|•Русал полюбивший человека•|

4 встреча

Ветер колышет пряди и щекочет ими губы, когда Чуя стоит на балконе поздней ночью и опирается на перегородку локтями. Небо чёрное-чёрное с каплями белых жемчужин, как глубокий морской грот с тысячью горящих и бездушных глаз голодных мурен. Русалы стараются не заплывать в такую темень, где всякая рыба тебе враг и может неплохо хватить зубами за плавник, если не за бок и не за руку, и один морской обитатель отнюдь не справится с сотней или даже простой десяткой таких. Чуя и не заплывал. Небо выглядело для него чарующим и спокойным. Почти как т7огда, когда афалина лежал на камнях или на берегу своего залива и смотрел вверх, считая звёзды в созвездиях Волопаса и Гончих псов.
Ужин в честь прибытия гостя-спасителя был окончен час назад, когда слуги Принца уже стали уносить блюда, а Дазай, недолго посидев на месте, снова предложил Чуе пройти в покои. Гость был сыт и доволен, потому даже не выдернул руку из руки Принца, стоило тому сжать запястье русала пальцами и повести наверх. Чуя знал, что в такое время многие люди уже ложатся, но в который раз убедился, что Дазай - отбитый человек и к людям не относится. Зайдя в свои покои, эхом простучав каблуками обуви по каменному полу, Принц потянулся руками вверх в проходе, покачался с пятки на носок и глянул в сторону балкона под неплотно закрытыми шторами. «Мне казалось, ты хотел постоять там, - проронил он, подходя к стеклянным дверям и растворяя их, впуская в комнату свежий ночной воздух.- Хочешь?» И юноша, уже присевший на кровать, кивнул, подивившись обходительности льстивого Принца ещё раз. Натуральный льстец и плут, и больше нечего сказать. Вот на что ему Чуя сдался? Зачем протащил морское существо через весь город в свой замок и уделяет столько времени? Скучно ему, должно быть. Очень скучно, раз пытается найти себе компанию на дне моря.

И находят ведь.

Болкон королевских покоев большой. Здесь шагов пятнадцать в длину, и тянется он до внешнего подоконника одного из окон небольшого коридора, ведущего непосредственно к спальне Его Превосходительства. Если захотеть, можно перелезть через ограждение и проникнуть через окно в коридор, но... Всё лишнее действо. Дазаю, возможно, пригодится такой переход к самому последнему окну, перескакивая с подоконника на подоконник, если внезапно к нему в покои вломятся бунтовщики с целью убить, хотя и вероятно то, что Принц даже сопротивляться не будет, зная его пристрастия. По пер... пери... по периметру балкона стоят высокие, до живота Чуе, роскошные и расписные вазы с золотым орн... орнам... орнаментом в виде цветов и павлинов, на некоторых видны перьехвостые золотые рыбы. В этих вазах стояли букеты красных роз на длинных шипастых стеблях, поблёскивающие осевшей на лепестках росой в свете луны. Луна светила неярко, затерялась в воздушных серых тучах, не слепила глаза и приятно освещала холодом серебра открывшийся взору вид: где-то за бесконечно долго расстилающейся до горизонта травой виднелась чёрная щетина леса или чего-то такого, но Чуя не удивится, что там три сосны-калеки в два ряда и на этом большая растительность территории владений Принца заканчивается. Вода в другой стороне, и жаль, что её нельзя наблюдать отсюда. Русалу кажется, что он уже заскучал по своему заливу и мягким объятиям чуть колышущейся воды, на которую можно просто лечь, раскинув руки в стороны, и наблюдать за небом, считая звёзды и думая о вселенной. Дазай стоял рядом в той же позе и слегка прикрыв глаза. Подпирает кулаком щёку и созерцает раскинувшийся подле его дворца простор: как под порывами ночного ветра белыми полосами ходит высокая трава, подобная морским волнам; как вдалеке щебечут ночные птицы и перекликаются между собой, порхают блеснувшим на секунду в темноте бельмом их переливающихся перьев; как Чуя смотрит на всё это и подставляет лицо ветру, закрыв глаза, будто представляя себя кем-то вроде неспящего сокола. Гость выглядит прекрасно, и Осаму это давно заметил. Он заметил это гораздо раньше, когда только, очнувшись, увидел своего спасителя, быстро нырнувшего в воду и не явившегося на зов: лицо, обрамлённое мокрыми рыжими прядями, и чудесные голубые глаза, казалось, принадлежали ангелу, и Дазай вовсе не соотносил это видение с тем, что просто ударился головой о ровную морскую гладь с большой высоты и ему померещилось. Чуя не обращает внимания, как Принц смотрит уже не вперёд, на свои владения, которые видел тысячу раз за свою жизнь, а устремил взгляд именно на гостя, легко улыбаясь и довольно прищурившись. Изящные черты, прямо-таки королевские, навевают мысль о том, что Осаму мог выловить какого-нибудь подводного принца. «На живца клюёшь, значит, рыбка, - усмехается юноша про себя. - Узнать бы о тебе побольше. Почему не говоришь, например...»
Взгляд Чуи говорит о многом, когда Принц касается его плеча, привлекая внимание, и стоит с зажатым стеблем розы в зубах. Улыбка обворожительна, когда юноша протягивает гостю руку, поклонившись, заложив за спину другую и немо приглашая на... Что? Что это? Что он делает? Русал не понимает. Нет даже предположений, чего он хочет, и это непонимание ясно читается по глазам и вопросительно приподнятой брови. «Ты хочешь, чтобы я вложил свою руку в твою? Не дождёшься, что бы это ни значило. Отстань». Юноша снова отворачивается, передёрнув плечами, и ему только нос вздёрнуть не хватает. Хорошо, что Чуя не скуп хотя бы на красноречивую мимику, и Дазай коротко смеётся, выпрямившись. Вынимает розу из губ и протягивает теперь её в руке, чтобы гость взял, но... Принц хитёр. Чуя тянется за несчастном цветком с выражением лица «так и быть», но его кисть мгновенно оказывается схваченной рукой Принца, стебель - в зубах, а сам Чуя резко наклонен, придерживаем под поясницей и за левую руку, пока правой вынужден вцепиться в плечо Дазая, чтобы не упасть. Шип стебля розы неприятно колет язык. От неожиданного наклона перед глазами недолго рябит, но юноша встряхивает головой, зажмурившись. Что этот королевский червь о себе возомнил, так похабно наклоняясь?
- А так понятнее, что мне нужно?- Осаму не перестаёт легко улыбаться, мурлыча, и его кажущиеся пушистыми тёмные пряди волос повисли, взъерошенные. Зато с лица Чуи все пряди, наоборот, спали, не цепляясь за стебель.
- По традиции, когда правитель устраивает у себя приём гостей не с целью установления дипломатических отношений, должен состояться бал, и наследник престола обязан станцевать с понравившейся ему... понравившимся партнёром, который, как правило, выглядит лучше всех и самый прекрасный в толпе. Это считается честью. Позволь попросить тебя подарить мне, такому скромному Принцу, ма-аленький танец? «Да у тебя выбирать-то не из кого, умник! - если бы у Чуи не отобрали голос взамен на ещё две конечности, он бы так и сказал, приправив возмущение пощёчиной и поставив руки в боки, но юноша, к сожалению, в буквальном смысле не в том положении, чтобы не держаться за чужое плечо. - Скромный, чёрт тебя дери... Тысячу раз скромный, а у меня крылья вместо хвоста были. Ври больше». Но Дазай принимает молчание за согласие. Конечно, если бы гость совсем не хотел, он бы пнул коленом в колено и отпрыгнул, добивая локтем между лопаток сверху, но Чуя этого не делает. Его недовольное выражение лица можно назвать «я не до конца согласен», но Принцу и это сойдёт. Он выпрямляется, сжимая пальцами ладонь своего гостя и прижимая второй рукой за поясницу к себе ближе, смотрит в глаза сверху вниз и делает шаг назад: «Я поведу, ты ведь не против?» - спрашивает он, но больше констатирует. Аккуратный и тихий шаг, каблук не стучит по белому полу балкона, и Чуе кажется, будто он снова на том берегу, в своём заливе, когда только показался сухим из воды на ногах впервые и пытается в кратчайшие сроки научиться ходить, чтоб хорошенько пнуть под зад одного бесячего утопленника, только теперь его ноги не слушаются по другой причине - то, что Дазай называет танцем, Чуя делать не умеет. Он просто повинуется плавным движениям, когда Принц делает разворот, чувствуя себя вполне уверенно, а гость - просто какая-то тряпичная кукла в его руках. Юноша не знает, как точно описать то, что они делают, но движения элегантные и выверенные, Дазай явно далеко не первый раз и даже не третий этим занимается, только что-то Чуе подсказывает, что при танцах должна звучать музыка. Несколько раз в году Чуе, лежащему на камнях не так уж далеко от берега, удавалось видеть небо в тысячах разноцветных красных и оранжевых фонарей, подобных цвету чешуи арован и медовых гурами, жёлтые всплески огня на суше, отзеркаленные тёмной ночной гладью воды, и чуть меньше, чем тысячи фонарей, людей на земле, танцующих и двигающихся, разговаривающих, красиво поющих и издающих чудную музыку. Музыка, безусловно, чарует - звуки переплетаются в разные ритмы и высоты, она будит в душе что-то яркое и живое, хочется даже бить хвостовым плавником в такт и легко напевать, а на протяжении нескольких следующих дней тщетно пытаться избавиться от засевшего в голове мотива. Эти веселящиеся люди в пёстрых одеждах, пёстрых, как тела цихломозы северум или гибридных попугаев, увешанных золотыми монетами и украшениями, звенящих от их обилия, вынуждали задаваться вопросом о том, все ли люди настолько опасны и жестоки, как кажутся, если судить по их собратьям, бороздящим океанские просторы в поисках рыбы или чего поинтереснее. Но та музыка, которую Чуя слышал раньше, была активной, звенящей, живучей, скачущей от звуков к звукам, словом, такой, от которой даже вода, чудилось, колышется волнами и плещется белыми барашками в ритм, а музыка, которая должна сопровождать движения Принца и вообще балы во дворцах, обязана, наверное, быть более высокой, более медлительной и более спокойной. Чуя не знал названия вещей, на которых можно играть музыку, но предполагал, что их чертовски много.
Дазай двигался изящно. Балкон не позволял сильно размахнуться, ведь в ширину был от силы шага три, но этого Принцу было достаточно: он мягко держит партнёра по танцу за руку и двигается бесшумно, не ускоряясь, чтобы юноша не сбился и не стал наступать на его ноги. Покачнувшись, он снова разворачивается и снова наклоняет Чую на руке, только теперь касается лбом с пушистой чёлкой его лба и, выпрямившись, отпускает. Юноше кажется, что у него немного голова кружится - он так и не выпустил стебель розы из зубов, пока Дазай, снова взяв его за руку, подносит его кисть к губам и целует тыльную сторону ладони. Шагает ближе, вплотную, держа пальцами его запястье и касаясь губами подушечек пальцев и самой ладони, ловя возмущённый взгляд голубых глаз. Море в них пенится и постепенно вскипает до страшной бури с грозой и смертью десятков кораблей. Океан в них становится кладбищем фрегатов и бригантин, когда русал хмурится и кривит губы, не смыкая их из-за цветка в зубах. Стоит Принцу отодвинуть руку Чуи от своих губ - пальцы юноши вот-вот были готовы вцепиться в них мёртвой хваткой и порвать, как когтями - и едва начать приближаться лицом к лицу, губы Дазая встречает красный бутон, прижатый к ним пальцами другой руки Чуи, а сам рыжеволосый гость мгновенно отстраняется, так и не отпустив стебель цветка. Принц усмехается.
- Хорошо, ты умеешь доходчиво объяснять. Уже поздно, - Его Высочество потягивается руками вверх как ни в чём не бывало, жмурясь, а потом прикрывает рот рукой, зевая. Там, в комнате Осаму, были, как оказалось, ещё и часы, к которым Чуя постоянно стоял спиной и не замечал, и сейчас их короткая стрелка вздрогнула к единице, длинная была на шестёрке, а золотой маятник безмолвно качался внизу под стеклянной дверцей.
Дазай, ещё недолго смотря на Чую, тихо уходит. Видно, и его наконец сморил сон или обязанность спать, чтобы быть бодрым на завтра, а гость ещё остаётся стоять на балконе, опираясь локтями на ограждение. Юноша крутит в пальцах стебель, рассматривая бутон. Роза пахнет нежно и приятно, пахнет свежестью и совсем не приторно, как могло показаться на первый взгляд. Стебель тихо треснул, отламываясь от бутона, и отлетел за балкон, теряясь в тёмной высокой траве. В ладони Чуи остаётся только алый бутон, красиво посвёркивающий лепестками в лунном свете. Юноша последний раз вдыхает его аромат, прижав к губам и носу, прикрыв глаза, и сжимает его в пальцах с неимоверной силой, а потом разжимает ладонь, отдавая порыву лёгкого ветра забрать распавшиеся лепестки. Маленькими красными птицами они лениво вспорхнули с ладони и, взвиваясь кольцом в воздух, уносятся куда-то вправо, теряя высоту и исчезая в темноте.