Tenderness in crystal shoes

25

Юлия
В одиннадцать мы с Вовкой идем в больницу к Дениске.
По дороге он рассказывает то, о чем не хотел говорить при матери.
— Я документы оформляю, — немного заикаясь говорит брат. Он с детства так: стоит зайти серьезному разговору — и вспоминается детская привычка. — Еду в Европу. На другие хлеба. Парни с завода еще летом рванули, обустроились. Ну и я подумал: чего сидеть? Деньги нужно зарабатывать.
Он привез матери все свои сбережения, и еще кое-что, что удалось наскрести у друзей. Прилучая сумма, которую мать отказывалась брать, раз теперь Дениске эти деньги уже не нужны. Но Вовка настоял, сказал, что ей они все равно нужнее, а себе он и так заработает, потому что взрослый мужик и пора браться за ум.
— Ты… повзрослел, — озвучиваю свои наблюдения, и брат хмыкает. Он всего на пару лет меня старше, но я всегда относилась к нему, как к младшему.
— Я жениться собираюсь, Юлька, — говорит как будто немного смущаясь.
Мы переглядываемся — и молча просим друг у друга прощения, что хоть и живем в одном городе, но последний раз виделись год назад, у меня на свадьбе, и с тех пор только изредка перезваниваемся. Как-то синхронно останавливаемся, обнимаем друг друга — и снова бредем в больницу. По дороге у брата рот не закрывается: рассказывает о своей избраннице. Она — моя ровесница, с годовалым ребенком на руках, которого Вовка с гордостью называет «наш сын». Не перебиваю и даю ему насладиться эйфорией собственного счастья.
— Ребята сказали, что за полгода можно хорошо заработать, найти приличное жилье и забрать Маришку с сыном к себе, — делится своим грандиозными планами брат.
— И когда едешь?
— Да я всего на пару часов, — виновато бубнит он. — Проведаю Дениску, потом заскочу к матери попрощаться, и сразу отсюда — на вокзал. Жаль, квартиру снял наперед, а хозяйка деньги вернуть отказалась.
— Квартиру? — переспрашиваю я, и зачем-то поднимаю голову вверх. Кажется, будто именно сейчас Провидение смотрит на меня с хитрой улыбкой. — Надолго?
— Еще полтора месяца. Фигня в общем.
— Вовка! — От волнения я не могу сдержать крик, и брат ошарашенно косится на мой, наверняка безумный, вид. — Можно, я там поживу?
— Да не вопрос, — не понимает он. — Только ты ж вроде…
— Я на развод подаю. И мне нужно уйти от мужа, потому что… — Чуть было не говорю: «Он меня просто убьет», но вовремя притормаживаю. — Потому что у него тяжелый характер и будет лучше, если мы сразу разбежимся каждый по своим углам. Да еще и свекровь теперь с нами под одной крышей. Не хочу приходить домой и выслушивать, какая я стерва. А денег на жилье вообще кот наплакал.
— Ключи у Маришки остались, она пока с мамой живет, ей с ребенком одной тяжело — учится еще, и подрабатывает удаленно из дому. Только, юль, это однушка, для холостяка. Очень скромная.
Я просто еще раз крепко-крепко его обнимаю.
В три часа я прихожу к магазину, около которого мы с Даней договорились встретиться. Я еще раз благодарю его молчаливой улыбкой за понимание: он не спрашивает, почему я не разрешаю заехать за мной к дому матери.
В машине тепло, и я снова снимаю пальто и обувь, позволяя Милохину укутать себя в плед. Но на этот раз даю себе клятвенное обещание не спать всю дорогу, чтобы насладиться каждой минутой времени рядом с ним.
Когда мы вернемся, все изменится.
Скорее всего — даже наверняка — навсегда.
— Спасибо, что подвез, — говорю я, когда Даня притормаживает около дома, где живет Вовкина невеста. — Спасибо… за все, Даня.
Милохин недоверчиво осматривает старенькую пятиэтажку, как будто чувствует, что я что-то недоговариваю. Не могу и не буду вешать на него свои проблемы. Даже если он ведет себя как взрослый, ему все равно только восемнадцать, и проблемы моего развода не должны портить ему жизнь. Может быть, я максималистка и все вижу в неправильном свете, но примеряя на себя роль матери такого вот Дани, понимаю, что не желала бы сыну такой судьбы: стоять под обстрелом тяжелого развода его взрослой учительницы.
— Отсюда тяжело добираться, — говорит Даня, взглядом цепляясь за табличку на доме. Это в самом деле Тмутаракань, и отсюда до школы — два с хвостиком часа на перекладных. Но квартира Вовки — еще дальше, так что с поездками придется туго. — Точно не хочешь, чтобы я тебя утром забрал? Не обязательно же прямо под окнами.
— Точно не хочу, — улыбаюсь я.
Вижу, что он подается вперед, чтобы поцеловать меня, и быстро выскакиваю из машины. В горле ком, глаза щиплет от желания просто разреветься. Даня быстро опускает стекло и я, уже стоя на крыльце, машу ему на прощанье. И сразу в подъезд, бегом на второй этаж, прижимаюсь к стенке, и украдкой смотрю в окно. «Порше» стоит еще минуту, а потом уезжает.
На самом деле Марина живет не в этом подъезде и даже не в этом доме. Она живет в соседнем дворе. Возможно, я зря перестраховываюсь, и Даня все равно не станет меня искать, но он кажется таким упрямым, что никакая предосторожность не будет лишней.
Я забираю ключи и еще примерно полтора часа добираюсь до Вовкиной квартиры. Сижу в почти пустом вагоне метро, дышу на окно и в сизом облачке пара рисую веселый смайлик.
Брат не соврал: квартира крохотная и очень скромная. Старая ржавая ванная, продавленный до пружин диван, закопченная плита. Зато вся мебель на месте, есть стиральная машина и интернет. Жаль, что все мои вещи, и ноутбук, остались квартире мужа.
Первым делом я пишу Пете сообщение: «Я ушла от тебя и подаю на развод»
Отправляю и даже не удивляюсь, когда он мгновенно пишет в ответ: «ТЫ ВООБЩЕ ОХУЕЛА???»
Отвечать нет смысла. Разговаривать — тоже. Я все равно буду блядью, проституткой и шлюхой, я все равно буду грушей для битья. Что бы я ни сказала, любой, даже самый покорный тон, будет поводом морально или физически сделать мне больно. Огрызаешься? Значит, тварь и стерва. Ведешь себя смирно? Значит стыдно, значит есть за что извиняться.
Следующий телефонный звонок — директору «Эрудита». На часах только начало седьмого, и я надеюсь, что не помешала никаким его вечерним планам, но на всякий случай все равно извиняюсь. Сразу перехожу к делу: у меня резко изменились жизненные обстоятельства, и я должна уволиться. Прошу, если это возможно, дать мне расчет прямо завтра, потому что для меня это вопрос жизни и смерти. Он говорит: «Хорошо, в канцелярии приготовят документы, приезжайте с заявлением к девяти, Юлия Михайловна ».
И все.
Вот так: просто, коротко, сухо и вполне обыденно, я круто изменила свою жизнь и шагнула в неизвестность.
Через полчаса начинается настоящий кошмар: такое чувство, что Петя поставил телефон на автодозвон и решил взять меня измором. Я не отвечаю.
Потом приходит сообщение от Дани: «Какой кофе хочешь завтра утром, Колючка?»
Сползаю по стенке, роняю голову в колени и закрываю голову руками. Мне очень хочется ему ответить. Очень хочется позвонить и попросить приехать. Не для поцелуев и не для того, чтобы любоваться его запястьями и длинными ресницами, а просто побыть рядом. А потом Петя пишет: «Я тебя, суку, убью». И я быстро трезвею.
Он может.
И не только меня, но и любого мужчину, который окажется рядом.
Есть только одна хорошая новость во всем этом болоте: мне пришел ответ из частной гимназии «Меридиан», куда я направляла свое резюме. Меня приглашают на собеседование, во вторник в четырнадцать тридцать.
Чтобы проветрить голову и заодно отвлечься от тяжелых мыслей, иду в магазин и намеренно оставляю телефон дома. Долго брожу по району, пытаясь расслабить себя мысленными шутками собственного производства об Иване Сусанине. Я всегда плохо ориентировалась на местности, а в чужом районе и подавно. Плохая была идея выйти без телефона, но мир не без добрых людей: и дорогу до ближайшего супермаркета показали, и где метро.
Брожу между полками, стараясь складывать в корзину только самое необходимое: еда на первое время, гигиенические принадлежности, полотенце, белье, колготки. Становится страшно, потому что у меня нет ни единой вещи кроме тех, которые на мне и которые я брала с собой в поездку. И денег тоже нет. Теперь уже почти нет и работы, а будет ли новая — еще неизвестно. Если попросят дополнительные рекомендации — хоть в резюме я честно озвучила вес свой опыт работы — мне нечего будет предоставить, кроме того, что я уволилась с предыдущей работы в связи со сменой места жительства. Никакой другой причины я озвучивать не собиралась.
Светодиод телефона беспощадно моргал разноцветными огоньками: несколько сообщений, куча пропущенных вызовов. Звонки от мужа и от мамы, сообщения тоже от Пети, и еще одно — от Дани: «Напиши, когда будет возможность. Не молчи. Волнуюсь»
Я знаю, почему он не звонит. Думает, что рядом муж и не хочет ставить меня в ту ситуацию, над которой посмеялись в доброй части анекдотов и шуток во всяких камеди-шоу.
Противно. До чего же противно от себя самой. Не могу я ничего ему сказать, не хочу и не буду в это втягивать. Потому что это — мои взрослые проблемы, и Даня не имеет к ним никакого отношения.
Пусть лучше думает, что я просто его кинула. В его возрасте у парней нет проблем с забыванием. Да и Варламова наверняка не упустит возможность отвоевать его обратно, тем более в поездке, тем более — где-то там, откуда будет красивый вид на украшенную иллюминацией цветов национального флага Эйфелеву башню.
Я быстро стираю вещи, переодеваюсь в пижаму и делаю несладкий чай. От одной мысли о еде начинает тошнить. Хотя, кого же я обманываю? Здесь меня могут услышать разве что тараканы.
Тошнит меня не от еды — есть просто не хочется.
Мне больно от мыслей, что Милохин, пусть он не мой и моим никогда не был, придется отдать.
Тяжелее всего прийти утром в школу.
Страшно нарваться на мужа, который запросто может подкарауливать меня здесь.
И страшно, что в коридоре можно столкнуться с Даней, хоть кабинет директора и канцелярия совсем в другом крыле.
Но нет ни Пети, и Дани. Я быстро отдаю заявление и сижу в кабинете, нервно перебирая на коленях юбку, пока мне делают запись в трудовую и передают все документы. Пока девочка из канцелярии говорит, что за отработанное время мне заплатят отпускные, дверь открывается и в канцелярии появляется Коршунова, за которой мнется ее дочка. В отличие от матери, девушка очень эффектная: белые гладкие волосы, высокая, стройная, наверное, нравится мужчинам, потому что у нее всего хватает в тех местах, которые они обычно любят трогать.
— Жаль, что вы нас так быстро покидаете, Юлия Михайловна, — говорит Коршунова, и если это хоть немного похоже на «жаль», то я тогда ничего не понимаю в злой иронии.
— Хорошей поездки в Париж, — искренне желаю я. Нет смысла тратить злость и нервничать из-за того, что для кого-то мои жизненные неприятности превратились в билет в сказку.
— Так я не еду, — тут же говорит она. Ведет плечом в сторону дочери, поясняет: — Леночку поставили на ваш класс. Бывший ваш класс. Вот, оформления всякие заканчиваем.
Я рада, что именно в эту минуту девушка из канцелярии передает мне «трудовую» и я буквально выбегаю из кабинета, уже на ходу забрасывая документы в сумку. Ничего не вижу. Слезы в глазах, горло сдавливает так, что не вздохнуть. Бегу по ступенькам, уже почти добираюсь до двери, когда где-то над головой раздается знакомый голос.
Даня. Разговаривает с кем-то из одноклассников. Даже стыдно становится, что его голос я узнала мгновенно, хоть сейчас перемена и шум стоит такой, что я даже собственные мысли слышу с трудом, а вот с кем он говорит — понятия не имею. Вроде знакомый, но может не из моего класса?
Нет, больше не моего.
В последний момент успеваю спрятаться за колонну. Милохин проходит мимо и меня раздирают противоречивые чувства: с одной стороны, рада, что не заметил, а с другой — больно, потому что в глубине души хотела быть замеченной.
Он выходит на улицу, и я потихоньку выхожу из своего убежища, жадно вдыхаю запах мяты и в последний раз смотрю на крепкую спину в одной только модной черной рубашке.
Из школы я выхожу через столовую, хоть поварам моя просьба явно не по душе. Но мне уже все равно.
Домой я не возвращаюсь. Еду в район «Меридиана» и просто гуляю там все несколько часов до времени, на которое мне назначено. Рука то и дело тянется к телефону, который я нарочно спрятала подальше: в глубокий кармашек с жутко неудобной молнией. Там наверняка куча новых угроз от Пети. Но мне до них нет никакого дела. Перегорело так сильно, что даже если бы он приставил пистолет к моему виску, я бы просто улыбнулась и высказала ему в лицо, какой он трус.
Меня пугают возможные сообщения от Дани. Им наверняка уже представили новую классную и учительницу литературы. Вспоминаю всю из себя младшую Коршунову в эффектном костюме и с фигурой, от которой слюни потекут у всех мальчишек. И у моего Милохина тоже. У него тем более — он же такой взрослый.
Не моего.
Трясу головой и с облегчением вижу, что стрелки на часах подобрались к нужному времени.
«Меридиан» — красивая большая гимназия с профильными классами. Я навела справки, когда отправляла резюме. Здесь учатся только с пятого по одиннадцатый, младшей школы нет. Учеников больше, время работы на пять лет старше «Эрудита». Целая куча выпускников со всякими дипломами, лидер среди учебных заведений в области. Честно говоря, я отправила резюме наобум, потому что была уверена — в таком месте никому не нужна девушка без опыта, а требования к кандидату, скорее всего, составлены без одобрения руководства.
Меня сразу проводят к директору, в красивый светлый кабинет, в котором мне сразу нее по себе, потому что здесь все, как в будущем: техника, мебель и даже цветочные горшки.
— ЮлияМихайловна? — Мужчина поднимается из-за стола и идет мне навстречу.
На вид ему как будто максимум тридцать: дорогой костюм, светлые волосы, голубые глаза за стеклышками стильных очков, модный намек на бородку. Дружелюбный взгляд располагает к разговору.
— Добрый день, — с трудом выдавливаю из себя. Чувствую себя неуютно, когда он протягивает руку и пожимает мою ладонь. — Я не опоздала?
— Думаю, вы и сами понимаете, что нет? — улыбается он. — Игорь Александрович Разин. Присаживайтесь.
Указывает на кресло с обратно стороны стола, а сам усаживается на рабочее место. Кладет на стол пару листов, один протягивает мне.
— Это ваше резюме? Нет никаких ошибок?
Бегло просматриваю распечатку, киваю. Он улыбается и предлагает начать собеседование.
Несколько вопросов — и я сразу понимаю, как он оказался на важной должности в таком молодом возрасте. Его не интересует мой опыт, но вопросы о методах работы по предмету, педагогике. Интерактивных технологиях и активных методах обучения сыпятся из него, как горох из рваного мешка. И я немного успокаиваюсь только после того, как вижу явное одобрение моих ответов.
— Вы написали, что у вас есть небольшой опыт классного руководства? — уточняет Игорь Александрович.
Я честно говорю, что этот опыт и правда небольшой, но он все равно просит рассказать, в чем я видела свою задачу, как классного руководителя. Озвучиваю все темы классных часов, общение с родителями, интерактивное общение со своими детьми. Почти уверена, что это совсем не то, что должна делать опытная учительница, но мужчина улыбается и снова кивает.
— Надеюсь, вы не из пугливых, варвара ЮлияМихайловна, потому что к вашей должности учителя литературы мы предложим вам еще и «11-А».
Понятия не имею как, но мне удается сдержать нервный смешок.
— То есть… я принята? — несмело уточняю я, боясь вставить себя дурочкой.
— Как только оформите документы.
— У меня все с собой… — начинаю я и тут же прикусываю язык.
— Люблю оптимистов! — улыбается Игорь Александрович, открывает дверь и говорит: — В таком случае, сегодня оформляетесь, а работать — с завтрашнего дня. С корабля на бал.
За всеми хлопотами с оформлением, я совершенно не замечаю, как за окнами темнеет. Мне дают расписание звонков, показывают мой стол в учительской, проводят по основным кабинетам и вводят в курс дела.
Выхожу на улицу — и натыкаюсь на Игоря Владимировича.
— Думаю, «Меридиан» сегодня пополнился отличным специалистом, — говорит он, и добавляет. — Вы далеко живете? Я на машине.
Обычная вежливость, но я энергично от нее отказываюсь. И так чувствую себя человеком, которому выдали слишком большой кредит доверия, который нужно во что бы то ни стало оправдать.
Когда возвращаюсь домой, сердце ёкает, потому что около соседнего подъезда стоит как будто знакомая машина. Подхожу ближе, выдыхаю, еще на что-то надеясь, но очевидно, что это и близко не его машина.
И в телефоне, который я проверяю только перед сном, сообщение от Дани: «Пожалуйста, вернись ко мне, Колючка».
Я знаю, что приходить в первый рабочий день с заплаканными глазами — худшее, что может быть, но все равно плачу, удаляя все его сообщения и свой аккаунт в вайбере.