Насрать, что грязно, химчистка сейчас – меньшее из зол.
Почему-то с прошлый раз все казалось намного быстрее и проще. Легко понять почему – не было обузы, которая вот вот откинется от переохлаждения, да и Арсений был моложе, похуистичнее.
— Тихо, тихо, — бубнит Попов, вывернув руль в направлении к Царь-Руин. — Это ненадолго. Скоро поедем домой. Куда же мне тебя.. — припарковав автомобиль где-то в зарослях, Арсений на секунду замешкался, пока под самым окном не появилась огромная светлая туша, разрывающая воздух громким «Бвуф!».
Что-то был здесь, огромными, грустными глазами заглядывая в Поповские и скобля когтями дверь.
— Ах ты предатель, бросил всех. — Арсений вышел, открыл заднюю, — Прыгай. Никого не подпускай к нему и ляг рядом. Согрей. — слова Попова расходились интонационно с мыслями: он осуждал кобеля, но был невозможно рад, что хоть кто-то будет около Антона.
Хоть какая-то защита.
Сейчас он как нельзя вовремя.
Алабай умастился рядом, ткнулся влажным носом в мальчишескую шею, закинув на него массивные тёплые лапы.
— Шкуру сдеру, если случится что-нибудь. Сожри любого, кто подойдёт.
Одобрительно гавкнув, Что-то опустил кубоватую голову на плечо Антона и вздохнул.
Арсений прислушался к шуму развалин: казалось бы, гробовая тишина, ветер даже не шевелит ветви серых иссохших тополей, только редкие выстрелы и  агонические крики слышны из здания и его окрестности.
С камнем на душе, Попов оставил Антона с собакой и быстрыми шагами, почти бегом стал приближаться к зданию.
Мелкая шмонь со всего города стекалась сюда: дети с кастетами, женщины с огнестрельным, подростки с ножами,  битами, вдовьими плетьми, палками, ключами, зажатыми между пальцев, перцовыми баллончиками, да даже голыми кулаками. Все эти люди когда-то получили помощь Руин в лице их обитателей, поэтому теперь медленно, но верно возвращали долги. Постоянные обитатели развалин не боялись встать под пули, летящие из оружия полярников.
Горели шторы, недавно повешанные на окнах, ковры истоптаны сотнями грязных подошв, стены перемазаны кровью и внутренномстями: южным свойственна чрезмерная жестокость. Неудивительно, холодный расчёт, ни грамма сочувствия. Все, кто не с ними, те против них. Нерушимая политика.
Попов шёл пустой – с одним лишь ножёнком в руке, собирая за собой тех, кто ещё прятался в районах гаражей. Нет, он никого не звал, он просто шёл, и все шли за ним. Если идёт биться шеф, значит есть за что.
Людей мало, никто не был готов, но постепенно нарос ком: южане берут жестокостью и мастерством, северяне – количеством и слаженностью.
От брызг крови, напоминающих средневековые бои, Арсений подумал, что он отсюда больше не выйдет, здесь ляжет со всеми, и это будет правильно, но нет. Он не может позволить себе умереть. В лесу, в машине, в обнимку с тёплым комком мяса, жира и меха, его ждёт напуганный мальчишка, который без него не выживет. Не выживет это крайне несамостоятельное создание, оставшись в одиночестве. Полудохлый Антон тощими, крючковатыми пальцами вцепился в густой мех, наконец ощущая, что у него ещё отстыли руки.
Арсений в крови, и, что хорошо, пока не своей, но надолго ли это – спрогнозировать нельзя.
Уже буквально прыгая по трупам, обе стороны продолжают резню с помощью подручных средств. Прибираться, конечно, будет надо долго, но это не так страшно. Страшно, что северян осталось меньше половины, а полярники собираются крысиными стаями. Люди Попова теряют свое приимущество, но, почему-то, не бегут. Арсений удивлён этому, но понимает их: Развалины – единственное место, где их ждут. Ладно, он понимает сирот и бродяг, но есть ведь те, у кого семьи и дети. Может, они потому сейчас здесь, что именно благодаря этой организации это все появилось? В конце концов, двери в Развалину открыты всегда. Этим и отличается политика Арса: он не выбирает, он даёт шанс на смысл, но никогда никого ни к чему не принуждает. Разве что к дисциплине, но, почему-то, она здесь сама собой разумеющаяся.
Почему не приезжает полиция, выстрелы-то не стихают уже больше трёх часов? Никто не вызывает? Да нет, просто все мусорские знают, что не нужно влезать в конфликты этих двоих мясников: в прошлую такую потасовку были на корню изнечтожены три отряда особого назначения и группа ОМОНа – подготовленных людей, плюс, простой народ никто не трогает, пластачка в закрытом помещении.
Антон просыпается. Уже темно, рядом что-то дышит в ухо, и по мягкой шерсти в руках, мальчишка догадывается, что это именно Что-то. Хорошо, что Антон не успел испугаться. Ещё одного потрясения ему бы хватило до нового приступа. Такое ощущение, что стреляют буквально за багажником, поэтому Шастун вжимается в тёплый собачий бок, видимо, срастив картинку, где Арсений оставил с ним пса.
Вдруг Что-то поднял голову и оскалил в окно зубы, зарычал.
Антон боится до трясучки, жмурится, надеясь, что хотя-бы умрёт безболезненно и быстро, без ощущения надвигающегося ужаса и паники.
Открывается дверь, собака поднимается на ноги, гавкает, а потом и вовсе бросается на чье-то крупное тело, едва не вгрызаясь в горло.
— Тихо, тихо, Штошка! — тараторит женщина приличных габаритов, выставляю вперёд руки.
Что-то обнюхивает их и спускается. Не признал – местный врач.
Тётенька встаёт, отряхивается от влажной грязи и прелых листьев, склоняется над Шастуном, уперевшись в сидение руками.
— Ты же Антон, да?
Мальчишка наконец открывает глаза и мелко кивает, усаживаясь ближе к противоположному окну.
— Я Рита. — улыбнулась женщина, —Арсений сказал, что нужно тебя осмотреть и обработать ранки. Покажи руки.
Антон протянул, повертел едва поднимающиеся культяпки, разбитые в мясо – последствия войны со стенами, все в крови.
Рита поцокала языком и поставила чемоданчик на кресло, сама села рядом.
— Садись ближе, вколю обезболивающее.
Шастун завертелся, пытаясь понять, какой стороной садиться: задницей, спиной, руками.
— Давай руку, в вену поставим. — врач достала шприц с готовым препаратом, и Что-то снова зарычал, подняв на холке шерсть.
Маргарита протёрла предполагаемое место спиртовой салфеткой и ввела иглу.
— Засткнись, — шёпотом рыкнула она, и пёс вцепился в её руку зубами, заставляя бросить шприц.
Никакого обезбола в нем не было. Что-то не собирался её колечить, но женщина снова потянулась к поршеньку, собираясь впрыснуть зловеще зеленоватую жидкость, и вдруг закричала, дернувшись: зубы вонзились глубоко в плоть, ломая ещё и кость мощными челюстями.
Антон рванулся в сторону, в очередной раз приложился затылком и снова потерял сознание. Пёс выволок женщину наружу и встал к дверце, рыча. Он верил ей. Всегда верил, не предполагая, что когда-то она предаст клятву, данную Гипократу, о котором Что-то даже не слышал. Рита – не предательница Руин, не подсос Ольги. Она просто не хочет знать, что у великого и могучего Попова есть слабость в лице Антона. А так..ну умер и умер. Не спасла, бывает. Женщина торопливо засеменила в глубь лесопарка, забыв о рассыпаном в салоне чемоданчике и дозе барбитурата, так и не введенной в кровь. Может, попала пара капель, но, в любом случае, это только наркоз, во время погружения в который, она хотела ввести препарат, предназначенный для эвтаназии. Ещё бы немного, и..
Арсений устал. Удушливый запах крови и выпущенных внутренностей окутывает со всех сторон, голова пуста, ноги теряют чувствительность, и одежда уже насквозь пропитана кровью.
Кто-то из южан донёс до Ольги Яковлевны, что шансы примерно равны, а значит стоит вмешаться ей, ведь угрожать мальчишкой уже не получится, а искать его некогда. Эта женщина не слабее любого мужчины ни духом, ни физически, и при желании голыми руками может свернуть шею, а при наличии в кармане обычной ручки, выпустить кишки.
Ей нужен выход в залив, ей нужны люди, ей нужны Развалины, и ради них она пойдёт на многое, даже, пожалуй, на всё, именно поэтому она, в сопровождении группы с гордым названием «телохранители», входит в здание, переступая трупы аккуратными позолоченными каблуками.
— Ну и грязь ты тут развел, mein liebling. — Ольга откинула волосы назад, от лица, и чуть наклонила голову, тонкая оправа сползла к кончику носа. — Ну-ка прекратить!  — гаркнула она на «мелких» людей, тут же остановившимся в тех позах, в которых были.
Северянам слишком плевать. Они воспользовались ступором полярников, закололи нескольких и только потом сделали шаг назад.
— Опрометчивое решение – придти сюда, госпожа Фашистка. Чем обязаны?
— Ты перебил половину моих людей. Пора это заканчивать.
— Выйдешь со мной один-на-один в рукопашную? — усмехнулся Попов, вытирая кровь с ножа о уже не белый рукав рубашки.
— Выйду. — с противно-ехидной ухмылкой облизнулась Клейман.
— Повторишь историю Челубея? — зачесав влажные и слипшиеся от крови волосы назад, язвит Арсений.
— Если так суждено, — хмыкнула Ольга, скидывая в руки телохранителя меховую шубу с барского плеча.
— Суждено, суждено.. — передразнивает Попов, закатывая рукава. — Что насчёт грязных приёмчиков?
— Не думаю, что ты успеешь до них дойти, — женщина одно за одним снимала драгоценные кольца и браслеты. — Пусть будут.
— Насмерть?
— Насмерть.
Покачиваясь на полусогнутых ногах, Арсений прищурился. Подошедшая Клейман вынесла прямую ногу вперёд, чтобы ударить в рёбра, Попов заблокировал, поставив предплечье. Второй удар чуть выше, в грудину каблуком. Арс хватает женщину за щиколотку и выворачивает неестественно, придержвая за каблук. Никакой реакции, а должно быть больно. Она что, киборг?
— Протез, — усмехнулась женщина, выдернув ногу обратно, и вдруг, едва не коснувшись челюсти Попова, мимо пролетел кулак.
Да, киборг.
Арсений ухмыльнулся в ответ, хрустнул запястьем и как будто изнеоткуда вынул чернёный ствол и дважды выстрелил в грудь Ольги. Пусть почти в упор.
— Т..так вот про какие приёмчики ты с..прашивал, — зашипела женщина, падая на колени, а потом и в лужи крови лицом. Своей или чьей-то – уже плевать.
Арсений хорошо знает анатомию. Попасть в сердце — особого труда составило.
Он победно улыбнулся, подняв её голову за аккуратно завитые локоны на макушке.
— Гори в аду. — он отпустил, и лицо безвольно впечаталось в бетонный пол. — Ну, если он есть, конечно. — важное дополнение для атеиста, –Бу. — дёрнулся он в направлении охраны, тут же отскочившей. — Валите нахуй. Теперь вам и ваши южные замки не светят.
В синих глазах горел злорадный огонёк, появляющийся только после кровавой победы.
Северяне справились. Заликовали выжившие, и стены Руин будто бы ожили радостными воскликами.
* * *
— Антош, — Арсений нежно оглаживает бледные, но наконец тёплые щеки мальчишки, лежащего теперь в горячеватой воде ванной, придерживая за затылок, чтобы не нырнул. — намучался..
Сердце кровью обливается за него, такого маленького и совершенно беззащитного, глупого, осиротевшего..Арсений чувствует, что должен быть с ним, чувствует, что Антон нуждается в заботе, чувствует, что он без него не выживет, чувствует больше, чем изначально планировал, чувствует, что Антон – больше, чем проблемный ребёнок подруги, чувствует, что как-то любит его. Не страстно, когда эмоции застилают глаза, не как старый друг, даже не как отец. Он любит его так, как может только он, по-особому, по-Арсеньевски.
Он свозил его в больницу, купил дохуялион всяких мазалок от синяков и ссадин, в общем и целом приготовился всецело окружить Антона заботой.
— Арс..— сипит Шастун, едва шевеля губами, — мы..где?
— Дома. Мы дома. — шепчет Попов, целуя нахмуренный лоб. — И теперь всё будет хорошо.
Он знает, что ни за что не даст больше мальчишку в обиду. Да, будет таскать его всюду за собой, следить за ним, но никогда не оставит одного, как и просила его Майя, как теперь просит душа.

_______________
♡The end ♡

Это конец,да конец
Открытый )
Породы нету ,
Я так если что говорю:_)