|•Русал полюбивший человека•|

7

Принц ожидал, что что-то такое да всё равно произойдёт. Не может быть, чтоб в главном логове Крысиного короля не обошлось без вмешательства этого самого короля, и вот теперь, когда Дазай, машинально раскрывая рот и произнося какие-то слова, в которые сам не вникает, чувствует, что что-то случилось, то, скорее всего, так оно и есть. Перед глазами мелькали документы о торговле, купле-продаже, заключении выгодного соглашения между странами на обмен, и везде уже стояла подпись Достоевского — угловатая, маленькая, но с завитками букв, чёрными чернилами. Чёрными, как его жалкая душонка. Требовалось только согласие правителя, и Дазая, стоило ему взять в руки чёрное перо, всё не покидало ощущение, что не это его цель визита. Вернее, не это цель Достоевского — получить согласие на что-то. Как будто Принц не знает, что отсутствие согласия когда-то мешало Крысиному королю проворачивать что-то за спиной милорда, но Принц молчал и не возникал, делая вид, что не замечает, пока тёмные делишки Крысы не наносили никакого вреда политике и экономике. Принц, полагаясь на это, даже не пытался узнать, что там этот Крысиный король делает точно, хотя мог бы подослать кого-нибудь из своей тайной стражи, чтобы проследить. Никаких недовольств со стороны граждан или внешних земель — и хорошо. Значит, не так опасны помыслы Достоевского, хотя бояться, безусловно, стоит. Он — та книга, напечатанные страницы которой нужно сначала смочить молоком или парафином, а потом уже провести огнём свечи под листом, чтобы предложения проявились. Дазай сам был такой «книгой», и уж не ему ли знать, как трудно такие люди читаются.

Принц на протяжении всего разговора с Достоевским внимательно прислушивался к звукам за дверьми, но ничего подозрительного не слышал: Чуя слишком хорош в своём деле, чтобы его шаги привлекали внимание. Может быть, ничего страшного всё же не произойдёт? Дазай ощущает себя беспокойным наставником, воспитанник которого может в любую минуту куда-то деться или запропаститься, хотя и клятвенно заверил, что всё с ним будет в полнейшем порядке. Может быть, Дазай зря волнуется? О боже, он ведь действительно чувствует, что его сердце далеко не на месте. Скачет по грудной клетке так, что в его ударах в висках Принц слышит посторонние звуки и против воли оглядывается вокруг. Достоевский не акцентировал внимание на издёрганности своего господина, но не заметить не мог, ведь сидит практически рядом, до него рукой подать. Шелестит бумагой, перекладывает листы, смотрит глазами цвета засушенного бересклета прямо в душу, но вряд ли что-то видит: Дазай словно его отражение. Оба хороши, так сказать. В голове отдаётся эхом холодный и бесстрастный голос собеседника, на языке стынут собственные слова, стоит разомкнуть губы и что-то говорить, но что? Принц с юношества заучен светским беседам, и ему необязательно думать, прежде чем что-то сказать на собрании или на подобном решении вопроса. Регент хорошо постарался, ненавязчиво вбивая в голову основы поведения, словно вживляя их в мозги. «О проклятый регент Мори, все надеются, что проживёшь ты до скончания веков всех живых существ на этой земле и ещё следующее поколение живого переживёшь, но знать бы только, где тебя черти носят!» — примерно так отзывался о нём его воспитанник, нынешний небедствующий Принц, единоличный владелец огромной и подвластной лишь его решениям земли.