Tenderness in crystal shoes

14

Глава четырнадцатая: Юлия
4 декабря
Уже который день меня мучают зверские головные боли и тошнота. То и дело звенит в ушах, а с выходных перед глазами практически не переставая, роятся черные мошки.
Но я держусь. Пью витамины, надеюсь, что это поможет восстановить силы, хоть дело не только в усталости. Мой примерный распорядок дня: работа — дом — больница — дом — быт — работа на дому — два-три часа сна. И снова работа. Завтра свекровь выписывают. Мне бы радоваться, что хотя бы эта часть рутины исчезнет и у меня будет немного больше времени на сон, но вот уже пару дней, как она заводит разговоры о том, что еще очень плохо себя чувствует, и что боится оставаться одна в своей квартире так далеко от единственного сына. То, что это же она говорит Пете — даже не вопрос. А он любит свою мать и считает, что обязан ей всем, поэтому с вероятностью в двести процентов, после выписки свекровь переедет к нам на время выздоровления. Почему мне кажется, что оно равно бесконечности?
Сегодня на улице просто сумасшедший ливень, а я снова проспала и летела как угорелая прямо по лужам. Ноги промочила насквозь. Немного подсушила, хоть еще пару часов противно хлюпало в сапогах.
Я кое-как обегаю лужи, заворачиваю за угол. Порыв ветра ударяет в лицо. Такой сильный, что меня шатает, словно точащую из земли палку. Слепо шарю, чтобы удержаться на ногах, но вокруг ни души. Странно, что до сих пор стою. Нужно выдохнуть и взять паузу.
Оглядываюсь по сторонам: неподалеку магазин телефонов, и можно спрятаться под полосатым козырьком на крыльце, переждать хотя бы приступ тошноты.
Но не с моим везением, потому что через пару минут, когда только-только проясняется в голове, мое внимание привлекает фигура справа: он только что вышел на крыльцо, прикурил и, зажав сигарету зубами, поднимает ворот пальто.
Милохин.
Стоит так близко, что я хорошо слышу запах мяты. Он эти жвачки что — пачками жует?
Жутко неловко. Можно просто сделать вид, что я его не заметила. Или «заметить» и, в конце концов, поблагодарить за утренний кофе. Милохин продолжает меня игнорировать, но с каждым разом его рефераты все лучше и лучше, и я уже почти смирилась, потому что потихоньку стираю карандашные «эннки», а на их место ставлю оценки за самостоятельную работу.
И теперь у меня каждое утро на столе стаканчик кофе: то сливочный капучино, то фраппучино с карамелью, в пятницу был какой-то потрясающий сливочно-тыквенный теплый коктейль. А сегодня был травяной чай, и я выпила все, хоть к чаям довольно равнодушна.
Я старше, я должна подавать пример хорошего поведения, поэтому не будет ничего страшного в том, чтобы поздороваться и поблагодарить.
Поворачиваюсь к нему — и замечаю, что Милохин уже и так меня заметил, и пристально разглядывает. Снова немного небрежно и мой благородный порыв тут же меркнет. Но не отворачиваться же?
— Добрый день, Данил.
— Добрый день, Юлия Михайловна, — подражает моему официальному тону.
— Спасибо за кофе, но это лишнее. — Не важно, что совсем не лишнее и мне очень приятны эти, пусть и очень непонятные, не вяжущиеся с его поведением знаки внимания. Я должна сказать «правильную» вещь, чтобы не усложнять. — Ты ставишь меня в неловкое положение.
— Простите, я не знал, что вам кофе нельзя, — как будто и не слышит он.
— Что?
Двери магазина разъезжаются и нас на миг разъединяет шумная компания парней. Что-то обсуждают, кажется, изображают экспертов и помогают другу выбрать новый гаджет. Я усилием воли давлю желание уйти и не развивать тему, но любопытство берет свое: не припоминаю, чтобы говорила, что мне нельзя кофе. Потому что кофе я люблю, а в последнее время вообще сижу на кофеиновой «игле».
Парни, наконец, уходят, и мы с Милохиным таращимся друг на друга, как борцы на ринге.
— Вы же в положении, — выдает он. — Так что теперь только чай, да?
Ушам своим не верю. Откуда эта ересь в его голове?
Открываю рот, чтобы развенчать глупую сплетню, но магазин открывается еще раз, и Варламова несется на Милохина с видом потерявшего тормоза бульдозера. Виснет на нем, обхватывая руками за шею, словно трофей. Звонко чмокает в щеку и только потом замечает меня. Мгновенно корчит скорбную мину, и еще сильнее жмется к Дане.
— Здравствуй, Наташа.
— Здравствуйте, юлия Михайловна, — гундосит она. Только и того, что глаза не закатывает, а так просто классическая ревнивая малолетка.
Господи боже, за месяц нахваталась лексикона. Пушкин бы с Толстым пристыдили.
— У тебя вроде зуб болел, и ты после четвертого пошла к стоматологу? — напоминаю я. — Кажется, теперь с зубом все в порядке?
— Ага, — бубнит Варламова. Ни капли не стесняется быть пойманной на откровенном вранье. — Зуб как новенький.
Я могу сказать, что попрошу учителей, с чьих уроков она ушла, погонять ее по сегодняшним темам. Но ведь все равно не буду ее закладывать.
Поэтому прощаюсь с обоими, спускаюсь с крыльца и слышу в след противное:
— Вот же стерва