(Не)любимый сосед

40

Мама у Шипа замечательная. Как только я вхожу в квартиру, она тут же заключает меня в теплые объятия. Я обнимаю женщину в ответ, она поглаживает меня по спине своими нежными руками.
— Спасибо тебе, девочка, — шепчет прямо в ухо, чтобы слышала только я, — Он счастлив.
Я улыбаюсь ей, кивая, и она отпускает меня. Шип тут же перехватывает мою талию, притягивая ближе к себе. Обвивает своими руками и крепко прижимает к спине, целуя в макушку. Глаза горят от теплоты и нежности.
— Мам, тут еще одна новость, — Егор замолкает, ожидая моего одобрения. Я мягкое ему улыбаюсь, прося продолжить, — Ты станешь бабушкой.
Она тут же начинает охать и ахать, стирая слезы в уголках глаз.
— Мам, ну ты чего?
— Дождалась, слава богу! Думала уйду, так и понянчившись с твоими ляльками.
— Глупости какие говоришь, — ругает ее Егор. Ему больно осознавать, что его мать сильно болеет. Это тяжело… Особенно, когда ты так часто терял людей в своей жизни. Ему страшно, и я это чувствую. Беру за руку, переплетая наши пальцы, сжимая крепче.
Он меня всегда старается уберечь от всего плохого, мне бы тоже хотелось хоть немного успокоить его и спрятать от всех проблем, что свалились на этого честного, потрясающего мужчину.
— Тамара Геннадьевна, — улыбаюсь, — Я приготовлю ужин, соберёмся вечером и посидим в узком семейном кругу.
— О, Валечка. Не могу сидеть без дела, давай вместе?
Мне нравится, что эта мудрая женщина не лезет на мою территорию со своими командами. А наоборот, тактично спрашивает может ли она мне помочь. Разве такая чуткая особа могла воспитать кого-то кроме любящего Шипа?
И ведь он такой же тактичный и чуткий, просто скрывает эту свою сторону. Изредка обнажая ее перед самыми близкими, но даже это ему дается тяжело.
— Так, а мне чем заняться? — начинает смеется Егор, — Впервые у меня нет дел.
Даже как-то непривычно.
— Отдыхать? — глажу по спине, ощущая как напрягается его тело. Черт, хотела приласкать, а получается возбудила.
И вот так всегда. У Шипа спина — эрогенная зона. И хоть он и не сознается в этом, я замечаю. Каждый раз касаясь ее, его глаза темнеют, а дыхание учащается. Теперь я знаю, на какие точки иногда можно нажимать… — Да я уже на отдыхался, — чешет затылок.
Я понимаю, что ему непривычно. Сначала всю жизнь впахивать без выходных, находиться в постоянном движении, а тут затишье.
— Ладно, если совсем не отдыхается, то прикрути, пожалуйста лампочку в ванной. И там еще дверца у полочки шатается.
— А чего ты раньше не просила? — возмущается, но по-доброму.
А я даже не знаю… Не привыкла просить о помощи мужчин, всегда приходилось самой решать такие проблемы. А сейчас рядом настоящий мужчина, зато некоторые мои привычки остались из прошлой жизни. Я понемногу привыкаю к тому, что теперь реально можно расслабиться и не переживать.
— Ты не бурчи как старый дед, а помоги Вале.
— Ох, женщины. Люблю вас! — он целует нас в щеки, — Поехал тогда за лампочкой в магазин.
Пока Шип занимается бытовыми вещами, мы с Тамарой Геннадьевной сплетничаем и готовим ужин. Она учит меня лепить сибирские домашние пельмени, которые обожает Егор. Я внимательно запоминаю рецептуру, чтобы потом его баловать иногда. Не уверена, что смогу часто заниматься лепкой, так как это очень трудоемкий процесс, но в целом интересно.
— А Егор всегда был таким серьезным?
— Нет, до армии это был самый веселый мальчик. Всегда шкодничал, — она показывает как правильно слепливать пельмень.
Я пытаюсь повторить, но выходит не очень красиво. Хотя казалось бы… Деятель искусств.
— А потом как подменили. Вообще я против была, чтобы он связывался с военной структурой. Так он же упертый, разве послушал…, — она немного смеется, когда я снова терплю поражение с тестом, — Каждый раз, когда уезжал в эти точки свои, сердце не на месте было.
Я даже не могу представить, каково матери, когда твой ребенок самовольно уходит… Кидаю взгляд на свой живот. Если будет сын, то никаких госструктур. Чтобы там Шип не говорил. Я с ума сойду от тревоги.
— Ого, пельмени! У меня сегодня праздник, — Егор возвращается из магазина, ловя нас за сплетнями. Но мы вовремя успеваем начать шушукаться о будущем малыше.
— Мы тут секретничаем, ты нам мешаешь, — в шутку выталкиваю его из кухни.
Он пытается меня поймать, я мажу рукой в муке ему по щеке, кокетливо уворачиваясь от поцелуя. Рычит мне в ухо и все же ловит губами мою кожу, зацеловывая каждый сантиметр лица. Утягивает в глубокий поцелуй, ласкает нежно, трепетно, заставляя низ живота реагировать на ласку.
— Любимая моя, — он так часто говорит мне об этом, а я до сих пор не верю. Не верю, что дождалась самого прекрасного мужчину.
Шлепает по попе, когда я снова уворачиваюсь. Прикусывает нежную кожу на шее.
— Ну Шип, ты же мама!
Договорить мне не дает настойчивый звонок в дверь. Под мой укоризненный взгляд он открывает дверь. Я застываю в дверном проеме, сердце начинает бешено стучать. Дыхание перехватывает, хватаюсь за горло. Опять приступ паники.
— Кораблин Егор… — начинает говорить сотрудник МВД, но Шип его останавливает.
— Я, — жестко отрезает.
— Вы арестованы, — на него начинают надевать наручники, попутно перечисляя статьи УК РФ.
Я резко срываюсь в слезы. Вот теперь мне по-настоящему страшно. До жути.
— Подождите, я жену успокою, — он дергается в мою сторону. Я даже не обращаю внимание на его "жена".
— Не положено. Пойдемте.
— Нет, не забирайте! — кричу, утопая в истерике, — Пожалуйста!Шип снова дергается в мою сторону, но его крепко держат. Что за уроды?
— Да секунду мне дай, блять, — срывается, — Она беременна.
Они нехотя дают ему возможность подойти ко мне, я бросаюсь ему на шею.
— Маленькая, все будет хорошо. Не плачь, надо беречь себя и ребеночка. Хорошо?
К нам выходит Тамара Геннадьевна, и при виде полицейских, хватается за сердце.
Интересно, Шип ей говорил о проблемах?
— Позаботьтесь о друг друге, я все решу, — он целует мать в щеку, потом снова меня.
— Время, — жестко чеканит сотрудник, и уводит Егора под мои рыдания.
Он смотрит мне в глаза, шепчет губами "Я тебя люблю".
— Я люблю тебя, Егор! Очень! — кричу ему вслед. Начинаю бежать за ним, но мама Шипа перехватывает меня, успокаивая на своей груди.