Малыш для лучшего друга

Глава 30

– Ух, как хочется пить! – обмахиваясь рукой, улыбается Лиса, плюхаясь на диван, и приземлившись рядом с ней, я на грани терпения жду, пока она нальет в стакан воду из бутылки и выпьет ее, прежде чем наброситься на ее влажные пухлые губы, которыми она дразнила меня весь вечер, прикусывая их и облизывая так, словно специально хотела привлечь к ним внимание.
Как бы то ни было, ей это удалось. Ее сладкий вкус бьет как электрический разряд по всем рецепторам сразу и мой ошеломленный стон поглощает не менее удивленное хныканье Лалисы, прежде чем я обхватываю руками ее тонкую фигурку и практически затаскиваю ее на себя, целуя глубоко и грубо, как требует адреналин, гуляющий в крови. Мы не останавливаемся ни на секунду, чтобы передохнуть, потому что я просто не могу оторваться от нее, поглощая с безумным голодом минута за минутой, и только когда моя рука оказывается под подолом ее короткого платья, накрывая маленький клочок кружева, она испуганно дергается, отрывая свои губы от моих и в панике оглядываясь кругом. Когда ее испуганные глаза встречаются взглядом с моими, а рот округляется в шоке, я понимаю, что поступил как последний кретин, набросившись на нее прилюдно. Нам нужно уединение.
– Пойдем, – встав и поправив ставшие тесными штаны, протягиваю ей руку.
Как только ее маленькие дрожащие пальчики нерешительно ложатся на мои, я сжимаю ее ладонь и без всяких сомнений и раздумий направляюсь на цокольный этаж. Стоит только протянуть пару купюр одной из официанток, как нам указывают на свободную кабинку, оказавшись в которой я снова набрасываюсь на Лису, подхватывая ее под бедра и целуя в сладко пахнущую шею, которая благодаря этому крохотному платью полностью открыта для взглядов и прикосновений. Сообразительная малышка сразу же обхватывает меня ногами за талию и томно стонет, дергая за волосы, что лишь больше подзадоривает меня, потому что я тоже не настроен на нежности. Вскрик Лалисы, когда я кусаю ее за шею, полон восторга, и я нахожу ее абсолютно готовой, пробравшись-таки под будоражущее воображение кружево, прячущееся под платьем, и просто разрывая его к черту, чтобы добраться до желаемого. Мне не нужно спрашивать разрешение, прежде чем сделать то, чего мы оба хотим. Реакция ее тела говорит сама за себя, и когда приспустив штаны, я врезаюсь в нее, ее стон тонет у меня во рту, потому что я не могу перестать целовать ее и хочу поглотить каждый звук удовольствия, который она издаст, ведь до этой ночи я и не подозревал, каким чувственным может быть голос моей подруги во время секса, и что он способен сотворить с мужчиной.
Ошеломленный ее запахом, вкусом и мягким, нежным телом, обволакивающим меня, я ни о чем не думаю, отдаваясь погоне за финишем, но на задворках сознания бьется тревога. А когда мысль, наконец, формируется в моей голове, Лалиса с жалобным стоном сжимает меня, отдаваясь удовольствию и я испытываю огромное искушение проигнорировать здравый смысл, но все же нахожу в себе силу воли прервать все на полпути и положить ее на кресло с болезненным проклятьем. Тело требует своего, но мозг подкидывает картинки, в которых наша близость снова заканчивается беременностью, и я отхожу от слишком соблазнительной в своем удовольствии девушки подальше, беря дело в свои руки. Несколько грубых движений на автомате, вид быстро вздымающейся женской груди, грозящей вот-вот выпрыгнуть из платья, и я получаю свой финиш, гораздо более приглушенный, чем если бы мы пришли к этому вместе, а потом прислоняюсь к стене, стараясь не упасть, как не держащийся на ногах пьяница.
– Почему ты… – повисает в воздухе не заданный вопрос, когда Лиса приходит в себя достаточно, чтобы одернуть платье и сесть прямо, глядя на меня со смущением и старательно отводя глаза от все еще расстегнутой ширинки.
– Забыл про защиту, – морщусь я, подходя к столику и беря салфетки, чтобы убрать беспорядок.
Лиса испуганно ахает и смотрит на меня большими глазами.
– Я тоже. Это так глупо!
– Ну, на этот раз пронесло, – застегиваю штаны, подмигивая ей, потому что настроение у меня отличное, а голову уже не наводняют сомнения, по типу того, что все это – большая ошибка и глупость.
Я уже прошел все эти стадии, но все равно не смог устоять. О чем не жалею, потому что мне, блин, понравилась каждая секунда! Это далеко не на один раз, потому что я не успокоюсь, пока не исследую все грани Лалисы до последней. Просто нужно быть ответственнее и не забывать впредь о контрацепции.
– На этот раз? – прикусывает она губу, явно ожидая от меня инициативы и пояснений, что будет дальше.
Я наклоняюсь, чтобы прикусить ее шею за то, что снова дразнит меня этими губами, и поднимаю ее на ноги, без стеснения, присущего ей самой, прижимая Лису к своему телу.
– Я хочу еще, – шепчу ей на ухо, поглаживая упругую ягодицу. – Это было слишком быстро. Продолжим дома?
– Чонгук! – с каким-то отчаянием стонет она, утыкаясь лбом в мою грудь, но не отстраняется, а это хороший знак. – Нам нужно вернуться. Потом все обговорим, но если сегодня нас никто не видел, то давай будем держать все при себе, ладно?
– А это никого, кроме нас, и не касается, – соглашаюсь я.
***
Я иду в дамскую комнату, чтобы немного остыть и привести себя в порядок, но глядя на себя в зеркало, видя потекшую тушь и растрепанные волосы, воспаленные губы, которые терзал Чонгук, и свой пьяный взгляд, понимаю, что любой догадается, почему мы, вдруг, исчезли. Наен так уж точно, ведь она знает меня лучше всех.
Наскоро поправив макияж и волосы, я проверяю телефон и вижу сообщения от подруги.
«Куда ты пропала? Мы ждем уже двадцать минут, Юн нашел общий язык с Джи, а Хосок  идиот, специально провоцирует меня, зная, как меня злят его тупые подкаты».
«Черт, Лис, если ты не появишься сейчас, то упустишь шанс познакомиться с Юном!»
«Ладно, нам уже пора, значит, в другой раз. Я решила сегодня остаться на ночь у Юна. И никаких тебе подробностей, кидальщица!»
Черт, неужели нас с Чонгуком не было так долго?! Вот блин! Быстро пишу ей ответ, прежде чем снова вернуться в зал.
«Прости меня, Наен, кое-что случилось! Я тебе завтра расскажу, сейчас поеду домой с Чонгуком, его родители ждут».
Я уже достаточно остыла, чтобы понять – нам с Чонгуком нужно серьезно поговорить, а не снова заниматься глупостями. Я знаю, что у него нет ко мне чувств. Это просто секс. Но он невозможен между людьми, которым всю жизнь воспитывать общего сына. Я не могу так легко к этому относиться, как бы не хотела. Потому что с моей стороны чувства есть и когда все закончится, будет такая сильная обида, что вряд ли я смогу его простить.
– Лиса! – останавливает меня оклик в конце коридора.
Я оборачиваюсь и вижу Чонгука с моим бомбером в руках. Его куртка тоже при нем, а взгляд, пробегающий по моим голым ногам, такой горячий, что я почти плавлюсь.
– Я со всеми попрощался, поедем сразу домой, – говорит он, подходя ко мне.
Его пальцы задерживаются на моей ключице, пока он помогает мне надеть бомбер, а потом я чувствую прикосновение его губ к своему уху, что вырывает из меня резкий вздох.
– Они ничего не сказали? – быстро отстраняясь от него, спрашиваю я.
– Нет, им не до чего нет дела в такой кондиции, – усмехается он, беря меня под руку и направляя к выходу.
На парковке я указываю ему на свою машину, потому что он все еще держит меня за руку и целенаправленно ведет к своей.
– Подожди,Гук, я за рулем сегодня, встретимся уже дома.
Он этому явно не рад, но отпускает меня.
– Ладно. Веди осторожно и не забивай голову ненужными мыслями.
Я ничего на это не отвечаю, недовольная тем, что он так легко меня читает. Не мог Чонгук не заметить моего напряжения, но может это и хорошо. Как только его родители уедут к себе, мы с ним все решим, не откладывая до завтра.
Я репетирую, что ему сказать, весь путь домой. Он приезжает раньше и ждет меня, чтобы вместе подняться наверх. Мы молчим в лифте, а как только оказываемся в квартире, нас встречает его мама.
– Ну что, молодежь, отдохнули? – улыбается она. – А деда уснул вместе с внуком на диване, представляете? Стареет.
– Хорошо, что он тебя не слышит, – улыбается Чонгук, целуя мать в щеку.
Мы разуваемся и проходим в гостиную, где перед телевизором уснул дядя. Минхо здесь нет, так что, думаю, тетя  унесла его в детскую.
– Просыпайся, спящий красавец, – целуя мужа в губы, смеется тетя и он резко дергается, садясь.
– Лана! Почему ты позволила мне уснуть? Я же теперь до утра мучиться буду!
– А я тебе не нянька, – хмыкает мама Чонгука. – Хотя я несколько раз тебе напомнила, чтобы ты не засыпал. Кто виноват, что тебя даже на полчаса нельзя оставить одного? Как ребенок малый!
– Лана, не при детях! – возмущенно шипит он на нее, заметив нас с Чонгуком. – Ты бросаешь тень на мою репутацию.
Я изо всех сил сдерживаю улыбку, потому что наш мачо-мэн дядя с возрастом ничуть не меняется. Мама говорит, что он всегда таким был, они ведь знакомы с подросткового возраста, и даже с годами ничуть не изменился. Из троих его сыновей,Хосок больше всего похож на него, но даже в нем больше серьезности, чем в отце.
– А куда подевался Минхо? – начинает он панически оглядываться.
– Он у себя в кроватке, а тебе явно пора в твою собственную. Идем, я сегодня побуду за рулем, – тянет его за руку тетя . – Чонгук, ты с нами выйдешь или задержишься?
– Задержусь, – говорит Паша.
Мы оба обнимаем его родителей, и, после долгих прощаний и восторгов относительно малыша, они уходят, а мы с ним остаемся одни.
– Давай проверим малого, – говорит он, направляясь в сторону детской.
Я иду за ним, потому что за несколько часов безумно соскучилась по сыночку, который спокойно спит себе, раскинув ручки в стороны и приоткрыв маленький ротик. Так бы и съела! Мы с Чонгуком стоим пару минут в молчании, просто любуясь им, а потом он берет меня за руку и выводит из комнаты, тихо прикрывая за нами дверь. Однако, не успевает она закрыться, как я тут же оказываюсь прижата спиной к противоположной стене, а губы Чонгука жадно накрывают мои в еще одном безумном поцелуе, которых сегодня было больше, чем может выдержать мое бедное сердечко.
– Чонгук нет! – каким-то чудом нахожу в себе силы оттолкнуть его на несколько сантиметров, упершись ладонями в широкую грудь.
Его сердце под моими руками бешено колотится в такт моему, а на лице ясно написано разочарование, но он не пытается настаивать, отходя на шаг, пока мои ладони не разъединяются с его грудью, повисая как плети, вдоль тела, которое умоляет выкинуть к черту здравый смысл и просто отдаться удовольствию.