полюбить цыгана.

Бонус. Навеки. Рядом.

Хоть в ад, лишь бы вместе. ©
???
~Спустя год~
— Я что-то не понял, а где у нас вино? — Тэхён рыскает по всем кухонным ящикам в поиске заветной бутылки. — Чир? Я пару дней назад покупал бутылку красного сухого. Что за дела?
— Прости. — Чон подходит со спины, обнимает руками за талию, зарывается носом в волосы, что пахнут бальзамом с ароматом ландыша и зелёного яблока. — Это я приложился немного.
— Вот как? — Тэхён оборачивается, смотрит с прищуром. Он собирался варить традиционный острый цыганский суп, который так любит Чон, но одним из ингредиентов является красное сухое вино. — Значит, без меня пьём?
— Ты спал, — отвечает Чир, пожимая плечами. — Не стал тебя будить, но так устал после работы, что сам не заметил, как уговорил всю бутылку.
— С этой своей работой совсем у меня сопьёшься, — бормочет Ким. — Хорошо, что наконец можно выдохнуть.
— В отпуске никакого алкоголя, — кивает Чон. — Только природа, свежий воздух, здоровое питание и… Ты!
Тэхён улыбается, обвивает шею цыгана руками, целует в висок. Впереди действительно природа, свежий воздух… Впереди — отпуск.
Уже год, как Тэхён с Чоном живут в Москве. Они переехали следом за Чимином и его женой — Лалой, а ещё Хоска с Эсмеральдой сюда перебрались. Семейство Чон занимается бизнесом, встать на ноги помог отец Лалы. Чир продал свою трёхкомнатную квартиру в областном центре, продал одну из машин, часть денег добавил Тэхён от продажи недвижимости в Сеуле — и вуаля! Двухкомнатная квартира в Москве, хоть и на окраине, — в их распоряжении.
Тэхён своё призвание не забросил, устроился врачом в известную ветеринарную клинику. Его приняли с руками и ногами — иностранные специалисты в почёте. Чимин, начинавший с помощника офтальмолога, теперь — полноценный врач. Он, несмотря на свой характер и некую взбалмошность, отличный специалист, помогающий множеству людей. Пак работает в детском офтальмологическом центре, а ещё у них с Лалой скоро появится ребёнок. Корейско-цыганский мальчик родится через несколько месяцев, осенью, но пока на дворе — июль.
Самый разгар лета, когда солнце припекает так, что плавится черепушка. Когда комары становятся сожителями в каждой квартире, отбивают себе прописку и существуют с остальными членами семьи на равных правах. Когда самое время отправиться в деревню, туда, где речка и свежий воздух, а ещё баня, любимые Чимином берёзы, цыганский табор и, конечно же, родимая Муходёровка.
— Хорошо, что нам удалось подгадать совместный отпуск. — Тэхён нарезает помидоры и болгарский перец, чтобы отправить их в кастрюлю с бульоном из свинины. Он за этот год неплохо научился готовить, помогла Чон Мала — мама Чира: подсказала несколько любимых рецептов сына.
— Это удивительно, — отвечает Чон. — Хоска даже умудрился договориться.
Все они: Чон с Тэхёном, Чимин и Хоска с жёнами — ещё зимой решили отправиться летом в любимую деревню, но выбить нужные даты отпуска на работе оказалось делом не из лёгких. Если у Тэхёна с Чимином это и получилось, то Чон с Хоской, заправляющие бизнесом, никак не могли определиться: кто останется за главного, а кто поедет отдыхать. На помощь снова пришёл отец Лалы, сказав, что молодёжь должна отдохнуть, вырваться в отпуск, а он за всем обязательно присмотрит.
Заветная дата, отмеченная в календаре красным, наконец наступила, а потому Тэхён с Чоном собрали свои чемоданы с кремами/удочками, выставили их в прихожей, и осталось лишь дождаться назначенного часа, когда за ними заедут Хоска с женой, чтобы вместе отправиться на железнодорожный вокзал.
— Суп готов! — кричит Тэхён, пока Чон проверяет свою дорожную сумку. — Будешь есть без вина, раз всё выдул.
— Ничего страшного. — Чир целует своего парня в щёку, снова тянет носом приятный запах. — Ты — лучше любого вина.
Тэхён отмахивается, хихикнув, и убегает в душ. Совсем скоро поезд, маршрут Москва-Муходёровка, очередные попутчики, к которым Тэхён никак не может привыкнуть, а потом, наконец, отдых.
— Надо было ехать на машине, — ворчит Тэхён, когда они с Чоном, Хоской и Эсмеральдой встречают на вокзале Чимина и Лалу. — Сейчас будет очередная серия сериала «Приключения корейцев в плацкарте РЖД».
— Ладно тебе, зато весело! — Чимин обнимает свою жену. — И Лалу в машине укачивает. Мы можем только на поезде.
Тэхён бубнит, что тогда и катились бы на своём поезде, а они с Чиром могли и на машине, но на него никто уже не обращает внимания. Все привыкли, что Тэхён не любитель российских железных дорог, что всегда возмущается, но в итоге всё равно едет.
— Скорый поезд рейсом Мурманск — Самара прибывает на третий путь шестой платформы, — вещает голос вокзального диктора, и дружная компания из шести человек, толкаясь чемоданами, спешно бежит на перрон.
— Сейчас опять вагон год искать будем, — вспоминает Тэхён.
— У нас на этот раз есть лучшие попутчики, — откликается Чимин.
Попутчики действительно с лёгкостью находят нужный вагон, шустро заносят весь багаж, помогают забраться в поезд дамам. Компании, к сожалению, не удалось достать билеты рядом, все вразброс, но зато в одном вагоне. Соседние места выпали только Тэхёну и Чиру.
— Опацэ! А кто тут у нас? — На подсевшую парочку поднимают взгляд двое мужчин средних лет, что находятся в уже приличном состоянии алкогольного опьянения. — Вы кто?
— Ваши новые попутчики, — отвечает Чон, пропуская Тэхёна к окошку. — Мы вас не потревожим. А вы — нас.
— Так дело не пойдёт! Будем водить дружбу! — Новоявленный друг, икнув, стучит кулаком по столу, да так сильно, что на нём даже стаканы в металлических подстаканниках подскакивают, едва не расплёскивая остатки прозрачной жидкости, отдающей спиртом. — Я — Мишаня, — представляется мужчина. — А это — Вадюха. Братан мой.
Чир буркает что-то вроде «приятно познакомиться» и отворачивается к окну. Тэхён же, наученный горьким опытом, отыскивает в своём рюкзаке наушники, распутывает их и затыкает уши. Только что-то идёт не так. Наушники, как выясняется, решили отдать душу Богу, издали какое-то шипение и отрубились навеки.
— Блять, — бросает Тэхён себе под нос.
— Что, брат? Тяжко? — отзывается тот, что Мишаня. — Давай бахнем. — Протягивает стакан, подливает в него «Беленькой» из литровой бутылки, а ещё двигает к нему пластмассовый контейнер с котлетами. — Не домашние, столовские, с вахты едем, так что не серчай.
— Спасибо, — благодарит за щедрый жест Тэхён. — Я не пью водку.
— Это не водка, — хрипит тот, что Вадюха. — Это волшебный эликсир юности.
Тэхён с подозрением осматривает мужчин. Юность их выражается в лысинах на головах, морщинах возле глаз, щетине у первого, и бороде — у второго. На Мишане спортивные штаны и футболка с надписью «За Русь — усрусь!», а на Вадюхе — цветастые шорты и тоже футболка, ярко-жёлтая, с надписью «Abibas». Патриот и спортсмен — не иначе.
— Спасибо, — благодарит уже Чир. — Но мы не пьём.
О бутылке вина, оприходованной в одно лицо вчерашним вечером, никто не вспоминает.
— Не уважаете, значит, нашу нацию? — Мишаня хмурится, смотрит не по-доброму. — Вы кто такие, вообще? Цыган и китаец?
— Кореец. — Тэхён закатывает глаза. — И цыган.
— У меня с цыганами разговор короткий, — вставляет Вадим. — Меня однажды на вокзале ваша чуть не облапошила. Хотела украсть деньги все, погадать предлагала
На эту реплику уже Чир закатывает глаза, он привык, что к его национальности относятся предвзято, но всё равно каждый раз бесит, и зачем всех грести под одну гребёнку — он не понимает.
— Так что, — снова заговаривает Мишаня, — бахнем за дружбу народов?
Ответить парням не даёт кучка из четырёх студентов, что с шумом заваливается в вагон. Они почему-то решают, что места, на которых расположились вахтовики и Тэхён с Чиром — их. Они вопят, требуют освободить место, пока к ним не подходит проводник. Работница долго проверяет билеты, а потом выясняет, что они не в их десятый вагон, а в одиннадцатый. Проблема только в том, что этого самого одиннадцатого вагона попросту не существует. Как так вышло — загадка века, но поезд уже тронулся, а высаживать ни в чём не виноватых студентов — последнее дело.
— Ладно, расположитесь пока здесь, — даёт указания проводница. — В тесноте, да не в обиде!
С этими словами она спешит дальше по вагону, совсем не обращая внимания на возмущённые крики недовольных Мишани с Вадимом и прихуевших Тэхёна с Чиром.
— Ебать вас коромыслом, — плюётся Мишаня, двигаясь плотно к окошку, потому что места для четверых катастрофически мало. — Что за страна?
— А я давно говорил, что валить надо, — сипит Вадим. — А ты заладил своё «за Русь — усрусь» и не сдвинешь с места.
— А куда валить? — Мишаня опрокидывает в себя добрую половину стакана водки, накалывает вилкой рыжую котлету и смачно откусывает, щурясь. — Куда? В Америку что ли? — Он переводит взгляд на Тэхёна. — А ты? Китаец, говоришь? Что у нас в России забыл?
— Кореец, — вздыхает Тэхён. — Живу тут. Второй год, как переехал.
— Ёбнулся чтоль? — У Вадима даже глаза на лоб лезут. — Или у вас там, в Корее, ещё хуже дела обстоят?
— Не хуже, — качает головой Ким. — По личным обстоятельствам переехал.
Тэхён посматривает на Чона, а тому сильно хочется его сейчас обнять. Говорят, риск — дело благородное, но не когда перед тобой два амбала, что в несколько раз крупнее физически.
— Значит, надо бахнуть, — вспоминает Мишаня. — За личные обстоятельства.
Он снова разливает водку по двум стаканам, протягивает их попутчикам, но те вежливо отказываются. Зато не отказываются подсевшие студенты, они делят два стакана на четверых, закусывают чипсами, и всё внимание вахтёров переходит к ним.
Остаток пути проходит в шумной, но не буйной атмосфере. Вахтовики находят общий язык со студентами-бедолагами, которым не досталось вагона, а Тэхён с Чиром тихонько болтают о своём.
— Родимые края! Наконец-то! — радуется Хоска, когда поезд подъезжает к нужной станции, и все шестеро стоят в проходе вагона. — Чуешь,Чирикло? Чуешь, чем пахнет?
— Чем? — уточняет цыган у брата.
— Свободой! — слишком громко и оптимистично выкрикивает Хоска, а потом смеётся и спешит на выход, подхватывая два чемодана:
свой и Эсмеральды. Жена его, к всеобщему удивлению, молчит, всю дорогу лишь изредка переговариваясь с Лалой. Обычно активная Эсмеральда сегодня сама на себя не похожа, но все списывают это на переживания о дороге.
Знакомый перрон Муходёровки встречает маленьким зданием с жёлтой краской, больше не облупившейся, ведь местные власти наконец выделили деньги на несколько банок для покраски. У двери стоит всё тот же дед с собакой — сторож здесь не менялся со времён Ельцина, а то и Брежнева. По правую сторону от местного вокзала уже поджидает Янко — друг Чира и Хоски из табора. Он приветственно машет обеими руками, бежит навстречу, обнимает каждого по очереди, а потом все дружно загружаются в две машины, которые и отвозят туристов в святую святых — в цыганский табор, где каждое лето собирается дружная компания.
— Тэхёнчис, а я ведь ещё Спиридона предупредил, — вещает Чимин, сидящий на переднем сидении одного из автомобилей. — Он сказал, что ждёт нас с тобой в гости. Да на несколько дней желательно!
— Съездим, — одобрительно кивает Ким. — Я уже соскучился по нему и Инне.
— А я по нутровке, — смеётся Чимин, за что получает по плечу от жены, сидящей позади. — И по Любке. Тоже соскучился!
— Какая ещё Любка? — удивлённо спрашивает Лала. — Чимин!
— Корова она, — отвечает за друга Тэхёна.
— Это понятно, что корова, — не понимает серьёзного ответа Лала. — Никуда ты не поедешь!
— Любимая! — Чимин оборачивается к девушке, что сидит, сложив руки на уже приличном животике. — Это действительно корова! Я её даже доил.
— Ты? — прыскает со смеху Лала. Ей не верится, что её муж мог когда-то заниматься таким непривычным для него делом. — Надеюсь, она заехала тебе по лбу копытом.
— Почти… — обижается Чимин. — Но в итоге мы подружились!
— Жаль, что дружба ваша была непродолжительной, — отмечает Янко, выруливающий по кочкам. — Зарезали твою Любку.
— Как? — кричит Чимин. — Как зарезали???
— Да зимой ещё, — отвечает цыган. — Иваныч потом половину деревни мясом угощал. Нам тоже перепало.
Янко — один из немногих цыган, что живёт в деревне, не переезжая на зиму в областной центр, а летом собирается со всеми на привычном месте.
— Бедная Любка… — причитает Чимин. — А у нас ведь с ней была такая любовь…
— Спиридон теперь свиней завёл, — успокаивает его Янко. — Может, с ними подружишься.
Лала на заднем сидении смеётся, что такие друзья мужа её полностью устраивают, а Чимин грустно смотрит в окошко на мелькающие берёзы, ностальгируя по Любке и её молоку.
Наконец на горизонте появляются пёстрые краски раскинутых в поле кибиток, что радуют глаз туристов. Музыка, встречающая гостей, льётся на всю округу, а девушки в ярких юбках выбегают, только завидев две подъезжающие машины.
— Дорогие! — Чон Тамаш, отец Чира и Хоски, тут же идёт навстречу. — Прибыли наконец!
Они с женой живут в областном центре, а поездки к детям в столицу не одобряют, вот и соскучились за прошедший год.
— Чирикло, Хоска! — Тамаш обнимает каждого по очереди. — Лала, Эсмеральда!
Тэхёна с Чимином мужчина тоже приветствует, жмёт им руки, заключает в объятиях, хлопая по спине. Он интересуется о дороге, о самочувствии Лалы, а потом переключает внимание на Чимина.
— Надеюсь, ты хорошо обходишься с нашей Лалой, Чикурано? — спрашивает Тамаш, а Тэхён едва сдерживает смех. Его имя жители табора не переименовали, потому что Чир запретил, а вот Чимину так не повезло. Он для местных теперь — Чикурано, настоящий цыган!
— Конечно, нет, — отвечает за мужа Лала. — Мы живём душа в душу!
— Верно, верно, — соглашается с женой Чимин — Чикурано. — Живём в любви и согласии.
— Главное, чтобы в верности, — подмечает Тамаш.
— С этим проблем нет, — уверяет Чимин. — Я, как верный пёс! Люблю только вашу племянницу!
Тамаш одобрительно кивает, а Мала уже подзывает всех к столу. Впереди большой пир, а после песни с плясками. Всё, как ровно год назад…
К вечеру, вымотавшись от долгих разговоров и веселья, все разбредаются по разным кибиткам, приготовленным для каждой из пар.
— Наконец-то дома. — Чир, расстелив постель, укладывается на неё и обнимает Тэхёна. — Наконец-то лето.
— Надеюсь, наш отпуск будет запоминающимся, — отвечает Тэхён, засыпая.
— Не сомневайся.
???
Проведя несколько дней в таборе, сходив Тамашем на рыбалку, наевшись вкусной рыбы, приготовленной Малой, да веселясь несколько вечеров за песнями и танцами, Тэхён с Чимином решают, что пора навестить их старого-доброго знакомого, с которого ровно год назад и началось их увлекательное приключение.
— Спиридон сказал ничего не привозить, никаких гостинцев. — Чимин копается в своём чемодане, когда они загружаются в голубой Чонов Запорожец, дождавшийся хозяина. — Но я не смог обойтись без бутылочки коньяка. Сам знаешь, в России так принято.
— Знаю! — Тэхён смеётся и достаёт из своего чемодана бутылку рома. — Спиридоновская нутровка — это хорошо, но должен он и другие напитки попробовать!
— Дело говоришь, — довольно кивает Чимин.
— На сколько же вы собираетесь туда? — задаёт вопрос Чон, недовольно посматривая на друзей в зеркало. — На день? Два?
— Как пойдёт, — отвечает Чимин. — Прости, Чирик, но мы хотим отдохнуть от своих жён и мужей! Да и места у Спиридона в доме только для нас двоих.
— А что же вы так устали от нас? От жён и мужей? — с обидой в голосе спрашивает Чон. — Когда успели?
— Не устали вовсе, — успокаивает цыгана Тэхён. — Но места у Спиридона в доме действительно только для двоих.
— Я буду приезжать каждый день, запомни это, Тэхён, — сообщает Чир. — Если только увижу тебя с кем…
— Ты мне не доверяешь? — хмурится Ким.
— С кем ты там его увидишь? — прыскает Чимин. — Был один вариант — Любка, да и ту зарезали, черти.
Пак снова вспоминает о любимой корове и делает вид, что вытирает с глаз несуществующие слёзы.
— Ладно, — немного остывает цыган. — Я тебе доверяю.
— И правильно! — Тэхён подмигивает Чону в зеркало. — Доверие — превыше всего.
Голубой Запорожец быстро несётся по просёлочной дороге, проезжает мимо берёзовой рощи, мимо реки Раздерихи, и, наконец, оказывается в самой Муходёровке. Знакомые душе покосившиеся избушки радуют сердце, и Чимин, увидев дом Спиридона, чуть не выпрыгивает из машины на ходу.
— Братья-корейцы! — Мужчина, увидев голубой транспорт из окошка, уже бежит навстречу. На нём лишь красные трусы до колен в крупный белый горох, а ещё чёрные резиновые сланцы на босую ногу — на улице пекло. — Наконец-то! Сколько лет, сколько зим!
— Иваныч! — Чимин бежит навстречу старому другу с распростёртыми объятиями. — Как мы скучали!
— А я как! — подхватывает Спиридон. — Вы, как уехали, нас совсем тоска заела!
— Да ладно, Иваныч… — Из машины выходит Чон. — Они у тебя жили не так и долго. Как-то до них обходился.
— Всё познаётся в сравнении! — Спиридон машет перед лицом цыгана указательным пальцем. — Ну, прошу в дом!
— Я поеду, не буду заходить. — Чон притягивает к себе Тэхёна и целует в щёку, пока Спиридон театрально сплёвывает в траву, завидев телячьи нежности. — Обещал Хоске съездить в областной центр. Приеду завтра, не скучай.
— Не буду. — Тэхён в ответ чмокает цыгана в щёку и уносится следом за уже удаляющимися Чимином со Спиридоном. — И ты не скучай, — выкрикивает уже во дворе дома.
— Буду, — себе под нос бурчит цыган. — Я всегда скучаю по тебе, Тэхён.
***
Поздоровавшись с Инной и оставив вещи в комнате, Тэхён с Чимином проходят к столу. Запахи в доме витают невероятные — хозяйка постаралась на славу. За окном кричит петух и лает собака, а ещё где-то неподалёку дерутся мужики. Кажется, тот самый алкаш Димка со своей братией. Колорит русской деревни навевает ностальгию, и друзья довольно улыбаются, засматриваясь, как ловко Инна подаёт на стол.
— Держи, Иваныч! — Чимин важно вручает Спиридону бутылку пятизвёздочного коньяка. — Небольшой презент от нашего стола к вашему.
— И от нашего, — добавляет Тэхён, поставив на стол бутылку рома.
Глаза Спиридона загораются пылающим огнём. Он тянет руки к манящим подаркам, но… Сталкивается взглядом с женой.
— А ну, положь на место! — командует Инна, беря в руки скалку. — Тебе нельзя!
— Дура совсем?! — Иваныч то ли спрашивает, то ли утверждает. — Нельзя от подарков отказываться, а с гостями — грех не выпить!
— Гостям можно, тебе — нет, — вещает жена. — Забыл? Алкоголь убивает нервные клетки!
— Нервные убивает, а спокойные оставляет! — Спиридон подмигивает Тэхёну с Чимином. — Сейчас всё организуем!
Иваныч со словами «это на потом, а сейчас — классику» прячет бутылки в навесной шкафчик, недавно претерпевший ремонт самоклейкой под мрамор. За окном кто-то громко кричит «помогите, хулиганы зрения лишают», снова лает собака, а Спиридон, нырнув в комнату, возвращается с бутылкой родимой нутровки.
Жена, для приличия снова возмутившись, в конечном итоге даёт мужу добро на выпивку, но только с одним условием — за приезд и без продолжения банкета!
— Сейчас всё будет по красоте! — Спиридон разливает мутную жидкость по стаканам. — Сейчас всё наколдуем.
— Наколдует он… — ворчит Инна, разливая по тарелкам ароматный грибной суп. — Сатанист херов.
— Я стаканист! — хохочет Иваныч под бурную поддержку Тэхёна с Чимином. Эти двое успели соскучиться по Спиридоновой нутровке.
— Давай тост, — просит Чимин у Иваныча, чокаясь стаканом с товарищами. — Какой-нибудь в твоём духе.
— Выпьем за каменное сердце, — начинает Спиридон, — за резиновую нервную систему, и нутровку, что потечёт по нашим венам вместо крови!
Тэхён с Чимином поддерживают, ещё раз чокаются, залпом выпивают дурманящий разум напиток, а Инна цокает, раскладывая всем по тарелкам отварную картошку с укропом, квашеную капусту, и самое главное — рыбу, что Спиридон принёс с рыбалки. О том, что рыба была успешно куплена у местных настоящих рыбаков — история умалчивает.
— Знаете, братцы, — заводит тему Иваныч. — Я ведь чего тут придумал…
— Чего? — заинтересованно спрашивают друзья.
— Вино делать решил! — гордо заявляет мужчина. — Нутровка — дело хорошее, но у нас в деревне и дамы имеются. Им бы благородный напиток за милую душу…
— Ого, — удивляется Тэхён. — И как успехи?
— Несколько баклашек браги уже готовы, — рассказывает Спиридон. — Одна только, падла, бродит долго. Инна! — кричит мужчина. — Ты брагу выставила?
— Выставила, куда деваться, — отвечает жена.
Тэхён с Чимином совершенно не понимают о чём речь, но Спиридон охотно им всё объясняет. Оказывается, ту баклашку с брагой, что плохо бродила, было принято решение не пускать в дело. Вот только в их семье — безотходное производство, потому ту самую неполучившуюся брагу перелили в ведро и выставили во двор, где бродят животные, мол пусть попьют — натуральный продукт ведь: солод, да сахар. Зачем добру пропадать?
Да только случившегося далее — не ожидал никто.
— Иваныч, — тихо проговаривает женщина,
замерев у окна. — Худо дело, Иваныч…
— Что там? — Спиридон подскакивает с места, подходит к жене, что держится за сердце, и тоже глядит в окно. — Мать твою поперёк жопы… — выдыхает и срывается на улицу.
Тэхён с Чимином ошарашено переглядываются и несутся следом. Во дворе, прямо у забора лежит крупная свинья. Лежит она, как ни странно, на спине, пузом кверху, да хрюкает потихонечку, совершенно не реагируя на внешние факторы.
— Колбаса! Ты чего? Колбаса??? — причитает Иваныч, водя хороводы вокруг развалившейся розовой тушки. — Колбаса! Плохо тебе? А?
Свинья, чья кличка — Колбаса, хрюкает в ответ и прикрывает глаза, не желая более водиться с нерадивым хозяином, надумавшим её отравить.
— Египетский чумадей! — Спиридон хватается руками за голову. — Колбасу проебали!
— Ах ты, шаромыжник непутёвый! — Инна лупит Спиридона полотенцем, что прихватила с собой из кухни. — Вот тебе! Вот! Свинью отравил, лысая голова!
— Хорош, дура! — кричит Иваныч и убегает от жены, оборачиваясь на свинью. — Кто ж знал? Кто знал?
Гонки по двору прекращаются только тогда,когда возле калитки появляется новое лицо, с любопытством наблюдающее за происходящей вакханалией. Новое лицо является парнем лет двадцати пяти, вид у него помятый, будто он пил, не просыхая, добрую неделю, но одежда явно не деревенская. Чувство будто местного алкаша переодели в шмотки, купленные где-то на Aliexpress.
У парня чёрные, как сажа, волосы; такие же глаза, в которые глянешь — и жить стрёмно. Смотрит он не по-доброму, ещё и с ухмылкой. Неизвестный держит в зубах соломинку, а в руке чемодан со смешной наклейкой «Секс-гигант». Со смешной, потому что от гиганта в этом человеке ничего, а уж от секса… Парень тем временем отворяет дверцу калитки, что своим скрипом заставляет обратить на себя внимание.
— Анал-карнавал! — У Спиридона из глубины души вырывается его любимая фраза. — Тарас? Ты ли это?
— Как видишь, бать, — отвечает прибывший сын. — Здорова, мать!
— Ах ты, пиздюк блошиный, — продолжает сыпать козырными выражениями Иваныч, пока Инна, не понимая происходящего, смотрит на сына, как на призрака. Оно и неудивительно, он ведь уже два года дома, в родной Муходёровке, не показывался. — Что ж ты не предупредил??? Разве можно так мать пугать?
Инна, наконец ожив, бросается на шею сыну, причитает, сыпет ругательствами, мол так мать родную и до инфаркта довести недолго.
Тэхён с Чимином, наблюдающие за семейным воссоединением, стоят чуть поодаль, да переговариваются.
— Смотри-ка, неприятный ферзь какой нарисовался, — делится мнением Чимин. — Прям с первой секунды противным мне показался… Смотрит так исподлобья, будто ему весь мир должен.
— Не знаю. — Тэхён пожимает плечами. — Может, это лишь первое впечатление, оно бывает ошибочным.
— Не бывает, — шипит Чимин, вытряхивая из обуви камушек, что забился и не давал покоя. — Точно тебе говорю, дебильный он. Прям чую натуру поганую.
— Время покажет, — отвечает Тэхён.
Вдоволь напричитавшись, Инна зовёт всех в дом, ведь еда стынет, а Спиридон добавляет, что нутровка — тоже.
— Давай, сын, — Иваныч наливает чудо-напиток в четвёртый стакан. — Бахнем за приезд!
— Не, бать, — морщится Тарас, присаживаясь за стол рядом с Тэхёном. — Я такую баланду не пью. Есть что другое?
— Есть ром и коньяк, — вспоминает Спиридон, но во взгляде его читается — огорчился.
—Будешь?
— А кола? — Тарас несмешно шутит, сам же ржёт со своей «шутки». — Ладно, понимаю, в этом колхозе и слова такого не знают.
— Не придумывай. — Инна ставит перед сыном тарелку с картошкой. — Не такие тёмные.
— А вы кто такие? — Тарас, пережёвывая картошку, вспоминает о гостях. — Что за узкоглазики? Новые жители колхоза?
— Новые жители Москвы, — отвечает Тэхён. — Год назад переехали из Южной Кореи.
— С отцом твоим хорошо заобщались, — продолжает Чимин. — Второе лето уж сюда приезжаем.
— Делать вам нехуй, — фыркает Тарас. — Сейчас бы из Южной Кореи, да в обоссанную Муходёровку.
— Прекратить! — Спиридон резко стучит кулаком по столу. — Это родина твоя! Ты родился здесь, имей уважение! В этой своей Москве совсем крышей протёк, совсем…
— Спиридон! — пытается остановить мужа Инна. — Он твой сын, в конце концов!
— Залупанец он! — выкрикивает мужчина. — Принц гомосятского королевства, блять!
Спиридон плюётся, встаёт из-за стола, достаёт с полочки пачку сигарет и закуривает в открытое окно.
— Мы сто раз обсуждали, — ворчит Инна, намывая кастрюлю. — Его личная жизнь. Мы не касаемся.
— Да никто не против! — гаркает Иваныч, чуть не перекусив сигарету со злости. — Я из народа простого, пусть будет хоть с чёртом лесным, но человеком остаётся!
Тарас молча ковыряется в тарелке, не продолжая бесполезную ругань. Тэхён, почему-то пожалев парня, подкладывает ему рыбу, а Чимин, наблюдая за этим, недовольно хмурится. Не нравится ему этот Тарас, с первого взгляда неприятным показался.
Скандал постепенно сходит на нет, Спиридон успокаивается, наливает сыну ром, а себе и парням — нутровку, но тут вспоминает про Колбасу, что так и лежит пузом кверху во дворе их дома.
Все снова бросаются на улицу, чтобы проверить животное, но свинья не подаёт признаков жизни, лишь ногой нервно подёргивает.
— Придётся резать, — вздыхает Спиридон. — Хотел до зимы откормить, а тут… Колбаса, Колбаса, — опускаясь на корточки, — что ж ты, дура такая, наделала? Напилась яду и решила кони двинуть…
— Может, она просто бухая? — Тэхён, чуть пошатываясь от нутровки, икает. — Может, напилась, понимаете… Как мы.
— Как мы? — Иваныч поднимает глаза на Кима. — Слушай, брат-кореец, а ты же ветеринар? А ну, посмотри… Проверь-ка нашу Колбасу!
Тэхён на негнущихся подходит к животному, прислушивается к сердцебиению — пульс есть. С важным видом осматривает свинью, но понимает лишь одно — нутровка полностью заблокировала все мыслительные процессы, а потому поставить диагноз Колбасе — не представляется возможным.
Посовещавшись втроём, принимают решение отправиться спать, а Колбасу до утра оставить в покое, чтобы, проспавшись, осмотреть животное и сделать выводы: быть Колбасе — колбасой, или побродить ещё по этой грешной земле.
— Знаешь, две вещи сказать хочу, — рассуждает, засыпая, Чимин. Ему снова выпала доля спать на полу, но хоть Тараса к ним не подселили, оставив в комнате родителей, — и то хорошо.
— Какие? — Тэхён, поправляя одеяло, причмокивает.
— Во-первых, не связывайся с этим Тарасом-пидорасом, — отвечает Пак. — А во-вторых, надеюсь, Чир ему надерёт задницу, когда приедет.
— За что? — Тэхён друга не понимает.
— За всё хорошее, — сквозь сон бормочет Чимин. — Нехуй взгляды бросать на тебя необузд…
Договорить Чимину не удаётся. Сон накрывает с головой, как и Тэхёна. Настенные часы показывают ровно полночь, а за окном завывает Димас русскую классику, под которую в хмельное сознание друзей приходят лишь самые тёплые сны…
Как упоительны в России вечера,
Любовь, шампанское, закаты, переулки,
Ах, лето красное, забавы и прогулки,
Как упоительны в России вечера…
???
— Э, братцы! — В окно кто-то настойчиво стучит, и Тэхён, продрав глаза, пытается рассмотреть торчащую за стеклом макушку. — Подайте воды, а?
Ким, пнув по пути Чимина, наливает из хрустального графина воды, открывает раму и протягивает стакан жаждущему. Им оказывается тот самый Димка, который, видимо, после вчерашних песен так и заснул неподалёку от дома Спиридона и Инны.
— Спасибо, — хрипит Димас, вытирая рот рукавом рубахи. — Выручил.
— Бывает. — Тэхён не намерен вести разговоры, а потому уже закрывает раму.
— Стой, — местный алкоголик просовывает руку, останавливает. — Добрый ты. Вещь тебе тогда скажу одну.
— Какую?
— Про сына Иваныча. Про Тараса этого. — Димас достаёт из кармана штанов помятую сигарету, выравнивает её и закуривает. — Заднеприводный он, короче. Педик. Понимаешь?
— И что? — спрашивает Тэхён, отмахиваясь руками от белого облака.
— И то! — Димас продолжает дымить прямо в комнату, даже Чимин закашливается и почти просыпается. — Аккуратно с ним! Ты парень видный, глаз на тебя положит — и всё. Пиздец.
Тэхён думает, что да, точно пиздец, ведь тогда Тарасу придётся иметь дело с самим Чон Чиром.
— Короче, я предупредил.
Димас подмигивает и, шатаясь, отчаливает восвояси, а Тэхён расталкивает Чимина, ведь впереди новый день в деревне, который точно нельзя впустую проспать.
В дверь комнаты стучат, и Тэхён, переодевшись, идёт открывать. На пороге стоит довольный Тарас — выглядит он сегодня чуть свежее, чем вчерашним вечером.
— Доброе утро, кореяночка, — приветствует Тарас, а Тэхён от этого морщится. — Есть предложение.
— Какое ещё? — Ким скрещивает руки на груди.
— У бати в гараже есть два велика, можем устроить обзорную экскурсию по окрестностям, а потом на озеро. — Тарас едва заметно толкается языком в щёку. — Купаться.
— Спасибо, но нам уже провели экскурсию в прошлом году, — вступает в разговор Чимин, перерывая вещи в своём чемодане. — Не нуждаемся.
— А я разве к тебе обращался? — щурится Тарас. — Можно немного завалить?
— Чего, бля? — Чимин поднимает на наглеца взгляд. — Чё сказал?
— Ебальник на офф, ю ноу? — ухмыляется Тарас.
— Ах, ты!..
Тэхён едва успевает перехватить летящего на Тараса Чимина, у друга глаза кровью наливаются, он брызжет слюнями, кроет трёхэтажными матами, а Тарасу хоть бы что — стоит и чуть не ржёт в голос.
— Ну, пидрила, ты напросился, — выплёвывает Чимин, пока Тэхён крепко держит его за плечи, уговаривая успокоиться, ведь избивать сына хозяина дома — не самый этичный поступок.
— Мы действительно не нуждаемся в экскурсии. — Тэхён, с трудом угомонив Чимина, обращается к Тарасу.
— Зря, кореяночка.
— Не называй меня так.
— А то что? — бросает вызов Тарас.
— А то приедет мой муж, у которого разговор короткий, — с важным видом заявляет Тэхён, ему этот Тарас тоже теперь неприятен. Прав был вчера Чимин.
У Тараса буквально глаза на лоб ползут от такого заявления. Он смотрит в упор, приоткрыв рот, ведь хоть и приглянулся ему Тэхён — не ожидал он, что у него отношения.
— Не обманул меня, значит, гей-радар, — задумчиво произносит Тарас. — Ну ничего, кореяночка, ещё увидимся…
— Сказал же! — Тэхён уже откровенно начинает злиться. — Не называй меня так!
— Ладно, ладно…
Тарас, ещё раз противно толкнувшись в щёку языком, уходит из комнаты, а Тэхён выдыхает.
— Этот отпуск точно будет запоминающимся, — вздыхает Ким. — Пойду разузнаю у Иваныча что там по Колбасе, надо бы её осмотреть.
— Давай, — кивает Пак. — Я пока в летний душ.
***
Осмотрев Колбасу, которая к утру уже практически протрезвела, Тэхён сделал вывод, что со здоровьем животинки всё в порядке, а значит, — жить ей, как минимум, до зимы. Тарас предложил не ждать и зарезать свинку сразу же, а потом приготовить свинину в вине, ведь алкоголь в организме ещё остался, но шутку никто не оценил.
Зато все оценили идею Спиридона, когда он заявил, что раз мяса не случилось — нужно поймать его самим, отправившись на охоту. Чимин эту идею поддержал бурно, ведь где-где, а на охоте он всегда побывать хотел, вот только Тэхёну стало жаль животных. В итоге решили, что едут все, но Тэхён — в качестве прогулки.
— Есть два велика, до опушки доберёмся, — рассуждает Иваныч. — Дальше пешком. Да вот только где ещё два взять? Моя машина в ремонте…
Вопрос решается сам. У дома Спиридона паркуется голубой Запорожец, из которого с огромным букетом ромашек выходит Чон Чир. Он весь светится, улыбается, только увидев Тэхёна, будто они вновь вернулись в прошлое годовалой давности, будто он вновь пытается завоевать сердце своего корейского принца.
— Доброе утро, страна! — приветствует Чон. — Привет, солнышко, — обращается к Тэхёну. — Это тебе.
Ким принимает цветы, улыбается счастливо и целует парня в щёку, обхватив руками за шею. Вчера, сказав, что не будет скучать, Тэхён погорячился. Скучал, ещё как скучал!
— Ну что, Чирикло, вовремя ты, — говорит Спиридон. — На охоту мы собрались вчетвером. А у тебя в машине как раз столько мест.
— На охоту? — удивляется Чир, он в курсе, что Тэхён против убийства животных, хотя мясо и наворачивает, но сам руку никогда не поднимет. — А с кем вчетвером?
— Тарас мой приехал! — радостно восклицает Иваныч. — Помнишь его? Вы ещё не ладили в детстве.
— Псилдо сан прэ саро шэро! — возмущается Чон, но никто из присутствующих даже не догадывается, что фраза его переводится, как «Ебанутый на всю голову!» — Помню, как не помнить.
— Здарова, цыган. — Из дома вальяжно выходит сам Тарас, тянет Чону руку для пожатия, тот хмурится, но руку, из уважения к Спиридону, пожимает. — Ну что, как жизнь? Как табор? Жена и дети уже, наверное? — Каждая фраза Тараса так и сквозит ядом, это замечают все присутствующие, кроме его родителей.
— Жена? — хмыкает Чон. Он всё ещё помнит, как Тарас, узнав в подростковом возрасте, когда они пересекались в деревне, что Чир нетрадиционной ориентации — издевался над ним. Только потом сам на эту сторону переметнулся, уехав в столицу. — Муж.
На этих словах Чон притягивает к себе Тэхёна, а Тарас только замечает букет в его руках. Непутёвый сын хватает ртом воздух, пока Чир глядит оценивающе, а потом, не раздумывая долго, целует Тэхёна прямо в губы, да так страстно, что даже Чимин покрывается слоем краски. Спиридон же, кашлянув и крякнув, делает вид, что в бочке для дождевой воды есть что-то безумно интересное, кроме плавающих дохлых комаров.
Оторвавшись от поцелуя, Чон смотрит на Тараса с видом победителя, а Чимин молча подходит к цыгану и пожимает ему руку. Без лишних слов понятно всё, что он хотел выразить этим жестом. Тишина, стоящая в воздухе, прерывается лишь лаем собаки, которая завидела Колбасу, выходящую из хлева. Проспалась наконец.
— Ладно, — приходит в себя Иваныч. — На охоту-то едем?
— Едем, — решают все в один голос.
Необходимая амуниция быстро загружается в багажник; Тэхёну, Чимину и Чиру Спиридон выдаёт подходящую одежду, ведь у них она совсем не для охоты. Тарас же отказывается, заявив, что поедет в своём, а отцовские лохмотья пусть носят другие, только не он. Машина резво выруливает по просёлочной дороге, направляясь в сторону леса, а Чир включает на своём телефоне песни Сердючки, поясняя, что так будет веселее, да и ворчания Тараса заглушит.
В машине открыты окна, а потому на всю округу из динамика разносятся весёлые строки:
У мене чорнi брови, у мене карi очi
I зверху я красива, i знизу — нiчого
Якщо мене не любиш, якщо не приласкаеш
То йди собi в садочок, нажрися черв’ячкiв!
Гоп, гоп, гоп, чiда, гоп, а я спiваю
Гоп, гоп, гоп, чiда, гоп, а я ж танцюю
Гоп, гоп, гоп, чiда, гоп, я весело спiваю.
Тэхён, уже наизусть выучивший за этот год все песни из репертуара исполнительницы, подпевает Чиру во всё горло, а ещё прихлопывает в ладоши, пока не напарывается на прожигающий неприятный взгляд сына Иваныча. Тот смотрит так, как смотрят маньяки, — Ким в этом уверен, хоть и не сталкивался с ними ни разу в жизни. От Тараса буквально исходят флюиды неадеквата, а потому Тэхён захлопывает варежку, чтобы не привлекать к себе излишнее внимание Московского маньячины.
— На кого охотиться-то будем? — интересуется Чимин, когда, приехав на место, все выгружают из машины необходимые причиндалы.
— На кабана желательно, — отвечает Спиридон. — Но можно и на рябчика, как повезёт.
На охоте не везёт. Кабан не ловится, рябчик не пролетает. А особенно не везёт Тарасу, который зацепившись за сук своей футболкой, орёт, как бешенный, распугивая тем самым всю живность в радиусе километра.
— Это была футболка от Гуччи! Блять! — ругается Тарас, рассматривая оставшиеся лохмотья. — Сука!
— Не сказал бы. — Чимин, резким движением дёрнувший остатки футболки, рассматривает небольшую бирку, на которой чёрным по белому «Made in China». — Или итальянский дом моды перекочевал в Китай?
— Пошёл нахуй! — рычит Тарас, вырывая из рук Пака остатки своей брендовой футболки. — Заткнись.
Чимин, хихикнув, шагает дальше за Спиридоном, который, как он заявил, обязательно выведет парней к добыче. Добычей оказывается небольшая полянка, а на ней подобие избушки, перекошенной от старости и наплыва посетителей.
— Пора отдохнуть! — сообщает Иваныч.
— Да мы ж не поймали ничего! — Чир пытается исправить ситуацию, пока пока не поздно.
— Да и похуй, — отвечает Спиридон. — Абсолютно.
Вытащив из избушки котелок, томящийся там со времён Екатерины Великой, дружная компания решает разжечь костёр. Чир быстро набирает хворост, разжигает огонь, а Тэхён ему в этом помогает. Чимин открывает банки консерв, что прихватил с собой Спиридон, а сам Иваныч уже разливает по одноразовым стаканам, найденным в той же избе, нутровку. Тарас сидит в стороне, грустно завернувшийся в отцовскую куртку, отданную с барского плеча, со словами «прикройся, срамота, нехуй голым щеголять».
— Чего палишь? — буркает Тарас Чиру, что пристально за ним наблюдает. — Чё надо?
— Прэ саво кар ту мангэ здыянпэ?! — хмыкает Чон.
— Чего? А ну, переведи, — не понимает Тарас. — Опять на своём татарском балакаешь.
— На какой хуй ты мне сдался? — переводит Чир. — Джа пэ кар! — Перевод крайней фразы известен всем.
— Сам пошёл нахуй, — огрызается Тарас. — Лучше за своим принцем корейских кровей следи, пока я до него не добрался.
— Чего сказал? — Чир поднимается во весь рост и засучивает рукава рубахи. — Повтори.
— Чир… — Тэхён тянет цыгана за руку, чтобы тот сел на место. — Не обращай ты на него внимания. Он специально…
— Этот может, — вставляет Спиридон, натыкая одноразовой вилкой кильку из банки. — Он везде лезет, в кого уродился только…
— А тебя, бать, не спрашивали, — дерзит Тарас. — Сами разберёмся.
— Тут и разбираться нечего, — отвечает Чимин. — У этих двоих всё хорошо, а ты им совершенно не к месту.
Тарас бормочет что-то себе под нос, но все решают не обращать на него внимания, авось и успокоится.
Вечереет. Компания охотников-неудачников после двух выпитых бутылок нутровки дремлет возле костра. Не спит лишь цыган, он не пил алкоголь, ведь за рулём, а значит, несёт за всех ответ.
— Поговорить надо, — звучит над ухом Чира. — Пойдём.
Цыган поднимает глаза и видит пошатывающегося Тараса, что поднялся бесшумно.
— Не буду я с пьяным разговаривать. У нас силы не равны.
— Я не драться тебя зову, а поговорить.
— Говори здесь.
— Ладно.
Тарас присаживается рядом с цыганом, пока тот собирает валяющиеся возле костра консервные банки. Молчит.
— Ну и чего? — изрекает Чир. — В молчанку сыграем?
— Понравился мне кореец твой, — на духу выпаливает Тарас. — Понравился, понимаешь?
— Понимаю, — кивает Чир, но сам напрягается. — Он такой. Не может не понравиться.
— Зачем ему ты? — выдаёт Тарас, отчего у цыгана глаза округляются. — Нахуя?
— Охуел?
— Сам подумай, — рассуждает парень. — Ты цыган. Даже не русский. Что его ждёт с тобой? Проживание на окраине Москвы, а летом отпуск в Муходёровке? Что ты ему можешь дать, Чир?
— Не считаю нужным обсуждать эту тему с тобой, — отвечает Чон. — Это наши с ним отношения, а ты, мой тебе совет, не суй нос не в своё дело, или не поздоровится.
— Подумай на досуге, — не унимается Тарас. — Со мной у него гораздо больше перспектив, я в Москве несколько лет, у меня там всё схвачено. Свой дом есть, связи, популярность.
Чон приглушённо смеётся, чтобы не разбудить охотников, хотя смеяться ему хочется во весь голос. Он прекрасно знает, что Тарас всегда был выдумщиком, любил придумывать себе несуществующую жизнь, слагал целые легенды… Теперь вот про дом заливает, про какую-то безликую популярность…
— Как был дураком, так и остался, — отвечает Чон, не желая больше продолжать разговор. — Завались уже. Дай людям поспать.
Поспав ещё пару часов, охотники просыпаются один за другим. Спиридон огорчённо вздыхает, что не удалось им поймать кабана, предлагает остаться в лесу на ночь, но потом вспоминает, что все они в избушке не разместятся, а потому принимает решение возвращаться в деревню. Путь обратно проходит в тишине. Тэхён досыпает на плече у Чимина, а тот — на плече сидящего справа Спиридона. Тарас едет с Чиром на переднем сидении, но на удивление молчит, не заикаясь более о своих фантазиях.
— Я приеду завтра. — Чон целует сонного Тэхёна в висок. — Не пей больше, ладно?
— Не буду. — Тэхён целует Чона в губы, задерживается ненадолго, пока тот ласково гладит его по спине. — Уже скучаю.
— И я, Тэхён. И я скучаю.
***
Утро третьего дня для Тэхёна начинается с потери Чимина. А ещё, с потери Спиридона и Инны, ведь тех не оказывается дома… Ким задумчиво бродит по двору, здоровается с Колбасой, вальяжно проходящей мимо, и решает вернуться внутрь. На сегодня запланировали поход в баню, а ещё большой ужин, на который пригласили Чона, Лалу, Хоску с Эсмеральдой, и Тамаша с Малой. Тэхён решает, что Инна со Спиридоном ушли в магазин за продуктами,заодно и проснувшегося Чимина с собой прихватили, ведь всем вместе сподручнее. Ким совсем забывает об ещё одном жильце этого дома. Зря.
Заваривая себе на кухне ромашковый чай, параллельно закидывая в рот солёный крекер из плетёной вазочки, Тэхён не замечает пару глаз, что пристально наблюдает за ним у двери. Напевая себе под нос услышанную по радио песню, Ким не слышит и шаги за своей спиной, потому происходящее далее становится для него настоящей неожиданностью.
Тарас, совсем слетевший с катушек, набрасывается на Тэхёна со спины, валит его на пол, закрывает ладонью рот, придавливает всем своим весом. Ким извивается, пытается укусить за ладонь, но тот крепко прижался, не давая шанса разомкнуть зубы. Тэхён скулит, пока подлый извращенец пробирается рукой к его пижамным штанам, и округляет глаза, увидев за спиной подонка Чира. Цыган же, приехавший сегодня в дом Спиридона раньше своих родственников, не нашёл никого во дворе, а потому самостоятельно зашёл внутрь и увидел зрелище… Зрелище, вызвавшее в нём целую бурю эмоций, ведь Тарас, этот поганый Тарас, портивший ему жизнь в детстве, теперь добрался до самого бесценного, до его главного сокровища и любви, посмел прикоснуться к Тэхёну своими скользкими лапами… Цыгане такое не прощают.
— Только не убей! — кричит Тэхён, когда Чир оттаскивает от него Тараса, схватив за волосы, когда выпинывает его на улицу, пока тот воет и молит о пощаде, когда мощным ударом кулака заряжает по челюсти.
— Балычны псилды сан! — не своим голосом кричит цыган. — Видава мэ сари тумари порода буе!
Тэхён, выбежавший следом, и без перевода знает, что Чир кроет Тараса самыми страшными матами.
— Осторожно! — выкрикивает Ким, ведь видит, что у Чона буквально башню снесло, тот трясёт Тараса, как грушу, а потом снова ударяет в челюсть. — Чир! Не убей!
— Тэ-хняв мэ прэ тутэ уче бэргатыр! — С этими словами Чир окунает Тараса головой в корыто с помоями, стоявшее на заднем дворе дома, а потом, вытащив, сажает задницей в тачку с навозом, что стоит рядом. И уходит.
Тарас, позорно разревевшись, так и остаётся сидеть в тачке, вокруг которой кружат навозные мухи, а Тэхён подскакивает к Чиру, чтобы осмотреть. У цыгана все кулаки в ссадинах от ударов, но это ничего, для него честь его любимого важнее каких-то ссадин, которые заживут.
— Ты в порядке? — Тэхён за Чона искренне переживает, обхватывает руками его шею, прижимается всем телом. — Что болит?
— Ничего. — Цыган обнимает Кима в ответ. — Я в порядке, любовь моя.
— Спасибо! — Тэхён поднимает на Чира глаза. — Спасибо, что заступился. Спасибо, что спас… Спасибо, что ты со мной.
— Навсегда. — Чир целует Тэхёна в макушку. — С тобой хоть в ад, лишь бы вместе.
***
Вернувшись из магазина, Спиридон с Инной обнаружили собственного сына, катающегося по заднему двору. Тот плакал и причитал, выглядел, мягко говоря, грязным, что Инна тут же кинулась топить баню, а Спиридон разбираться обидчиками. Разбираться не пришлось. Свидетелем происходящего стал Чимин, который вовсе не был в магазине с хозяевами дома, а сидел запертым в дровяном сарае, ведь его туда упёк сам Тарас, как только ушли родители. У Чимина были связаны руки и ноги, а рот заклеен скотчем, чтобы не выдал себя криком. Вот только Пак видел всё своими глазами, видел драку и победу Чира, подсматривая через щель. Чимина, к слову, обнаружила Инна, поспешившая за дровами для растопки бани, а дальше вся история была рассказана Тэхёном и Чиром… Тарас отрицать не стал.
Спиридон хотел было и сам приложиться, добавив сыну, но его остановила Инна, сказав, что лучшим наказанием для него будет другое. Тараса не пустили в баню. Вернее, пустили, но в самую последнюю очередь, когда уже все там побывали: Инна; Спиридон с Чимином; Тэхён с Чоном. Тарас же всё это время провёл на заднем дворе, сидя на траве и крича на назойливых мух, слетавшихся к нему со скоростью света.
Вечером, дождавшись гостей из табора, Инна наконец накрывает на стол. Она подаёт пельмени, приготовленные в горшочках в печи; два салата: оливье и из огурцов/помидор; два вида бутербродов; отварной картофель; солёные огурцы и грибы; а ещё ставит на стол вино, приготовленное её мужем.
— Присаживайся, дорогая. — Чимин, соскучившись по жене, обхаживает её со всех сторон. — Как ты себя чувствуешь? Всё ли в порядке?
Лала отвечает, что всё хорошо, но вот у Эсмеральды — не очень.
— Что случилось? — удивляются все.
— Случится, — поправляет Хоска. — У нас тоже всё хорошо, просто Эсмеральда чувствует себя сегодня не лучшим образом…
— Неужели это то, что я думаю? — подскакивает на месте Инна. — Неужели???
— Да, — кивает Хоска. — У нас будет ребёнок. Зимой.
Тамаш и Мала улыбаются, они уже в курсе, что в их семье скоро будет пополнение. Все остальные от души поздравляют будущую пару молодых родителей, ведь теперь и в семье Чимина с Лалой, и у Хоски с Эсмеральдой появятся первенцы. Тэхён замечает чуть взгрустнувшего Чира. Он всё понимает.
— Эй, — шепчет Ким на ушко цыгану. — Хочешь, скажу кое-что?
— Давай.
— Год назад, когда ты привёз меня в свой табор и отвёл в палатку одной вашей цыганки, она погадала мне.
— Так. И что?
— И то, что всё сбылось, — продолжает шептать Тэхён. — Всё, что она предсказывала — сбылось.
~
— Долгая у тебя будет жизнь, дорогой, долгая и интересная, — начинает свой рассказ гадалка. — Не простая, но так и не бывает, чтобы всё легко и просто. Переезд тебя ждёт, серьёзный переезд, в страну другую.
— А дальше жизнь долгая и насыщенная. — Женщина откладывает трубку в сторону и открывает ещё несколько карт. — Дети будут.
— Дети?
— Приёмные.
~
— Приёмные, но роднее своих будут. Мальчик и девочка. — Гадалка осматривает Тэхёна и просит протянуть ей его ладонь для считывания дополнительной информации. — Да, мальчик и девочка. Мальчика возьмёте когда ему три года будет, а девочку совсем новорождённую. Хорошая у них судьба будет, родители будут любящие.
~
— Она ещё говорила, что половинка моя души во мне чаять не будет, — продолжает Тэхён. — Что беречь будет, заботиться. Смекаешь?
— Смекаю, — улыбается цыган, накрывая руку Тэхёна своей. — Значит, приёмные?
— Сложно будет с документами, мы ведь не в официальном браке…
— С этим может помочь отец Лалы. Он практически всемогущ, как ты уже мог понять.
— Правда? — удивляется Тэхён. — И с документами поможет?
— Поможет. Он сам предлагал…
— Что это вы там шушукаетесь? — На парочку обращает внимание Тамаш. — Вон, Чикурано и Хоска со всеми общаются, а вы только вдвоём.
— Важную тему обсуждаем, отец, — отвечает Чир. — Но всё потом.
Тамаш кивает, а Тэхён шепчет Чону, что Чимину вчера пришла смс от коллег о том, что их офтальмологический центр взял опеку над одним из детских домов Москвы, а ещё о том, что в тот детский дом недавно поступили брат с сестрой: мальчику три года, а девочка новорождённая. Отказники.
— Тэхён… — Чир берёт Кима за руку. — Ты готов к такому ответственному шагу?
— Если честно, то уже давно, — признаётся Тэхён. — Знаешь, а мы ведь можем опередить Чимина и Хоску.
— Точно, — смеётся Чир. — Завтра выезжаем.
— Завтра?
— Я всё равно планировал забрать тебя от этого извращенца. — Чир кивает в сторону притихшего Тараса, что ковыряется в своей тарелке, не поднимая ни на кого глаз, под которыми два налитых фиолетовым фингала. — А так и повод есть.
— Но наш отпуск только начался, — вспоминает Тэхён. — Ты ведь хотел провести лето в Муходёровке.
— Хотел. — Чир вспоминает вчерашние слова Тараса о том, что цыган якобы ничего не может дать Тэхёну. — А ты хотел заграницу.
— Хотел…
— Решено, — заявляет Чон. — Посетим детский дом, переговорим с нужными людьми, подадим документы, а пока они будут оформляться… Отправимся куда-нибудь к морю, как ты и хотел.
У Тэхёна в глазах сердечки, а у Чона — безграничное обожание. Ким шепчет, что Чир самый лучший на планете, а цыган спорит, убеждая, что самый лучший — именно Тэхён. Самый лучший, добрый, нежный, красивый… А главное тот, за кем не страшно даже в ад, тот, с которым цыган уже создал отдельную ячейку общества, а теперь готов воспитывать детей. Тот, с кем он хочет провести всю свою жизнь, вместе состариться, выдать замуж дочь, или женить сына… Тот, кто был послан ему самой судьбой, однажды приехав в их деревню под названием Муходёровка, в которой пересеклись их судьбы, чтобы…
Навеки. Рядом.