Манящие / Кащей

глава 10

Валера вообще думал, что не способен ни на какие чувства, лишь безэмоционально трахал красивых девушек, которых редко менял, слишком уж брезгливым был, в отличии от брата своего. Но видя Юлю, внутри все так приятно сжималось, посылая сигналы на каком-то интуитивном уровне. Все его нутро буквально кричало: «Беги! Беги подальше и не оглядывайся! С ней не будет ничего».

А он, наоборот, все. Летел, сам того, не осознавая к пятой школе музыкальной, чтобы ее встретить, а то не дай бог кто тронет. Он же каждому голову открутить. Почему-то было не безразлично дойдет ли голубоглазая до дома в целости, было не все равно как она отработала, и он с каким-то наслаждением слушал ее возмущения про детей, которые путали произведения Чайковского и Баха, сам даже не знал кто это такие, но в такт кивал ее возмущениям.

Не хотел расстраивать, и когда не мог посылал пацанов своих, чтобы встретили. А та возмутилась, и не пошла с ними, сказав, что только с Валерой домой ходит. Он тогда впервые улыбнулся, словно гордясь ей.

А когда она волосы почти в блондинку покрасила, он увидел и влюбился. Наверное, голову потерял просто от ее вида. В тот момент красивее девушек он не видел, да и не особо хотел.

А потом они сходили на концерт классической музыки, когда она его в костюм одеться заставила, а сама в своем бархатном платье развратном пришла, привлекая внимание всех в этом чертовом зале. Он сосредоточится не мог, да и не понимал ни хрена в этой музыке, но ее глаза блестящие стоили хоть ста таких концертах.

А как она радовалась, когда они дебютировали на радио, прибегая к нему в качалку, чтобы включить их песни. Он тогда в спарринге стоял с пацаном, и проиграл ему, потому что на нее засмотрелся.

Тогда он и понял, что влюбился.

***

Пятый день Кащей не ночевал дома, находясь у Оли. Они все же дебютировали на радио, и она радовалась словно ребенок. Он домой магнитофон купил, чтобы слушать это. Хоть врач и сказал не вставать, а он ослушался, и Оля недовольно меняла повязку.

А он пальцами в нее по ночам впивался. Каждый позвонок трогал грубыми руками, пока та съеживалась. Спала с ним в одной постели, считая себя прокаженной. Он не заслуживал такой заботы, такой нежности, а она не могла по-другому.

Соткана была, сделана из этого, специально, чтобы мудака такого лечить и обхаживать. Супы ему готовила, повязки меняла, даже домой к нему съездила за вещами, чтобы тот лишний раз не двигался.