Обещания и Гранаты

5 глава (Кэл)

/Кэл/

Во всяком случае, его прощальные слова, хотя и заимствованные у Китса, указывали на то, что он больше не хотел иметь со мной ничего общего. И все же, вот он здесь, только что вынудил меня действовать так, как будто в этом вопросе не было другого выбора.
Когда папа уходит, чтобы найти мою маму, я смотрю, как Кэл продолжает собирать вещи, и у меня внутри все сжимается, когда я вспоминаю, что еще он сказал мне все эти недели назад.
— Я не такой, как мальчики из ваших маленьких частных школ. Я
погублю тебя и не подумаю об этом дважды.
— Так погуби меня, — сказала я, так уверенная в своей способности
выдержать это.
Теперь я не могу перестать задаваться вопросом, во что, черт возьми, я вляпалась.— Что ж, это интересный поворот событий.
Перекинув ногу через противоположное колено, я поворачиваю секундную стрелку на своих часах так, чтобы она тикала в такт с дедушкиными часами в фойе. Я полностью осознаю, что младшие дочери Риччи смотрят на меня с верхней площадки лестницы, наблюдая за мной, как будто я какое-то животное в зоопарке, но трудно обращать внимание на что-либо, кроме необычного тиканья.
Обычно я стараюсь изо всех сил избегать социального взаимодействия, особенно с такими, как подростки, но это было не то, чего я мог бы избежать.
Я не считаю, что Елена должна бежать. Она чувствует себя в ловушке, как со сломанными крыльями птица, пойманная в позолоченную клетку, и в обязательном порядке смотрит на замок на своей двери на случай, если когда-нибудь появится шанс сбежать.
Поскольку я не могу так рисковать, мне пришлось вернуться с ней в дом Риччи на Луисбург-сквер, убедившись, что ее крылья остаются подрезанными.
По крайней мере, сейчас.
Всю дорогу она продолжала теребить новое кольцо на пальце, украдкой поглядывая на меня краем глаза, как будто не думала, что я могу почувствовать тяжесть ее взгляда.
Это часть моей проблемы, когда дело доходит до этой маленькой богини; Я сосредоточен на каждом ее движении, мое тело так привыкло изучать ее из-за экрана, что открытость наших взаимодействий теперь вызывает некоторую тревогу.
Конечно, это не объясняет, почему чтение ее сразу же делает мой член твердым, но это совсем другая проблема.
Та, которой я не хочу заниматься прямо сейчас, особенно после того, как мы разделили поцелуй.
Мне нужно выждать время, если я хочу, чтобы все получилось правильно.
— Знаете, девочки, — говорю я, встречая их взгляды, снимая часы сзапястья, — фотографию можно разглядывать дольше.
Младшая, Стелла, наклоняет голову, когда я поднимаю взгляд, играя с концом косички. Ее карие глаза расширяются за квадратной оправой очков, и она толкает локтем свою старшую сестру, ворча, как будто пытаясь заставить ее двигаться.
Ариана, следующая по возрасту и красоте за Еленой, фыркает, кладет руки на перила и наклоняется. Она не прерывает зрительный контакт и не наклоняет спину, злобная ухмылка расползается по ее лицу, зажигаясь в ее темных радужках.
— Жаль, что вампиров нельзя сфотографировать.
— Умно. — Я стряхиваю немного грязи со своих штанов. — Ты уверена,
что хочешь противостоять своему новому шурину, особенно если он вампир?
Она пожимает плечами, проходит мимо Стеллы и скользит вниз по лестнице. Ее движения гибки и похожи на движения газели, балет проникает даже в ее повседневную деятельность.
Остановившись на нижнейступеньке, она прищуривается на меня, обнимая рукой перила.
— Что случилось с Матео?
— Не знаю, что ты имеешь в виду.
— Я имею в виду, — говорит она, сверкая глазами. — Почему мы сейчас
не в церкви, не смотрим, как он женится на Елене? Почему ты здесь уже полчаса, а он даже не появился, чтобы побороться за нее?
Тонкие волоски у меня на затылке встают дыбом, мои нервы реагируют, хотя для этого нет причин.
— Уверен, что он знает лучше.
Она снова фыркает, скрещивая руки на груди, платье ржавого цвета, в котором она одета, смывает румянец с ее лица. Волосы собраны в гладкий пучок, губы подведены ярко-красным блеском, я не могу не заметить различий в сестрах.
Мне совершенно ясно, что элегантность Арианы — не то, над чем ей приходится работать; это происходит естественно, как дыхание или сон, и я не могу не задаться вопросом, от кого она унаследовала это самообладание.И уж точно не от ее матери.
По крайней мере, не от той Кармен, которую я знал раньше.
Утонченность Елены, с другой стороны, кажется, требует сознательных усилий, ее интерес к искусству и более утонченным вещам — то, что ей приходилось создавать, пока это не стало частью ее личности, как своего рода павловский ответ на жизнь, к которой она прикована.
Под ее тщательно продуманной внешностью скрывается тонко скрытая тьма, которая часто приводит к ушибленным костяшкам пальцев и окровавленным губам.
Она подавляет ее, прячет глубоко, чтобы сделать свою семью счастливой и выполнить свои обязанности, но онао есть, просто просится наружу.
Отчасти мне любопытно узнать, что для этого потребуется.
— У моей сестры какие-то неприятности? — спрашивает Ариана, все
еще явно намереваясь докопаться до сути этого союза. И здесь я определил того, кто помоложе, как инквизитора.
Стелла подходит к концу перил, колеблется на верхней ступеньке.
— Ари, — кричит она шепотом, жестом приглашая сестру присоединиться к ней. — Оставь его в покое.
Ее темные глаза опускаются на меня, на миллисекунду встречаясь с моим взглядом, прежде чем быстро отвести его. Она яростно краснеет, и я подавляю смешок, не зная, почему нахожу ее дискомфорт таким забавным.
Может быть, это мне кого-то напоминает.
Вздыхая, я ерзаю на скамейке, поправляя бортик пиджака. Тиканье моих часов снова отстает от дедушкиных, как сердечная аритмия, и я сжимаю челюсти от звука, стараясь не зацикливаться на нем.
— Я просто думаю, что происходит что-то странное, — говорит Ариана.-
Видеть, как Елена выходит замуж…за него?
— Не знаю, — ворчит Стелла. — Я тоже не могла себе представить, чтобы она хотела выйти замуж за Матео.
— Да, но это, по крайней мере, имело смысл. Они были вместе целую
вечность.
— Были ли они? Я имею в виду, что она ему определенно нравилась,
но всегда казалось, что она просто выполняла свои обязанности. — Стелла делает паузу, словно о чем-то размышляя. — Я думаю, что в этом больше смысла, чем в Матео.
Ариана издает странный звук в глубине горла.
— Но он любил ее…
— Достаточно, дамы.
Мой голос низкий, напряжение от их препирательств и едва слышного тиканья натягивает мои нервы до тех пор, пока они почти не готовы порваться. Вцепившись пальцами в край деревянной скамьи, я чувствую, как старый материал раскалывается под моей хваткой, гнев раскаленной приливной волной прокатывается по моим внутренностям.
— Я ценю вашу заботу, потому что знаю, что она исходит из хорошего
места, — говорю я, сосредотачиваясь на ровном дыхании. —Но никогда не говорите о моей жене и ее бывшем женихе, если только это не для того, чтобы сказать, какой хорошей парой мы являемся. Я не хочу, чтобы его имя когда-либо снова ассоциировалось с ее именем.
Рот Арианы приоткрывается, ее язык скользит по губам, и я вижу, что она хочет мне досадить. В ее глазах горит огонь, в ее стройной фигуре сквозит вызов, и я могу сказать, что не потребуется много времени, чтобы разжечь его.
Может быть, она больше похожа на свою сестру, чем я думал.
Мой телефон жужжит в кармане, привлекая мое внимание; я достаю его и просматриваю экран, медленно выдыхая, когда читаю всплывающее имя. Поднимаясь на ноги, я киваю сестрам, понимая, что оставлю угрозу без ответа, если уйду, не сказав больше ни слова.
Это не тот удар, который может нанести моей репутация прямо сейчас.
Поэтому, вместо того, чтобы пытаться убедить их в этом еще больше, я беру Rolex, бросаю его на пол и позволяю своему раздражению вспыхнуть от тиканья; как и любой другой триггер, звук нарастает, пока он не становится похожим на водопад, проносящийся между моими ушами, заглушая все остальные шумы вокруг меня.
Эпизоды, подобные этому, удушливы, всепоглощающи в той ярости, которую они провоцируют. Она вибрирует вдоль моего позвоночника, завязываясь узлом в груди, пока не достигает пика, взрываясь, как извержение вулкана. Обычно я избегаю вспышек насилия, которые вызывают мои мысли, но сейчас я вытаскиваю пистолет из-за пояса и целюсь прямо в циферблат часов.
Пуля вылетает из патронника, вонзая осколки стекла, шрапнели и кожи в пол, где он покрывается рябью от удара.
Каким-то образом, подобно фантомной конечности, тиканье остается.
Грудь вздымается, по венам пробегает электричество, я смотрю на дыру и снова и снова прокручиваю в голове выстрел, мои плечи напряжены и тяжелы.Я не могу — не могу — двигаться, пока тиканье не прекратится.
Наконец, тишина, витающая в воздухе вокруг нас, проникает в мой затуманенный мозг, и я чувствую, что снова могу дышать. Краем глаза вижу, как девушки вздрагивают, и прочищаю горло, возвращая пистолет на место на бедре.
Когда я выхожу из комнаты, нажимая «Принять входящий вызов», меня охватывает временное облегчение, поскольку мое тело изо всех сил пытается вернуться в нормальное состояние.
***
Полное недоумение моего помощника о возможности моей женитьбы начинает вводить меня в комплекс неполноценности, чем дольше он бубнит о том, что «черт возьми не могу в это поверить.»
Стоя в зале возле детской спальни Елены, я расхаживаю взад и вперед с телефоном прижатым к уху, жалея, что дал Джонасу Вольфу свой номер телефона.
— Это довольно экстремальные меры, на которые ты идешь, Андерсон, — говорит он, его британский акцент усиливается по мере того, как он говорит. — Ты уверен, что она того стоит?
— Есть только один способ это выяснить.
Он напевает, и я отчетливо слышу, как закрывается молния мешка для трупов, разочарование поселяется у меня в животе. Обычно я бы сам позаботился об уборке, но так как мне приходилось сопровождать свою новую жену, времени не было.
Тем не менее, я надеялся быть последним человеком, которого физическая форма Матео видела на этой планете, прежде чем его бросят на дно океана.
— Значит, ты установил контакт со своей целью? Дашь ей знать, что
происходит?
Голоса раздаются за закрытой дверью Елены, и я останавливаюсь, мой пристальный взгляд устремляется туда. Кто там сейчас находится?
Я не видел, чтобы кто-то приходил или уходил, и наблюдал за ней последние десять минут. Выйдя из фойе внизу, я устроился здесь, готовый ворваться в ту секунду, когда мне показалось, что она пытается сбежать.
До сих пор все было тихо, и мне не нравится, как от внезапной перемены натягиваются сухожилия на моей шее.
Крадучись к двери, я отвечаю Джонасу коротким «нет», понимая, что если я этого не сделаю, он снова начнет приставать ко мне.
Когда мы встретились десять лет назад на острове Аплана, куда моя мать обычно таскала меня, когда у нее были лишние деньги, единственное, что я знал о нем, это то, что ему не разрешалось приближаться к поместью Примроуз, где живет семья, владеющая островом.
Я понятия не имел, во что ввязываюсь, когда вызволил его из тюрьмы и нанял работать, но это одни из единственных длительных отношений, которые у меня есть, поэтому я терплю его, несмотря на его непрекращающуюся болтовню.
— Значит, ты действительноничего из этого не обдумываешь, — говорит
он.
— Все должно происходить определенным образом, Вульф, — огрызаюсь я, стараясь говорить тише, чтобы не привлекать внимания к моему присутствию того, кто находится в комнате. — Я не могу просто бросить ее в гущу событий и ожидать, что она смирится с этим.
— Но… брак? Когда ты уезжал в Бостон, ты никогда не упоминал об этом.
— Планы меняются. Это самый простой и быстрый способ получить то, что я хочу.
Деньги.
Силу.
Семью.
Джонас вздыхает.
— Ладно, ладно. Уверен, ты знаешь, что делаешь. — Пауза, нерешительность, пульсирующая в линии. — Ты не думаешь, что она будет проблемой?
Моя рука находит дверную ручку, медленно поворачивается, мое сердце бешено колотится, когда я начинаю толкать дверь. Когда глаза привыкают к сцене передо мной, смех поднимается в груди, дразня заднюю часть горла.
Хотя ничего смешного нет, он сменяется таким горячим чувством предательства, что у меня перехватывает дыхание.
Повесив трубку и убрав телефон в карман, прежде чем ответить Джонасу, я вхожу внутрь, стиснув зубы, когда мой взгляд встречается с взглядом матери Елены.
Даже нахождение с ней в одной комнате заставляет мои легкие чувствовать себя так, словно они загорелись, и я пытаюсь дышать через опаленные обломки.
Брови Кармен сходятся вместе, когда она видит меня, загорелая кожа вокруг них остается совершенно неподвижной.
— Что, черт возьми, ты наделал, Кэллум? — шипит она, заставляя мои
руки болеть, когда они сжимаются вокруг пустого воздуха. — Почему моя дочь не выходит замуж за Матео де Луку прямо сейчас?
— Вместо этого Елена решила выйти за меня замуж.
— Ты трахнул ее, не так ли? — Губы Кармен изгибаются вответ. — Ты
знал, что если ты обманешь ее, ты обманешь и нас тоже. Ты просто ждал своей возможности.
— Она решила выйти за меня замуж по собственной воле.
— О, и я уверена, что Матео был просто слишком счастлив отойти в
сторону.
С ней все всегда сводилось к реакции. Она знает, на какие мои кнопки нажимать и как сильно, пока я не наброшусь.
Когда-то давно это было почти игрой, в которую мы играли; она проникала мне под кожу своими колкостями и резкими словами, своей ревностью и злобой, и, как гребаный ягненок, я следовал за ней прямо на бойню.
Я ухмыляюсь, не утруждая себя ответом, когда осматриваю комнату, отмечая полуоткрытую балконную дверь прямо за ней.
Планировка этой комнаты запечатлелась в моей памяти, ее белые стены гораздо более знакомы мне, чем стены моего настоящего дома, книги на встроенных полках, о которых я упоминал на протяжении многих лет.
Их присутствие заставляетменя задуматься; Елена ни за что не не взяла бы с собой хотя бы что-то, и все же я вижу тома поэзии, которые лежат там, где они были всегда, нетронутые и оставленные.
У меня внутри все сжимается, мой взгляд возвращается к Кармен. Она пристально смотрит на меня, положив руки на свои широкие бедра.
— Где она? — спрашиваю я, заставляя свой тон оставаться ровным,
даже когда мое тело жаждет рвануться вперед и прижать ее к стене.
Она пожимает плечами.
— Похоже, ей не терпелось позволить мне помочь ей сбежать. Довольно странно для молодожена, тебе не кажется?
— Не кажется, Кармен, — говорю я, направляясь к балкону, когда тень
танцует за его дверями, — это никогда не останавливало тебя от попыток, не так ли?
Ее рот закрывается, и она двигается вместе со мной, пытаясь заблокировать мне проход. Кожу покалывает, когда она подносит руки к моей груди, отвращениеклубится внутри, заставляя зрение затуманиваться.
— Я не позволю тебе развращать мою дочь, — говорит она, и слезы наворачиваются на ее большие карие глаза.
В какой-то момент ее боль, возможно, подействовала на меня; тогда я был достаточно молод и наивен, чтобы думать, что Кармен Риччи способна заботиться о ком-то, кроме себя. Я даже чувствую, что сейчас дрожу, когда слезы льются, стекая по ее щекам.
Но затем она снова заговаривает, разрушая иллюзию.
— Не используй ее, чтобы отомстить мне.
Прикусывая внутреннюю сторону щеки, пока этот сладкий, медный вкус не наполняет мои чувства, я издаю низкий смешок, наклоняясь так, чтобы мои губы касались ее уха. Она дрожит, и меня от этого тошнит.
— Я не собираюсь ее развращать, — говорю я, беря руки Кармен в свои,
переплетая свои пальцы с ее. — Я собираюсь погубить ее, и каждый раз, когда она будет истекать кровью из-за меня, я буду думать о том, как ей нравится все, что не нравилось тебе.
Вытягивая руку вперед, я слышу отчетливый треск ломающейся кости, и она издает пронзительный вопль, когда я отталкиваю ее. Она прижимает сломанные пальцы к груди, резкие рыдания сотрясают ее тело, но я игнорирую их, как когда-то она игнорировала мою боль.
Я пока не планирую прикасаться к Елене.
Но Кармен этого не знает. Прямо сейчас она считает, что брак легитимен не только в законном смысле, и это то, во что мне нужно, чтобы она поверила.
Месть по большей части является запоздалой мыслью, когда дело доходит до моих следующих шагов, но я никогда не упущу шанса увидеть, как страдает Кармен.
Распахнув балконные двери, я нахожу Елену, все еще одетую в свое свадебное платье, с маленьким розовым рюкзачком, перекинутым через плечо, с книгой, прижатой к груди.
Ее волосы в беспорядке, макияж размазан под золотистыми глазами, и она прислоняется кперилам со скучающим выражением на лице, даже не смущенная криками матери.
Когда она видит меня, то вздыхает.
— Это заняло у тебя достаточно много времени.
Как будто она не удивлена, что я пришел за ней.
Более того, когда я достаю шприц из кармана брюк и снимаю колпачок с иглы, она наклоняет голову и откидывает волосы в сторону, как бы приглашая меня взять ее.
Игла плавно погружается в ее кожу, и я наклоняюсь, обводя языком это место, не в силах ничего с собой поделать. Через мгновение она обмякает, и я перекидываю ее через плечо, забирая книгу у нее из рук и пытаясь не обращать внимания на название.
Метаморфозы Овидия.
Когда я оставляю Кармен в рыдающем беспорядке на полу и несу бесчувственное тело Елены к машине, ожидающей снаружи, вспоминаю вопрос Джонаса.
Не думаю, что Елена будет проблемой — она уже есть проблема.

///////////
Простите что долго не вылаживала главы