Я продала себя на 3 дня. P.M

6 глава

*Пэйтон*

Охуенный вечер — ничего не скажешь.
Первый двойной виски в баре я выпил почти залпом, а второй тянул, раздумывая, что делать.
О том, чтобы отодрать девчонку по-быстрому, речь уже не идет. Она сухая...
Она, мать твою, такая сухая, что даже не будь она девственницей, это все равно будет похоже на изнасилование.
Блядь, надо же было так влипнуть. Сбить напряжение хотелось попрежнему, а насиловать нет. Я даже подумал позвонить Наде — трахаться она любила так же сильно, как деньги, да и сосала неплохо, ротик умелый. Но представив новый поток обид и претензий, который польется после...
Похоже, придется вспомнить, что такое дрочить самому. Мысль о том, чтобы подмять под себя то дрожащее хрупкое тело, что осталось в номере, вызывала лишь тошноту.
И эти нелепые белые кружева... Кто, блядь, так ее нарядил? Они только мешали.
Их хотелось содрать с нее, ощутить ее кожу своей, всадить член поглубже и попросту трахать.
Но ее страх, какая-то беспомощность и полное отсутствие возбуждения...
Они сбивали весь настрой. Хотелось намотать на кулак ее длинные черные волосы, стянуть с плеч это белое оперение, сжать пышную грудь и вогнать жестко и глубоко. Без разницы куда - можно в сочный рот, чтобы обхватила мой член пухлыми губами, показала свой язычок и после слизала всю сперму.
Но с ней это не пройдет.
Слезы, страх, отсутствие желания — да ну его на хрен!
Смысл держать ее в номере?
Я бросил на барную стойку несколько купюр в качестве чаевых. Все расходы списываются с моего счета, но бармен заслужил благодарность своим ненавязчивым молчанием.
Хороший отель, за такой никаких денег не жалко. За гостем не бегают папарацци, фанатки не докучают, и никому нет дела до незнакомки в моем президентском люксе.
Понятия не имею, что она сейчас делает. Может, уже сняла повязку — плевать. Скажу, чтобы собирала манатки и валила в свою келью обратно. Правда, одежды я в номере не видел, но, блядь, не в неглиже же она шла по улицам?
Войдя в номер, прошел через гостиную, поражаясь оглушительной тишине. Может, уже удрала? И к лучшему. Никаких претензий агентству — спущу побыстрому в ванной и высплюсь, что тоже недурно.
Толкнул дверь в спальню, где оставил девчонку, и разочарованно выдохнул.
Никуда не ушла.
Осталась.
И в отличие от меня, не терзается мыслями или благородными порывами. Безмятежно спит на кровати. И выглядит сейчас куда соблазнительнее, чем когда была готова на все и ждала, что это случится.
Лежит на спине, и видно, как вздымается от спокойного дыхания пышная грудь, натягивая полупрозрачную ткань и выставляя напоказ розовые соски. Пеньюар задрался, оголив стройные длинные ноги. Черные волосы разметались по подушке, будто у девчонки была жаркая ночь.
Мордашка вполне смазливая, кстати. Правда, повязка мешала рассмотреть ее хорошенько.
На пухлых губах уже не было блеска, но так даже лучше.
От блеска, который меня окружает, тоже устаешь. Как и от силиконовых сисек, накачанных губ, нарисованных бровей и наклеенных ресниц.
Я достаточно насмотрелся на все это, чтобы не заметить очевидную разницу.
Отсутствие тюнинга удивляло не меньше, чем то, что такая девушка все еще девственница и готова отдаться за деньги.
Приблизившись к кровати, провел пальцем по губам своей гостьи и ощутил длинный выдох, который ударил по яйцам так, будто она уже мне сосет.
Наверное, дело в том, что сейчас она была расслаблена и доступна.
Доступнее, чем пару часов назад.
Соскойный и глубокий сон. Моего присутствия не услышала, прикосновения не разбудили. Лицо расслаблено — видно, что ей хорошо.
Может, сделать ее сон чуточку приятнее?
Вряд ли из этой затеи что-то получится, и все же хотелось попробовать. Сжал пальцем сосок, покрутил его между пальцами - нет отторжения — лишь еще один выдох.
Сел рядом на кровать, откинул в сторону невесомую ткань пеньюара, коснулся ее живота.
Бархатная кожа. Рука будто сама собой скользнула ниже к тонким трусикам.
И, отодвинув их, двинулась дальше. Нежная.
Какая же нежная кожа.
Водить по ней пальцами одно удовольствие.
А стоит только представить, что можно вставить поглубже...
— Блядь... — тихо ругаюсь, когда девушка издает едва слышный стон, словно разделяя мое желание.
Конечно, это самообман.
Похоже, секс ее не волнует, но мои пальцы уже кружат по нежным складкам, задевают клитор, мягко потирают его. Едва ощутимо, чтобы не разбудить, чтобы продлить минуту, когда она не чувствует страха.
Но едва я замечаю, что девушка не отстраняется, а приподнимает бедра, чтобы потереться сильнее о мои пальцы, посылаю к чертям осторожность.
Она хочет.
Ей нравится.
Пусть даже она не понимает, что сейчас происходит, но ее тело реагирует четко.
Она становится влажной, настолько влажной, что я ввожу в нее подушечку большого пальца.
И она стонет. Мать твою, стонет и выгибается кошкой! Покладистой и голодной.
Я едва успеваю убрать палец, чтобы он не вошел на всю длину. Нет уж, теперь, когда я вижу ее реакцию, хочу первый раз взять ее понастоящему.
Раздвинуть ее, тесную и горячую, подстроить под себя и заставить стонать открыто и громко, куда громче, чем этот стон от легкого прикосновения пальца.
Снова податливо двигает бедрами, сонно раздвигает ноги, требуя большего. И я усиливаю движения, начинаю тереть ее клитор жестче, чем собирался.
Новый стон прорезает оглушительную тишину.
И еще одно жадное движение навстречу моей руке.
Провожу пальцами по складкам, собираю щедрую влагу и возвращаюсь к точке, которая заставляет ее вздрагивать, выгибаться, открывать пухлые губы, чтобы глотнуть больше воздуха и громче стонать.
Да, мать твою, подбадриваю ее пальцами - танцуй на них, детка, трись о них, покажи, как ты хочешь.
Ёе голова мечется по подушке, бедра приподнимаются, тянутся за ладоньо, ловят мои пальцы, заставляют нажимать сильнее и жестче. А детка с перчинкой!
Неосознанно, но она подталкивает меня к тому, чтобы я вставил в нее свои пальцы, чтобы оттрахал ее.
Громкий выдох, приглушенный, еще сонный стон, когда реальность только начинает возвращаться.
Грудь приподнимается выше, торчащие соски просятся в рот, и я отзываюсь на приглашение.
Ложусь рядом. Не прекращаю поглаживать ее влажные складочки и клитор, потому что стоит остановиться лишь на секунду, как раздается стон разочарования.
Горячая, влажная, открытая, ждущая — член хочет вырваться на свободу, но я продолжаю ласкать эту черноволосую монашкуфурию, которая льнет к моим пальцам, стонет и кусает нетерпеливо губы, когда я перестаю уделять внимание клитору и просто размазываю ее влагу по скла-дочкам.
— Ты охрененная, детка, - выдыхаю ей в ухо, скольжу губами по ее лицу, вдыхаю весенний запах ее волос и повторяю после ее очередного стона уже практически в мои губы: - Охрененная...
И вдруг что-то меняется.
Да, она попрежнему извивается рядом со мной, стонет, тянется за моими пальцами и в то же время будто начинает вести борьбу — не со мной, а с собой.
Не понимаю, что происходит — ей нравится, она буквально течет, не хватает всего пары движений до оргазма. Но вместо того чтобы потянуться сильнее за моими пальцами или попросить, чтобы это сделал я, она неожиданно произносит:
— Не надо...
Может, боится оргазма? Если впервые...
— Не бойся, детка, — уговариваю ее, поку-сывая и тут же зализываю укусы. — Тебе понравится, правда.
Но она начинает метаться, и стон наполняется не только желанием, но и болью. А потом я слышу ее тихую просьбу. Только не ту, которую ждал.
— Нет, не надо... не надо, пожалуйста.
И у меня просто срывает башню от этой лжи.
От того, что не хочет признаться сама себе, что ей хорошо.
Просит остановиться, а сама продолжает тереться о мои пальцы, пытаясь, чтобы было сильнее, острее и ярче. Хрен знает, что ей мешает расслабиться полностью, но я хочу, чтобы она понимала, что происходит. Хочу, чтобы она увидела, приняла себя такую — ждущую, жаждущую прикосновений.
Хочу, чтобы она осознала свое желание и перестала скрываться за маской из недоступности, льда и страха, которую скорее всего привыкла носить.
Убираю ладонь, освобождая ее. Но лишь для того, чтобы нырнуть в ее трусики и тереть сильнее и жестче.
— Попробуй, — говорю уже громче, выбивая ее пальцами и голосом из полусна. — Почувствуй свое удовольствие.
Она вздрагивает, поворачивает голову в мою сторону, пытается отодвинуться - видимо, окончательно просыпаясь. Секунда — на осознание того, что все, это не сон, а явь.
-Тебе нравится, — констатирую факт, который она пока не способна принять, но я помогаю ей с помощью своих пальцев. — Просто расслабься.
И продолжаю растирать по клитору ее влагу, надавливать, играть с ее плотью.- Ты вся течешь, — говорю очевидный факт, который она пока не осознала, и любуюсь легким румянцем, что появляется на ее щеках. И продолжаю неумолимо. — И это пока что только пальцы. Когда будет член, ты будешь течь еще больше.
Склоняюсь над ней, дышу поочередно на ее торчащие соски - хватит с нее передышки. Одновременно ужесточаю ласки внизу - так, как мне хочется, и так, что она снова не в силах сдержать свои стоны. И обхватываю губами торчащий сосок.
Лижу его, покусываю, втягиваю в рот, наслаждаюсь музыкой стонов и того, как она мне подмахивает. Как уже сама, без подсказки, насаживается на мои пальцы. И дышит, тяжело, прерывисто, сладко. Так сладко, блядь, что у меня сдают нервы.
— Кончай, детка, — оставив в покое сосок, ласкаю губами ее приоткрытый рот. — Ну же, давай!

.