ЛВПГ-лето в пионерском галстуке

Спокойной ночи, малыши!

Юра очнулся от воспоминаний и согнал с лица грустную улыбку. Болезненная тоска и ностальгия пронимали его до глубины души, особенно здесь, в этих стенах. Как же хотелось вернуться сюда же, только двадцать лет назад, чтобы снова услышать музыку, детский смех и строгий голос Володи. Но нужно было идти дальше: за тем, за чем Юра приехал в «Ласточку» сегодня Он встал со скрипнувшего кресла, отряхнул пыльные брюки и, еще раз окинув взглядом сцену, пошел к выходу из театра.

Чудом уцелевшая асфальтированная дорожка вывела его к детским отрядам. Когда-то красивые, выкрашенные в яркие цвета и расписанные узорами корпуса были похожи на домики из русских сказок. Но теперь они выглядели плачевно: большинство лежало грудами гнилых мокрых досок, на которых еще виднелись остатки старой краски. Более или менее уцелевшими оказались всего два домика – Юра уже не мог вспомнить их номеров, – у одного обвалились левая стена и крыша, а другой остался почти невредимым, только немного просел и покосился. Но заглядывать внутрь определенно не стоило: на крыльце просел пол, входная дверь выпала, и проход зиял темным устрашающим провалом. В этих корпусах всегда селили младшие отряды – подальше от дискотеки и кинозала. Юра тоже жил здесь в одну из своих первых смен.

Шагая мимо детской площадки, Юра поежился от заунывного металлического скрежета – ветер толкал ржавые карусели, и, медленно кружась, они будто все еще ждали малышню, чтобы принести ей радость. Вот только детей тут уже давно не было, и площадка заросла высоченной травой.

Юра обожал это место раньше. Полянка вокруг каруселей покрывалась сплошным ковром из одуванчиков, сначала желто-зеленым, потом белым, и, усыпанная опавшими пушинками, становилась похожей на облако. Можно было нарвать охапку цветов и, бегая по лагерю, сдувать пух на волосы девчонок, которые так смешно злились и кричали, а потом еще и бросались его догонять, чтобы расквитаться.

Но в настоящем одуванчики давно отцвели и лишь кое-где из травы торчали белые облысевшие шапки. Юра наклонился, сорвал цветок, покрутил в пальцах и, горько усмехнувшись, подул на него. Оторвалось лишь несколько пушинок-зонтиков. Они нехотя, тяжело пролетели с полметра и, пропитанные влагой, осели на темный асфальт.

Бросив цветок под ноги, Юра отправился к карусели через заросли влажной травы. За прошедшие годы карусель эта, конечно, поржавела и ушла в землю, но стояла крепко. Не понимая, зачем он это делает, и даже не задавая себе такого вопроса, Юра уселся на сиденье и слегка оттолкнулся ногами. Карусель, закружившись, скрипнула в точности так, как тогда, и его вновь затянуло в омут воспоминаний. ***