Дорогая Лав, Я тебя ненавижу

61

Мелисса

Раньше источники были моим самым любимым местом в городе.

Это было единственное место, где я могла дышать, где кислород не застревал у меня в легких. Единственное место, где я могла просто побыть, не чувствуя, будто на моей груди сидит толстяк. Ручей у источников практически стал моим новым домом через несколько недель после папиных похорон.

Я часами сидела на траве и слушала воду, птиц и тишину.

Мама не знала, что со мной делать.

Она не могла понять, почему я выхожу из себя при одном упоминании о возвращении домой. Некоторое время прогулки сюда помогали мне справиться с тем, что мир продолжает существовать без него.

Потом мне надоело скучать по нему, и это испортило наше место.

Как песня, которую слушаешь так часто, что в конце концов начинаешь ее ненавидеть.

Теперь я приезжаю сюда только в годовщину его смерти и навещаю его на кладбище каждые несколько недель.

Когда грузовик Пэйтона остановился перед моим домом в час ночи, я понятия не имела, куда он собирается отвезти меня на наше «свидание». Я нервничала. Трудно оставаться спокойной после того, как его пальцы побывали глубоко внутри меня, но я и подумать не могла, что окажусь на пустынной парковке у источников.
Пэйтон въехал на парковочное место задним ходом, чтобы нам было хорошо видно воду, взял несколько одеял и подушек с заднего сиденья и сказал:

– Ты идешь, Харпер?

Мы уже больше часа лежим в кузове грузовика Пэйтона с открытой задней дверью, смотрим в небо, смеемся и обсуждаем все, кроме важных вопросов.

Мы не говорили о признаниях или о моей репутации, которую вываляли в грязи.

Мы просто болтаем на кровати из одеял, жуя трехнедельные Jolly Ranchers, которые у Пэйтона завалялись в машине. Притворяясь, что охота на Зака и Лав не находится в самом разгаре, а вся школа не пытается нас поймать.

– Гребаные облака, – пыхтит Мурмаер, когда море звезд над нашими головами исчезает за толстым слоем тумана.

– Не проверил погоду на сегодня, да? – поддразниваю я.

С дьявольской ухмылкой на губах Пэйтон поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, и одним вопросом заставляет мою кожу гореть: