Паутина

Старшие Арканы (4)

Адриан курил, глядя на вечерний город сквозь панорамное окно своей гостиной. Ленты фонарей обвивали улицы замысловатым узором светящихся лент, на видневшемся вдали мосту стоп-сигналы машин смешивались в одно размыто-красное пятно. Город жил, был полон шума, ароматов, разговоров и тепла.

Но Адриана знобило. Холод, ставший частью его плоти, окутавший кости и сердце, сегодня вновь дал о себе знать. В участке Адриан еще держался, но стоило остаться в одиночестве — и прятаться было некуда.

Когда Адриан узнал, что была убита медсестра из «Сильвер Хиллс», у него просто неприятно кольнуло в сердце. Он много работал над тем, чтобы перестать вздрагивать каждый раз, когда кто-то упоминает название этой проклятой лечебницы, отобравшей у него одного из самых дорогих людей. Но когда выяснилось, что и сегодняшний труп связан с клиникой, воспоминания снова окровавленными клыками вонзились в его душу.

«Сильвер Хиллс» стала его личным кошмаром, затянувшимся на полтора года. На глазах Адриана отец, с которым они были невероятно близки, превращался из бойкого, статного и обаятельного мужчины в живой труп со стеклянным взглядом. Не помогал ни один из методов лечения, коих лечащий врач Джозефа Мерфи перепробовал около десятка. Отец Адриана выглядел все более отрешенным, похожим лишь на оболочку прежнего себя. Пока неожиданно не сработала транскраниальная магнитная стимуляция — к ней решили обратиться в последнюю очередь.

К Мерфи-старшему стала возвращаться энергичность. У него появился интерес к прежним увлечением, он просил привезти ему книжные новинки, спрашивал о последних сплетнях светского общества. Адриан и его мать тихо ликовали, надеясь на то, что Джозеф поправится, и их жизнь станет почти такой же, как раньше.

Джозеф Мерфи попал в клинику из-за затяжной депрессии. Он провалился в нее, когда вокруг его благотворительного фонда разразился грандиозный скандал. Всю жизнь Мерфи-старший вел дела честно — а его обвинили в финансовых махинациях и отмывании огромных сумм денег, якобы затем выведенных в трастовые фонды за границей. Его имя не сходило с первых полос газет, вокруг их особняка круглыми сутками сновали репортеры, к расследованию подключился департамент финансовой безопасности штата. И совет акционеров фонда общим голосованием решил отстранить Джозефа от должности. Он потерял дело всей жизни, репутацию и уважение. У него осталась только семья — но даже поддержка супруги и сына не смогла остановить падение в эмоциональную бездну, откуда Мерфи-старший никак не мог выбраться. Он начал прикладываться к бутылке, иногда засыпая то в холле их просторного дома, то в саду. Один раз и вовсе чуть не утонул в бассейне, когда не удержался на ногах после двух бутылок коньяка и рухнул в воду лицом вниз. Неизменно элегантный мужчина, тщательно следивший за имиджем, перестал мыть голову, забывал принимать душ и чистить зубы. Джозеф отказывался появляться на людях и забыл все любимые увлечения — даже полеты на своем маленьком самолете, всегда воодушевлявшие его.