Практикантка|| D&J

Глава 36

Открывать глаза и тем более вставать, пусть и с самого неудобного каменного матраса в моей жизни — откровенно не хочется. Я готов и дальше лежать на этом колчедане, просто потому что дико хочется спать. Не припомню, когда в последний раз сон так брал в свои оковы. Да, я любитель поспать, но чтобы так…

Будильник, к счастью, не звенит, по ощущениям еще спокойно можно спать, но то, что в моем лбу прожигают дыру, не дает мне кайфовать в царстве Морфея. Юля совершенно точно сверлит меня взглядом. Один из минусов нахождения рядом с ней в одной кровати — она всегда просыпается раньше меня. Это раздражает. Точнее не это, а то, что после пробуждения она будит меня. Тихонько встать и заняться своими делами, а потом юркнуть в кровать обратно — это не про Юлю. И нет, она не встает после пробуждения, она лежит рядом со мной при этом шмыгает носом, ворочается, чешется, откашливается и ведет себя так, как будто в ее теле живет стокилограммовая тетка с заложенным носом и чесоткой.

Первые дни реально думал отвести ее к ЛОРу. И только потом до меня дошло, что это все делается для того, чтобы меня разбудить. Юля и тактичность? Нет, она о таком знать не знает. Захотела — получила.

Стоило мне только подать голос и признаки жизни, как она тут же переставала быть «больной теткой» и как бы невзначай «О, ты проснулся? Как хорошо. Кто рано встает — тому Бог подает». И подавал, точнее давала Юля, а не вовсе упомянутый ей Бог. Подозреваю, что секс по утрам ее вставляет несколько больше, чем по вечерам. По утрам она вообще живчик.

По факту обвинить мне ее не в чем. Она ведь как бы меня не будит. Да и чего греха таить, не устраивало бы меня это — не подыгрывал. И уж точно не приезжал бы сюда, как вчера, чтобы просто поспать рядом на железобетонном матрасе, который в тайне мечтаю сжечь. В итоге мне грех жаловаться. Вот только сейчас все по-другому. Она не подает никаких привычных для себя признаков, но прожигает во мне дыру. К гадалке не ходи — забивает голову херней. А раз прожигает во мне дыру — мысли связаны исключительно со мной.

Дурные мысли, задницей чую. И это очень, очень-очень плохо. Еще вчера я был уверен, что загоны начнутся после возращения любимого папочки, который меня заведомо раздражает даже без личного знакомства. Но хирург всея Руси еще не прискакал с воплем «Какой хер обесчестил мою дочь», а Юля точно в загрузе. Вечером ведь не была? Или уже была? Нет, не припомню, хотя сам был не шибко внимательным.

Нехотя открываю глаза и сразу же попадаю под цепкий взгляд Юли. Лежим в нескольких сантиметрах друг от друга на боку, рассматриваем друг друга, хотя, казалось бы, за двухнедельное почти двадцатичетырехчасовое пребывание вместе, неизученных черт лица и не только лица — не осталось. И тем не менее, мы молча скользим взглядом друг по другу. Радует то, что ее лоб не нахмурен. Она не выглядит надменной злюкой. Я бы сказал — задумчива. Волосы у нее чуть растрепаны, что, если честно, нравится мне значительно больше уложенной шевелюры. Подложила обе руки под щеку и молчит. Еще несколько секунд и обязательно скажет что-нибудь этакое. Я ее уже изучил. Изучил так, как будто мы живем под одной крышей как минимум год. И мне дико не хочется услышать что-то типа «Тебя слишком много в моей жизни, Милохин. Надо что-то менять. Я справочник давно не открывала, не говоря уже про морг, и вообще брысь из моей постели». Фу, аж передернуло от того насколько живо в моей голове прозвучал монолог э Юли. Мне ничего не хочется менять, ну разве что быть на моей территории, ну и матрас поменять, если уж бывать здесь.

— Я много думала ночью…

— А зря, — шутливо бросаю я, напрочь прерывая ее, и натягиваю улыбку. — Много думать — крайне вредно. Опережая хрень в твоей голове, скажу, что все происходящее нормально. Нет у тебя никаких пробелов знаний из-за того, что ты не проводишь время за учебниками. И не бойся приезда и осуждения родителей, ты взрослая девочка. А если боишься, что запретят ночевать у меня — это тоже решаемо. Я могу быть очень убедительным, — заправляю выбившую прядь волос ей за ухо, на что Полина неожиданно улыбается.

— Вообще-то я не это хотела сказать. Хотя об этом тоже много думала, — шумно выдыхает и также громко вдыхает. — Я вот к какому выводу пришла. Мы встретились в пятницу. И в баре ты не женщину снимал, а пил. Проститутка тебе приглянулась разве что в моем лице. Спрашивается, а чего ты пил и был таким уставшим? Думаю, потому что это была пятница. А в пятницу ты едешь в родительский дом и навещаешь свою сестру. Ты вообще угрюмый и другой после родственников. И вчера был… ну снова другим. И вот тут стоит вопрос. Почему тебе не нравится пятница, точнее навещать родственников. Маму ты любишь, это я поняла, сестра, которая мелкая — дрянота, но ты все равно ее любишь, отчим — ну так себе, скорее не любишь, но он и дома-то не бывает, когда ты их навещаешь вроде как. Ты не к нему едешь. Остается сестра, которая никакая тебе не сестра. И вот тут загвоздка. Я погуглила ночью твоего отчима…

— Мама дорогая, как все оказалась запу…, — не дает мне даже договорить, приложив свои пальцы к моим губам.

— Не перебивай меня, пожалуйста. Красивый у тебя, кстати, отчим. Твоя псевдосестра, наверное, в него пошла. В общем, одна информация противоречит другой, но сопоставив некоторые факты, я пришла к выводу, что за рулем машины, на которой разбилась твоя вроде как пьяная сестра, сидел ты. И скорее всего, ты был пьяным, а не она. Но она, вероятнее всего, встала в позу и не сказала о тебе, чтобы тебя не посадили. И ты, естественно, чувствуешь за собой вину, поэтому такой после… после посещения родственников, точнее ее, — убирает пальцы с моих губ и тут же прикладывает руку к груди. А я впервые не знаю, что сказать. Радоваться, что мысли Юли заняты не тем, чего я опасаюсь или огорчаться, что лезет туда, куда не просят? — Ну, чего ты молчишь? Я угадала? За рулем был ты? — перевернувшись на спину, задала вопрос, гипнотизируя глазами потолок.

Прикрываю глаза и через пару мгновений резко переворачиваюсь, нависая над Юлей. Кладу руки по бокам от ее головы и наклоняюсь к ее лицу.

— А ты хочешь услышать «да», чтобы найти пути отступления, потому что струсила от осознания того, что я занимаю все твои мысли? Ответь честно, тогда и я тебе отвечу был ли я за рулем.

— Не хочу, — после секундной заминки тихо отвечает Юля, смотря мне в глаза.

— Я не был за рулем ее машины. Я был далеко от Сони. Но в одном ты права — я чувствую себя виноватым, но только потому что не остановил ее. Хотя мог. Давай мы больше не будем касаться этой темы. Уж лучше неси ерунду про то, что наши отношения мешают строить тебе будущую карьеру, — без какого-либо сексуального подтекста целую ее в губы и снова откатываюсь на спину. — Молчать, — наигранно грозно произношу я, как только Юля приподнимается на локтях, в очередной раз прожигая меня своим цепким взглядом.

— А если я тебе сделаю то, что любят все мужчины, расскажешь?

— Ты серьезно?!

— Нет, конечно, — морщит нос, нахмурив лоб. — У меня еще не возникло желания делать это. Я бы хотела услышать весь рассказ, потом смоталась бы, сказав, что у меня внезапная ангина или… сопли.

— Ну ты охренеть какая честная.

— Да, я такая, — демонстративно тяжело вздыхает и кладет голову мне на грудь.

— Я тебе сказал не забивай голову и забудь.

— Да я молчу вообще-то, — несколько обиженно бросает Юля, закидывая на меня ногу, и начинает выписывать узоры на моей груди. — А чего ты всегда без трусов спишь?

— Чтобы тебе было проще добраться до моего члена.

— А если серьезно?

— Резинка жмет, так удобнее. Да и тебе до члена удобнее все же добраться. Вот куда сейчас твоя загребущая рука тянется?

— Я тебя просто глажу.

— Ага.

— А вообще-то знаешь что? — приподнимает голову, заглядывает мне в глаза.

— Что?

— Вот что, — секунда и Юля со всей силы сжимает, нет, блин, выкручивает мне сосок.

— Ты охренела?!

— Нет. Я все вспоминала и анализировала ночью. Это тебе за подставу с Мудаченковым, и за срыв моего мочеиспускания в лесу. И за… что-то еще было… Вспомнила! — снова сжимает сосок только уже другой. — За то, что моими трусами лоб вытирал. И за то, что отшлепал меня. Вот за что, — удовлетворенно произносит Юля, уставившись мне в глаза.

— Вот ты сучка злопамятная. Ты осознаешь, что тебе сейчас может прийти полный звездец?

— Звездец — это от оргазма звезды в глазах будут?

— Хрен тебе, а не оргазм.

— Ну хрен там вообще-то тоже будет, — смеясь выдает Юля, совершенно по-девичьи прикрывая рот ладонью.

— Не будет, дорогуша.

— Не хотелось бы вас огорчать, Даниил Вячеславович, но вас даже боль от выкручивания сосков не отрезвила. Спорим, что через полминуты он будет в полной боевой готовности? — опускает взгляд на мой пах.

— А спорим, что я тебе жопу отобью через несколько секунд? И звезды в глазах точно будут.

— Только попробуй.

— Уже, — резко одергиваю простыню, замахиваясь по еще не оголенной заднице…

* * *
Наблюдать за тем, как Юля готовит, то еще удовольствие. И вовсе не гастрономическое. Кулинаром года ей точно не стать. То пересол, то недосол. В основном первое. Но вот сам процесс, а именно то
как она усердно высовывает кончик языка, в данном случае при простейшем омлете — что-то невероятное. Не знаю почему меня так торкает от ее готовки. По сути, она и готовить мне ничего, кроме омлета, гренок, дважды блинов и трижды спагетти — ничего не готовила. Господи, я еще и считаю.

Статистическая дурь похоже заразна. А может это не статистика, а внутреннее ликование, что готовит для меня. Это ведь такой же прорыв, как и выпитые сто миллилитров газировки.

Ставит передо мной чашку с кофе, следом идет тарелка с омлетом и на этом все. Второй тарелки нет. И это точно не потому что она не голодна. Просто яиц всего два. Хватает свою чашку, банку с вареньем, и садится напротив меня.

— Прости, хлеба нет. Он плесенью покрылся. Мне надо срочно в магазин. У меня паранойя, что мама с папой приедут, а у меня в холодильнике пусто. Папа точно такому не порадуется. В общем, мне надо забить холодильник перед их приездом. Не хотелось бы, чтобы он думал, что я питалась всякой вкусной дрянью.

— А мама?

— Что мама?

— Не боишься, что мама что-то подумает?

— А мама этой вкусной дрянью и так питается, — улыбается, отпивая кофе. — Она это и не скрывает, папа в курсе.

— Ничего не сопоставляешь?

— В смысле?

— В прямом. Твои родители живут вместе тридцать лет, при этом твой папуля, я так понимаю, не колотит твою маму за неправильное питание. Вот она может позволить себе не скрывать, что ест вредную еду. И исходя из твоих же слов, твой отец ее любит. Вопрос на миллион — какого лешего ты не можешь позволить себе не притворяться, если твой отец все равно любит твою мать, зная о ее похождениях с едой?

— Жуй омлет, — раздраженно бросает Юля, после незначительной паузы, во время которой просверлила мне очередную дырку во лбу.

— Жую, — натыкая омлет на вилку, с улыбкой произношу я. Разжевываю и понимаю, что он в очередной раз пересолен. Вкусно, но ведь пересолен. Эта мысль, равно как и вся готовка, снова вызывает во мне улыбку. — Забьем.

— Что забьем? — протягиваю ей вилку с омлетом, на что Юля непонимающе смотрит.

— Завтра забьем твой холодильник после дежурства. Ешь, не думаешь же ты, что я оставлю тебя голодной, потому что всего два яйца? Поделимся по-братски.

— Ммм…кажется, остатки сыра были лишними, — распробовав омлет, невесело констатирует Юля. — Из-за него омлет чуточку пересолен.

— Да… совсем чуточку и, конечно, из-за сыра…