Любовь и Война на Севере Франции

Часть 2, погреб

Сегодня мы засыпали в убежище. Если этот погреб, наполненный паутиной и овощами, можно так назвать. Впрочем, это казалось безопаснее моей комнаты. Сырость заполняла собой пространство, что добавляло к откровенно ужасающему помещению еще больше антуража. Холод проползал через одежду, медленно, словно он намеревался застать нас врасплох. Моя кожа была влажной от сырости, и каждый вдох отдавался металлическим вкусом земли и старых овощей.
Я поджал ноги, как советовал Филл, пытаясь создать иллюзию тепла, чтобы не околеть и не умереть самой неистово глупой смертью в разгар бомбардировок, но всё казалось тщетным. Плед выглядел как спасение, но Филл держал его крепко, и я не мог попросить. Странно, как на войне даже такие мелочи, как кусок ткани, могут стать предметом вожделения.
А снаружи, казалось, рушился мир. Каждый грохот был настолько оглушительным, что стены погреба дрожали, словно старый сундук под ударами молота. Но внутри было тихо. Тихо и влажно. Единственным звуком была капля воды, которая ритмично падала с потолка в старую ржавую банку в противоположном углу.
Филл был старше всего на год, а чувство, будто мой близкий друг — старый седой мужчина. Хотя, касательно седины, это не метафора. Мой друг имел впечатляющий военный опыт в свои 27, а седина лишь наименьшее последствие этого.
— Не боитесь? — поинтересовался я после очередного взрыва и содрогнулся то ли от противного холода, то ли от звуков на улице.
— Я? — Филл поднял глаза на меня через плечо, но в погребе было слишком темно, чтобы встретиться взглядами. — Да я боюсь каждый чёртов день. Но, знаете, со временем это уже не так сильно давит. Вот что по-настоящему страшно — это когда страх становится привычкой.
Я ощутил себя глупым маленьким мальчиком, словно выслушивая скучную нотацию за неудавшееся проказничество либо глупую шутку.
Я достал письмо Луизы и снова прочитал её слова... прочитал письмо ещё раз, хотя и знал его наизусть. Луиза умоляла меня вернуться. Она была права — война приближалась к Англии, и её страх за наше будущее был ощутим в каждой строке. Но как я мог покинуть это место? Что-то тянуло меня остаться, хотя каждый день обещал быть последним. Может быть, это были люди, которых я даже не знал по именам, но которые стали частью моего мира здесь, в Сент-Энне.
— Скоро, — сказал человек, стоящий в дверях, — немцы планируют зачистить деревню. У нас есть шанс сбежать, но выбор за вами. Кто-то должен остаться и попытаться спасти тех, кто не сможет уйти.

Я не мог заставить себя покинуть это место. Возможно, мне просто нужно было ещё одно оправдание, чтобы не думать о письме Луизы. Но когда тот человек с тревогой в глазах ждал моего ответа, что-то во мне сломалось.
— Я с вами, — бросил коротко Фил, заведомо зная мой ответ.
Незнакомый нам мужчина с облегчением выдохнул, а у меня сложилось впечатление, что мы единственные, кто согласился на данную "авантюру".

Когда мужчина покинул убежище, его шаги быстро растворились в тишине. Мы с Филлом остались на месте, осознавая тяжесть своего решения. Теперь дороги назад не было. Тишина между нами перестала быть спокойной; она стала тяжелой, густой от осознания, что завтрашний день может стать для нас последним.
— Ты ведь понимаешь, что это безумие? — Филл нарушил молчание, но в его голосе уже не было прежней иронии. Казалось, он хотел проверить мою решимость, хотя и знал мой ответ.

Я не ответил. Что я мог сказать? Он был прав. Это действительно безумие. Но оно также было необходимо. Я оглядел темный погреб, наше временное убежище, которое теперь казалось еще более клаустрофобным, зная, что вскоре мы покинем эти сырые стены ради чего-то куда более опасного.