Малыш для лучшего друга

Глава 17

Мне достаточно сложно находиться рядом с Чонгуком, не показывая, как он на меня действует, но, когда он еще и прикасается ко мне… Тушите свет! Я вся горю, по коже бегают мурашки, а руки так и тянутся обвиться вокруг него, чтобы прижать к себе и утонуть в его таком греховно привлекательном, до нелепого массивном теле. А ведь мне всегда нравились более худощавые парни, а не горы мышц, на которые облизываются мои подруги. Сейчас я и сама готова облизать каждую выступающую мышцу Чонгука, а потом повторить это еще раз. Потому что он, черт бы его побрал, действует на меня, как самый желанный десерт, который так и хочется съесть! Когда я стала такой озабоченной? Ужас!
– Ты чего такая красная? – замечает мое состояние Наен, когда я захожу домой.
– Обычная одышка, – отмахиваюсь я, потому что благодаря беременности она у меня теперь и правда иногда появляется, когда я пытаюсь слишком быстро ходить.
Я делюсь с Наен подробностями того, как прошел разговор с родителями, но, когда мы расходимся по своим постелям на ночь, все равно возвращаюсь мыслями к Чонгуку. Я схожу с ума от своих чувств к нему и это пугает, потому что даже Кая я так сильно не любила. Я буквально одержима своим другом, но беда в том, что я никогда не буду для него кем-то большим, чем подругой. Никакого выхода из френдзоны не предвидится и это заставляет меня плакать, потому что с каждым днем мне все труднее переносить свое безответное чувство и жить с этой болью.
На следующий день меня удивляет своим звонком Розэ, на который я отвечаю с опаской, так как совершенно не желаю ссориться с ней.
– Привет, Чеен, – блею, как овца, морщась от того, как слабо и робко звучит мой голос.
– Привет, – холодным тоном говорит она. – Можем поговорить?
– Конечно. Я слушаю.
– Ладно, – откашливается она. – Не знаю даже, с чего начать. Чонгук приезжал сегодня утром. Мы поговорили и, прежде чем принять окончательное решение насчет нас, я хочу понять, чего ты ждешь от него, как от отца своего ребенка. Кроме алиментов, конечно.
– Я даже алиментов не жду, потому что способна дать своему ребенку все, что нужно. Чонгук хочет быть его отцом, принимать участие в его жизни, так что я не против. Но я ничего от него не жду и не собираюсь ни к чему его принуждать и давить.
– Это ты сейчас так говоришь, – недоверчиво хмыкает Розэ. – Но что будет, когда он родится, Лиса? Я знаю тебя. Ты беспомощна, как ребенок. Если ваш сын заболеет ночью или будет закатывать истерики, да что угодно в этом роде, разве ты не кинешься тут же звонить Чонгуку, чтобы он тебя выручил?
– Я не беспомощна! – возмущаюсь я. – Не принимай мою мягкость за слабость, Розэ! То, что я тебя не послала прямым текстом значит лишь, что я слишком вежлива и не люблю конфликты. Не смей разговаривать со мной таким тоном, поняла? Мне плевать, смиришься ты с наличием этого ребенка в жизни Чонгука или нет. Факт в том, что он в ней будет, а спасать ваши отношения – не моя забота. Только тебе решать, нужен тебе мужчина с довеском или нет. Но если все же нужен, то будь готова к тому, что я буду следить за каждым твоим шагом, когда мой сын будет в вашем доме, потому что я тебе не доверяю после того, какой ты себя показала.
– Прекрати строить из себя святошу! – шипит она. – Считаешь, что ты лучше меня, Лиса? Я прекрасно знаю людей вроде тебя. Тебе нравится, когда про тебя говорят, какая ты милая и хорошая. Это твоя маска, чтобы нравиться окружающим, но я прекрасно вижу, что скрывается за ней. Ты не такая добрая, какой пытаешься постоянно выставить себя, и в тебе есть эгоизм, в котором ты обвиняешь других, глядя свысока со своей позиции хорошей девочки.
– Мне жаль, если ты так считаешь. Это лишь говорит о том, что в тебе столько разочарования и зависти, что ты не можешь поверить в то, что кто-то может быть не таким эгоистичным и зацикленном только на своем счастье, как ты, Розэ. Это нездоровое отношение как к себе, так и к окружающим, так что я не буду подпитывать твое ошибочное мнение и обмениваться взаимными оскорблениями. Отныне, не звони мне, если это не вопрос жизни и смерти, пожалуйста. Я не обязана общаться с тобой только потому, что ты невеста Чонгука. Мы с тобой давно уже больше не подруги, так что не вижу смысла и дальше притворяться, словно все по-прежнему.
– Да пошла ты к черту со своей снисхо…
Я завершаю вызов, не желая слушать ее оскорбления, и дрожащей рукой кладу телефон на стол. Я ненавижу то, что слишком близко принимаю к сердцу слова других людей, но как бы я не недолюбливала Розэ, я все равно отчего-то чувствую себя виноватой. За то, что забеременела от ее жениха, за то, что надеюсь на их расставание, за то, что люблю Чонгука, который принадлежит ей с того самого дня, когда он влюбился в нее и решил, что она – женщина его мечты, несмотря на ее отказ и упрямство. Именно я – третий лишний в этом треугольнике, хотя и треугольник-то этот только в моей голове, для них я просто неожиданная проблема на пути к их семейному счастью. Не знаю, как мы будем уживаться, когда родится ребенок, но я до смерти устала от лицемерия, от притворства перед всем миром, от которого я обязана скрывать свою любовь, потому что она неправильная и невозможная. Надеюсь только, что она расскажет Чонгуку про нашу ссору и он снова примет ее сторону, потому что чем дальше он держится от меня – тем легче мне справляться со своей запутанной жизнью и болезненными чувствами к нему.
Когда на следующий вечер Паша звонит, чтобы спросить о моем самочувствии, и между делом сообщает, что Розэ вернулась в их квартиру, вместе с болью от этой новости я также чувствую и облегчение. Это к лучшему, ведь это быстрее избавит меня от ненужных иллюзий.
***
– Я пригласил родителей к себе на завтра, – сообщает мне Чонгук по телефону, подтверждая, что они согласились на тот день, который мы с ним обговорили ранее. – Ты приедешь заранее или как?
– Розэ не передумала присутствовать? – спрашиваю я.
– Нет, она будет дома.
– Тогда не хочу приезжать сильно заранее, у нас с ней слишком напряженные отношения.
– Ладно, – вздыхает Чонгук. – Тогда ждем тебя. Пока.
– Пока, Гук.
Я не знаю, рассказала ли Розэ ему о нашей ссоре, но я сама этого не делала. Мне не нужны разборки, я устала. Пусть все идет, как идет. Лучше просто забить на них обоих и сосредоточиться на более важных вещах, чем ревнивые нападки бывшей подруги.
– Хочешь поеду с тобой в качестве группы поддержки? – спрашивает Наен.
– Хочу, – надуваю губы, глядя на нее жалобным взглядом. – Очень хочу, Наен, но это будет выглядеть странно. Понятно, почему там будет Розэ, она все-таки член их семьи теперь, но как я объясню свое желание взять с собой подругу на такой личный разговор?
– А ты обязана что-то им объяснять? – приподнимает бровь Наен и я в очередной раз завидую ее уверенности в себе.
В детстве Наен была очень тихим и послушным ребенком, но ее спокойный характер многие ошибочно принимали за робость. Моя подруга никогда не давала себя в обиду, ну и меня заодно. Хотела бы я так же легко игнорировать желание угодить другим и больше сосредоточиться на том, что нужно именно мне!
– А ты права, Наен! Почему я должна в одиночку проходить через это, когда еще и Розэ будет маячить за спиной со своими ядовитыми комментариями? Я и со своими родителями перенервничала так, что вполне могла начать рожать раньше срока. Снова я такого точно не вынесу! Все, пишу Чонгуку, что ты будешь со мной.
– Пиши, – с одобрением улыбается она. – А если будет возражать, то шли его к черту.
Но Чонгук не возражает, так что в назначенное время мы с Наен едем к нему в квартиру, одетые в одинаковые платья-рубашки оверсайз ярких цветов: ее неоново-розовое и мое ярко-лимонного цвета. Причем, эти платья мы купили не сговариваясь на прошлой неделе и сильно ржали, когда дома решили похвастаться своими покупками, так как по магазинам она проходилась одна, а свое я заказала с доставкой и получила тоже в тот вечер.
Дверь нам открывает Розэ, одетая в джинсы и топ с открытым животом. Она окидывает наши наряды презрительным взглядом и отходит в сторону, чтобы пропустить нас в квартиру.
– Привет, – здоровается сухим тоном и мы отвечаем ей тем же. – Посидите пока в гостиной, я еще не закончила сервировку.
– Тебе помочь? – на автомате предлагаю я, но Розэ отказывается и уходит на кухню.
После свадьбы Чонгук планирует переехать в огромную квартиру с мансардой и панорамными окнами, которая должна стать сюрпризом для его молодой жены, но пока они живут в относительно скромном жилище в сто квадратов, без своей отдельной столовой, так что есть мы будем на кухне, я полагаю. Хотя мне едва ли кусок полезет в горло. И почему все важные новости сообщаются за ужином?
– Привет! – не успеваем мы усадить наши пятые точки на диван, как заходит Чонгук. – Какие вы сегодня яркие, девочки.
– А мы всегда яркие, – хмыкает Наен, пока я размышляю, зачем Чонгуку понадобилось принимать душ в это время дня.
Размышляю, как ревнивая жена. Он явно только вышел из ванной, волосы влажные и просто зачесаны назад пальцами, на футболке влажные пятна, а сам он благоухает мужским гелем для душа. У них с Розэ был секс до нашего прихода? Ее волосы тоже не уложены сегодня, что редкость, она просто собрала их в дульку на макушке.
«Блин, заткнись, мозг! Это не твое дело!» – мысленно ругаю себя, совершенно не слушая, о чем говорят Чонгук с Наен, пока не получаю тычок от подруги.
– Что? – смотрю на нее.
– Чонгук спрашивает, не хотим ли мы чего-нибудь попить. Ты где витаешь?
– А, нет, не хочу, – отвечаю рассеяно.
– Тогда пойду, принесу тебе воды, – кивает Чонгук Наен и выходит, а она смотрит на меня с подозрением во взгляде.
– Лиса, я уже не в первый раз наблюдаю у тебя такую реакцию на Чонгука. Тебе что, так сложно находиться рядом с ним? Что он сделал на этот раз? Неужели снова обидел тебя?
– Нет, что ты! Ничего он не сделал и ничего мне не сложно рядом с ним, тебе просто показалось. Можно подумать, я раньше никогда не бывала рассеянной или не уходила в свои мысли! Перестань переживать обо мне, как о какой-то больной, Наен. Я всего лишь беременна.
– Ну ладно, – отступает она, а я невольно краснею при мысли, что она догадается о моих чувствах к Чонгуку.
Не успевает Наен получить от него свою воду, как звонят в дверь и Чонгук снова уходит, возвращаясь уже со своими родителями.
– Лисочка, сто лет тебя не видела! – тут же обнимает меня тетя , обдавая запахом своих ягодных духов, знакомых мне с детства. – С каждым днем становишься все красивее и красивее, дорогая.
– И все больше, – усмехаюсь я, глядя на свой живот. – Спасибо, тетя, не представляешь, как приятно слышать комплименты, когда уверенность в себе проходит с каждым растущим килограммом.
– Слышишь, Чонгук? – обращается к своему сыну она. – Беременные женщины нуждаются в комплиментах.
– Уверена, он исправится, когда забеременеет его жена, – встревает Розэ, подходя, чтобы поцеловать будущую свекровь в щеку.
Мне становится неприятно от ее бестактного комментария, и, я просто уверена, что она хотела меня этим задеть, показать мое место, но тетя кажется не замечает ничего странного, потому что продолжает в том же легком тоне:
– Так надо не только жену радовать, Розэ. Когда я была беременна в первый раз, я очень сильно переживала и считала себя слонихой. Муж тогда всем своим друзьям сказал, что при встрече они должны делать какой-нибудь комплимент моей внешности. Я тогда об этом, конечно, не знала, но знаешь, как приятно было ощущать себя привлекательной?
– Твой муж всегда умел найти подход к женщине, – обращается к себе в третьем лице дядя , хлопая по спине стоящего рядом Чонгука. – А вот твой Чонгук мою находчивость и обаяние не унаследовал, так что будем учить.
– Все он унаследовал, Чонгук прекрасно знает, как найти подход к женщине, – бессовестно льстит Розэ и я едва удерживаюсь от желания хихикнуть, когда Наен преувеличенно закатывает глаза за спиной у Чонгука.
Мы проходим сразу за стол, который Розэ очень красиво сервировала, за что получает кучу комплиментов от тети , но во время ужина она продолжает беззастенчиво намекать на свои близкие отношения с ее сыном, не перестает говорить о свадьбе и планах на будущее, а еще постоянно прикасается к Чонгуку, что даже его родители начинают удивленно переглядываться, потому что такое поведение не свойственно Розэ. Она откровенно метит территорию и это становится неловким для всех, кроме нее, потому что, увлекшись, Розэ не замечает, что заходит слишком далеко.