Тюрма "Содэмун"

Часть 6 (історію написала не я)

Очередное мерзкое утро в мерзком месте. Сирена долбила по
мозгам, окончательно выводя меня из сна, который оказался на
удивление приятным. Я уже успел привыкнуть к постоянным
кошмарам, преследовавшим меня на протяжении нескольких месяцев,
поэтому сегодня жутко не хотелось терять связь со сновидением, в
котором я был по-настоящему счастлив. Однако, реальность
неумолима.
По приезде в «Содэмун» мне был выделен день недели – четверг,
в который позволялся один единственный звонок. И сегодня, в свой
шестой день пребывания здесь, я наконец мог связаться с родителями.
Безумно хотелось услышать голос матери и убедиться, что в семье всё
в порядке, но наравне с этим я боялся этого разговора. Непросто
разглагольствовать о замечательной жизни в уютном английском
городке, когда стоишь в тюремной форме под присмотром конвоя.
Надеюсь, позвонить мне позволят прежде, чем я столкнусь с Хёком:
после нашей встречи вряд ли получится изобразить счастливую
интонацию в голосе, если я вообще смогу что-то произнести.
Я до последнего лежал на своей полке, не поднимаясь, пока
Чонгук занимал место у раковины. Не хотелось лишний раз
нарываться на неприятности, поэтому я даже не взглянул в сторону его
внушительной фигуры.
Умыться удалось буквально за минуту до прихода надзирателя,
коим сегодня являлся Сон. Мужчина приветливо поздоровался с
тираном и перевёл на меня насмешливый взгляд. Я был точно уверен,
что сейчас он с упоением прокручивал в голове момент, когда ударил
меня дубинкой. Причём сделал это исключительно ради собственного
удовольствия, в чём я убедился, когда Чон сказал про спланированную
проверку. Ему самому место в одной из этих камер, а не по ту сторону,
где позволительно злоупотреблять имеющейся властью. Хорошо, что
эта тварь никак не высказалась в мой адрес: не уверен, что сдержался
бы в выражениях, не заимев новых проблем.В столовой, получив свою порцию завтрака, я прошёл за уже
привычный для меня стол. Хоть компания, собравшаяся за ним, была
далеко не самой приятной, выбора у меня не было.
- Куколка, а я думал, тебя уже порешили! А ты оказывается живой
и вполне себе здоровый. Где был-то?
- В медпункте, - не знаю, зачем я ответил Тесаку, но совсем без
общения обходиться всё-таки сложно.
- Ах, вон оно как. Ты что, до сих пор не в гареме? Наверное, за это
и попал в больничку?
- Послушай…те, я просто хочу доесть свой завтрак, - прошипел я.
Кажется, я понемногу начал адаптироваться в этом месте и, если
раньше и рта не мог раскрыть, чтобы выразить возмущение, то сейчас
уже набрался смелости. Хотя, излишняя дерзость вчера вылилась в
опущенную в унитаз голову, поэтому свой пыл нужно немного
утихомирить.
- Вот иди за стол подстилок Хёка, где тебе и место, там и доешь!
А мне здесь не указывай, что делать! – очень мило. Похоже, я нажил
ещё одного врага, разозлив очередного зэка.
- Тихо, тихо, Тесак! Ты что так реагируешь на этого сопляка? –
вмешался сидящий слева от меня парень.
А я понял, что с завтраком пора заканчивать. Поднявшись из-за
стола, услышал брошенное мне в спину “пид*р”, но решил сделать
вид, что ничего не произошло. Да и мысли в следующую секунду уже
переключились совершенно на другое: я поймал на себе взгляд Хёка,
который смотрел в мою сторону отнюдь не добро. А странная
полуулыбка на лице его шестёрки говорила о том, что они явно что-то
задумали. Хотелось бы мне сейчас ошибаться…
Душ для меня стал скоростной процедурой. Здесь я был
благодарен тирану, который обезопасил это место от всяких уродов, и
плевать, что он исходил лишь из собственных интересов. В любом
случае, я ощущал себя не в своей тарелке, поэтому старался быстрее
покончить со всем необходимым, чувствуя на себе похотливые взгляды
проходящих мимо заключённых. Однако, определённо что-то
изменилось. Даже в раздевалке, когда я как можно скорее пытался
натянуть вещи на влажное тело, надо мной не подшучивали, не
пытались лапать или заговорить, как в прошлый раз – все извращенцы
ограничивались лишь двусмысленными взглядами. Вспомнились слова
Тесака, сказанные в день избиения о том, что Хёк выбрал меня в
качестве своей игрушки, а это значит, что остальным запрещалось
распускать руки – можно нарваться на большие неприятности. Не
знаю, насколько моя догадка соответствовала действительности, но в
данный момент я был рад тому, что удалось без приключений
выбраться из душевых. Может, всё же, дело не в Хёке и его стае -
надежда умирает последней.
Сделать звонок разрешалось в любое время, выделенное на
прогулку, вплоть до часа закрытых дверей. Подойдя к переговорной,
куда я отправился сразу после душа, я назвал свой порядковый номер,
для убедительности проведя пальцами по нашитым на спецовку
цифрам, и охранник, удостоверившись по списку в журнале, что
заключённому с номером 483 разрешено звонить именно сегодня,
сопроводил меня к телефонному аппарату. Глубоко вдохнув и
прокрутив ещё раз в голове запланированную для родителей ложь, я
набрал с детства знакомые цифры, надеясь, что мама будет не слишком
углубляться в детали прохождения практики, а то могут выйти
незапланированные заминки.
- Да, я слушаю.
- Мам?
От звуков родного голоса внутри всё сжалось. Первым желанием
было разрыдаться и рассказать матери всё, как есть на самом деле,
чтобы ощутить хотя бы немного поддержки, но, вовремя взяв себя в
руки, я стал вещать о насыщенной студенческой жизни. На меня
сыпались десятки вопросов, на которые я уклончиво отвечал,
постоянно повторяя в трубку, что не стоит так волноваться, и эта
практика – лучшее, что происходило в моей жизни.
На звонок выделялось ровно пять минут, и когда последняя из них
подходила к концу, я стал пытаться прервать мать, которая, казалось,
успела пересказать мне все события за последнюю неделю, соврав, что
нужно бежать на ночное дежурство. Какое дежурство может быть у
практиканта в страховой компании, я не уточнил, но эта отмазка лучше
всего подходила из-за разницы во времени. Сейчас в том месте, где я
должен находиться по мнению моих родителей, уже поздний вечер.
- Вашего сына заждалось такси, он опаздывает на своё дежурство!
Я обернулся на голос и обнаружил незнакомого мне до этого
момента заключённого, который стоял в очереди к телефону и ехидно
усмехался. Опасаясь, что этот “весельчак” может взболтнуть лишнего,
я прикрыл динамик рукой и, сославшись на пропадающую связь,
скомкано попрощался с матерью. Не так я себе представлял
завершение разговора, но, когда у тебя за спиной лишние уши,
становится не до любезностей.
- Вам не говорили, что подслушивать чужие разговоры нехорошо?
– обратился я ко всё ещё улыбающемуся мужчине.
- А тебе не говорили, что врать маме ещё хуже, куколка? – судя по
тому, как меня назвал этот тип, он был обо мне осведомлён, в то время
как я видел его впервые.
- Не ваше дело.
Разозлённый, я направился на выход, подумав, что неплохо было
бы проветриться на улице, обосновавшись всё на той же дальней лавочке. Похоже, мне непросто будет отделаться от прозвища
“куколка”, если вообще удастся. Полагаю, за это стоило благодарить
татуированного бугая, с которым нас разводили по камерам в первый
день.
Погрязнув в размышлениях, я потерял бдительность и поначалу
даже не придал значения стремительно приближающимся сзади
шагам, а когда понял, что человек подошёл слишком близко – было
уже поздно. Я так и не успел выйти на улицу.
Одной рукой мне закрыли рот, а другой обхватили поперёк талии,
потащив по направлению к приоткрытой железной двери. Для
меньшего сопротивления, нападавший несколько раз ударил в бок,
отчего я, в момент задохнувшись, даже не мог предпринять попыток
вырваться. Помещение, в которое меня заволокли, напоминало
строительный склад: повсюду располагались какие-то стремянки,
мешки с цементом и банки с краской. Послышались голоса – значит,
здесь нас поджидали. Что ж, произошедшее нельзя было назвать
неожиданностью, я знал, что так случится, но вот менее страшно от
этого не становилось. Я боялся даже думать о том, что со мной будут
вытворять эти мрази.
- Вот и наша куколка! – с*ка, как же я ненавижу это прозвище.
Меня с силой швырнули на пыльные мешки, и теперь я имел
возможность осмотреться. Хёк и его шестёрки обступили меня, давая
понять, что путей к отступлению нет.
- Мне надоело играть в кошки-мышки, радость моя. Возраст уже
не тот, - начал Хёк, подходя ближе и внимательно вглядываясь в лицо.
- Зачем вы это делаете? – мой вопрос вызвал смешок у всей
компании, собравшейся на этом складе.
- Знаешь, ты мог облегчить свою участь, если бы сам пришёл ко
мне. Не люблю я всю эту жестокость, но ты меня вынудил.
Эти слова вызвали у меня нервную улыбку. Человек, который
измывался надо мной в душе несколькими днями ранее, сейчас
говорил о своём гуманизме.
- Прошу, оставьте меня в покое! – голос сорвался, когда я увидел,
что в руках у Хёка оказалась палка от швабры, явно предназначенная
для моих рёбер.
- Раздевайся.
- Что? Не надо…
- Я сказал: снимай всё, что на тебе надето! – палка с визгом
разрезала воздух и впечаталась мне в колено. От боли я взвыл,
рефлекторно откинувшись на спину и придерживая пострадавшее
место рукой, - мне ударить ещё раз или ты всё-таки начнёшь
раздеваться? – разъярённый голос извращенца эхом отдавался от стен
помещения, делая обстановку ещё более ужасающей.
- Ты долго будешь здесь разлёживаться, гнида? – в разговор
вмешался кто-то из шестёрок, пнув меня ногой.
Я не отвечал, придвинувшись к стене и поджав колени к груди.
Все эти самодовольные, насмешливые взгляды вокруг заставляли
внутренности леденеть от ужаса, но подчиняться приказам я не
торопился. Вроде бы понимал, что стоит сделать так, как сказал Хёк,
но конечности отказывались слушаться, не желая мириться с
уготовленной участью. Последовал ещё один удар: на этот раз
досталось плечу, которое прострелило резкой болью.
- Ладно, куколка, я позже разукрашу тебя как следует, а пока на
этом закончим: не хочу тр*хать изувеченный полутруп. Буйок, раздень
его!
Я кричал и вырывался, умоляя их остановиться, пока меня
избавляли от одежды. Кому-то даже с силой заехал между ног, за что
был удостоен пощёчины и многократно проклят, но мне это не помогло. Уже через минуту тот самый Буйок стоял рядом с Хёком,
держа в руках всю мою одежду, а мне оставалось только прикрываться
руками, желая провалиться под землю от ощущений похотливых
взглядов на своём теле.
- Держите его.
Хёк приближался, расстёгивая ширинку, а два амбала
пришпилили меня к полу, надавив на плечи и перехватив руки,
которыми я до этого пытался прикрыться.
- Нет! Умоляю, прекратите, - брыкаясь, чтобы не подпустить к
себе извращенца, я умудрился заехать ему ногой в нос, заставив
отпрянуть.
- Ну всё, дрянь! Тебе кранты…
- Отпустили его!
Сквозь завесу из слёз я пытался рассмотреть человека,
произнёсшего последнюю фразу, и не поверил своим глазам. Чуть
позади Хёка, который продолжал держаться за нос, стоял Чонгук в
сопровождении своих людей. На несколько секунд повисла тишина,
которую вскоре разрушил мой сокамерник:
- Я неясно выразился?! Он мой, и советую не распускать руки.
- Чон? Ты чего? Это же какой-то жалкий п*дик, не будем мы ведь
из-за него портить отношения?
- Вот поэтому ты сейчас берёшь своих шавок и проваливаешь. А
если ещё хоть пальцем к нему притронешься, вот тогда наши
отношения действительно испортятся.
- Даже так. Не думал, что ты тоже с голубым отливом, Чонгук. А
шл*ха хороша, согласись?
- Тебе этого никогда не узнать.
Снова все в помещении замолчали. Я только сейчас понял, что
меня перестали удерживать и подтянул к себе колени. В голове не
укладывалось, что Чон снова меня спас. Правда, я не мог дать
объяснение его поступку, но сейчас это не казалось важным.
- Не по понятиям поступаешь, Чонгук, - разочарованно выдохнул
Хёк.
- Ты покушаешься на то, что тебе не принадлежит, поэтому не
надо здесь говорить о понятиях, - сосед говорил совершенно спокойно,
ни один мускул на его лице не дрогнул, в то время как извращенец
заметно нервничал.
- Ладно, хрен с ним. Ребята, уходим.
Только когда спины Хёка с его стаей скрылись из поля зрения, я
смог спокойно выдохнуть, прикрыв глаза. Пять минут назад я успел
попрощаться с жизнью, даже не надеясь на спасение, а помощь
пришла оттуда, откуда её вообще не ждали. Хотя, может это всё же не
помощь, и Чон со своими ребятами продолжат начатое. Я вздрогнул от
этих мыслей, про себя взмолившись, чтобы догадка не оказалась
правдой.
- Одевайся, - жёсткий, характерный тирану тон, и в мою сторону
полетела форма, до этого лежащая на полу. Я поднял на Чонгука глаза,
но он на меня уже не смотрел, развернувшись и направившись в
сторону выхода.
Вот что это было? Зачем ему потребовалось спасать меня, а потом
всем своим видом показывать, что я пустое место?
Какое-то время я сидел в полумраке склада, не двигаясь. Сложно
осознать и принять то, что происходит вокруг, особенно если тебе
никто ничего не объясняет. Слёзы высохли, неприятно стянув кожу, и я
не спеша оделся, после чего покинул это жуткое место, прихрамывая.
Оставшееся выделенное на прогулку время я просидел на
отдалённой лавочке в полном одиночестве, пытаясь найти хоть какие-
то причины тому, почему Чон вступился за меня. В голове постоянно
всплывала его фраза “он мой”, вызывая неоднозначные ассоциации.
Неужели тиран действительно выбрал меня в качестве своей игрушки,
ведь слов Хёка об этом он не отрицал. Хотя, если так, то что ему
мешало раньше тр*хнуть меня в камере? За всё время нашего
совместного существования не было ни одного намёка, ни одного
косого взгляда или случайного прикосновения, которые могли бы
навести меня на определённые мысли. В “Содэмун” я стал до жути
бдителен в таких вещах, поэтому точно бы заметил. Про себя я решил,
что лучше спросить об этом у Чонгука напрямую, чтобы не ломать
голову и быть ко всему готовым. Надеюсь, я наберусь мужества, чтобы
озвучить свой вопрос вслух, но сделаю это позже, на сегодня
потрясений достаточно.