Излечи мою душу

Глава 3.

— Мно­гое про­изош­ло, по­ка ты был в ко­ме, — гриф­финдор­ка сло­жила ру­ки на гру­ди и по­дош­ла к ок­ну, ко­торое на­ходи­лось по­зади ме­ня. Точ­нее, по­зади мо­ей боль­нич­ной кой­ки. Пы­тать­ся обер­нуть­ся бы­ло бес­смыс­ленно – го­лов­ная боль по-преж­не­му ско­выва­ла дви­жения. Я зак­рыл гла­за и на­чал вслу­шивать­ся в го­лос Грей­нджер. – Пос­ле то­го, как из­ме­нил­ся гла­ва Ми­нис­терс­тва, из­ме­нилась и на­ша жизнь. Преж­ний ми­нистр не поз­во­лил бы сей­час та­кого… В об­щем, но­вые ука­зы гла­сят, что «да­бы не до­пус­тить пре­датель­ств со сто­роны на­ших граж­дан, сле­ду­ет на­казы­вать Из­менни­ков – лю­дей, ко­торые пе­реш­ли на сто­рону Во­лан-Де-Мор­та в той са­мой Вой­не. Те­чение вре­мени не спо­соб­но сгла­дить их ви­ну, так как по­терь бы­ло слиш­ком мно­го. Стра­дали де­ти, по­гиба­ли взрос­лые. Из­менни­ки обя­заны от­ве­тить за свои пос­тупки пе­ред об­щес­твом. Имен­но по этой при­чине слу­жащие, ко­торые бу­дут за­читы­вать ме­ру на­каза­ния – ми­рот­ворцы – обой­дут всех и каж­до­го. Ни один Из­менник не ос­та­нет­ся без­на­казан­ным».
Ци­тата. Сло­во в сло­во. Она вы­учи­ла её на­изусть. Ско­рее все­го, её прос­то зас­та­вили это вы­учить.
— По су­ти, на­род по­нимал, что эти на­каза­ния ни­кому не нуж­ны. Мы по­беди­ли во­семь лет на­зад. На­казы­вать лю­дей за их пре­датель­ства спус­тя столь­ко вре­мени — это прос­то неп­ра­виль­но и жес­то­ко. Но, тем не ме­нее, указ есть указ. Ми­рот­ворцы при­ходи­ли к Из­менни­кам, за­читы­вали об­ви­нения, ог­ла­шали на­каза­ние. По­нача­лу это бы­ло пуб­лично, но со вре­менем всё за­кон­чи­лось. Точ­нее, мы ду­мали, что всё за­кон­чи­лось. На са­мом же де­ле ис­полне­ние на­каза­ния ста­ло про­водить­ся тай­но. Ми­нистр зак­ры­вал на это гла­за. Он смог это­го не за­мечать, а вот мра­кобор­цы не смог­ли…
Её го­лос, не­доволь­ный и осуж­да­ющий, слиш­ком рез­ко за­тих. На­вер­ное, сле­дова­ло бы спро­сить, по­чему она так от­но­сит­ся к этой те­ме, но мне прос­то всё рав­но. Да, дол­жен быть бла­годар­ным. Но не по­лучит­ся, по­тому что боль­ше все­го ме­ня вол­ну­ют не по­лити­чес­кие взгля­ды Грей­нджер или от­сутс­твие собс­твен­ной со­вес­ти, а судь­ба Скор­пи­уса. Гриф­финдор­ка обе­щала по­мочь най­ти его. Я нас­лы­шан о её упорс­тве… И ес­ли она ос­та­лась преж­ней, то сто­ит этим вос­поль­зо­вать­ся.
— На­чались стыч­ки. Мно­гие мра­кобор­цы по­гиб­ли, сра­жа­ясь с ми­рот­ворца­ми. Еще наз­ва­ние та­кое… «ми­рот­ворцы»… — её го­лос сно­ва стал за­тихать, буд­то она ухо­дила в свои раз­мышле­ния, — Ми­нис­терс­тво, на­вер­ное, вдо­воль пос­ме­ялось, ког­да ут­верди­ли это наз­ва­ние для тех лю­дей, ко­торые бу­дут из­би­вать из­менни­ков до по­лус­мерти …
— Что сей­час про­ис­хо­дит? – мой го­лос по-преж­не­му хрип­лый и гру­бый, буд­то ку­лаком в гор­ло уда­рили. Хо­тя, по­чему «буд­то».
Грей­нджер от­верну­лась от ок­на – тень её во­лос ше­вель­ну­лась на про­тиво­полож­ной сте­не. Гриф­финдор­ка бес­шумно по­дош­ла к мо­ей кой­ке, ус­трем­ляя гла­за в тре­щин­ку на по­тол­ке.
— Ни­чего, — она по­жала пле­чами. – Ни­чего не про­ис­хо­дит. По­кара­ние из­менни­ков от­ме­нили. Но толь­ко по­чему-то в на­ших гос­пи­талях по-преж­не­му не хва­та­ет мес­та от вол­ны пос­ту­пив­ших боль­ных. Их пе­рело­мы и ра­ны ма­ло по­хожи на слу­чай­ность.
Грей­нджер… Ты та­кая же, как во­семь лет на­зад. Хо­чешь отыс­кать прав­ду, из­ме­нить весь мир к луч­ше­му, за­сунуть нос не в свое де­ло. Ин­те­рес­но, я в тво­их гла­зах ос­тался преж­ним? Та­ким же наг­лым, са­мо­уве­рен­ным и ту­пым лен­тя­ем, ка­ким ты ме­ня всег­да ви­дела. Мо­жет, да­же та­ким, ка­ким я всег­да и яв­лялся. Ду­ма­ешь, я ког­да-ни­будь это приз­наю? Нет, не на­дей­ся. Мне прос­то не­зачем из­ме­нять свои прин­ци­пы спус­тя толь­ко лет. Не­зачем, да и не для ко­го.
В гор­ле пе­ресох­ло, миг­рень да­ла о се­бе знать. На­вер­ное, ес­ли бы не ку­ча тру­бок, ко­торы­ми ме­ня на­пич­ка­ли, я бы дав­но сдох от бо­ли или го­лода.
— Те­бе нуж­но от­дохнуть, — про­из­несла гриф­финдор­ка, нап­равля­ясь в сто­рону две­ри. – Я зай­ду поз­же, ког­да прос­нешь­ся.
— Грей­нджер, — я слиш­ком ти­хо ок­ликнул её, но она всё-та­ки ус­лы­шала и ос­та­нови­лась, слег­ка по­вер­нув го­лову в мою сто­рону, — ты по­можешь най­ти его?
Нес­коль­ко се­кунд мол­ча­ния. Раз­мышля­ешь, раз­мышля­ешь… Брось, гриф­финдор­ка, ты же не смо­жешь ус­то­ять от та­кого соб­лазна, как по­мощь че­лове­ку. Я бы с лег­костью ус­то­ял, а вот для те­бя это ста­ло бы пыт­кой. В этом и есть на­ше са­мое боль­шое раз­ли­чие: я жи­ву для се­бя, ты жи­вешь для дру­гих.
— Да, по­могу.
Ина­че и быть не мог­ло. Ты пред­ска­зу­ема, Грей­нджер. И мне это на ру­ку.
***
Пи­люли, таб­летки, таб­летки, пи­люли. Таб­летки, таб­летки, пи­люли, пи­люли. Пи­люли, пи­люли, таб­летки, уко­лы. О, уко­лы… Хоть ка­кое-то раз­но­об­ра­зие.
Дни по­хожи друг на дру­га, как близ­не­цы. Ме­ня­ют­ся лишь чис­ла в ка­лен­да­ре. А мо­жет, и не ме­ня­ют­ся. Я сов­сем пе­рес­тал сле­дить за сче­том вре­мени, и, ка­жет­ся, пе­рес­чи­тал и за­пом­нил каж­дую тре­щин­ку в этой чер­то­вой па­лате. Ра­ду­ет толь­ко од­но: Грей­нджер. Это моя связь с внеш­ним ми­ром. Каж­дый день она при­носит свод­ки, в ко­торых на­печа­таны име­на по­гиб­ших. Я бы мог и сам их чи­тать, но дви­гать мне раз­ре­шено толь­ко гла­зами. Чер­то­вы док­то­риш­ки… При­ходит­ся слу­шать Грей­нджер.
Ров­но в во­семь ве­чера она за­ходит в па­лату, дос­та­ет из ха­лата из­мя­тый га­зет­ный лист, бе­реж­но его раз­во­рачи­ва­ет, са­дить­ся на край мо­ей кой­ки. Её го­лос на­зыва­ет име­на тех, ко­го боль­ше нет. Каж­дый раз эти де­сять ми­нут ста­новят­ся пыт­кой из-за стра­ха ус­лы­шать его имя.
Скор­пи­ус.
Мо­жет, од­нажды я пе­рес­та­ну бо­ять­ся это­го. Но та­кое про­изой­дет лишь тог­да, ког­да я смо­гу при­жать сы­на к се­бе. По­ка что ко­жа ста­новит­ся гу­синой, а в мыс­лях лишь од­но: «Лишь бы не он, лишь бы не он».
Очень час­то слы­шу зна­комые име­на. Я знал ког­да-то этих лю­дей. С не­кото­рыми об­щался на про­тяже­нии всех пос­лешколь­ных лет. Но лишь об­щался. О друж­бе ре­чи быть не мог­ло. Я не умел до­верять лю­дям, да и сей­час не умею. Как ока­залось, это пра­виль­ная по­зиция. Толь­ко вот поль­зы от это­го ни­какой… Как был у­яз­ви­мым, так у­яз­ви­мым и ос­тался. Го­ворят, ни­чего не бо­ит­ся лишь тот, ко­му не­чего те­рять. Я еще на­де­юсь, что мне сле­ду­ет бо­ять­ся.
Грей­нджер го­ворит, что я иду на поп­равку. Да, мне уже лег­че, но мыс­ли по-преж­не­му да­вят на пле­чи. Ра­ду­ет хо­тя бы то, что к но­ге вер­ну­лась чувс­тви­тель­ность, и ис­чезла боль в гру­ди. Дол­жно лег­че ды­шать­ся, но луч­ше не ста­новит­ся. И это да­леко не из-за проб­лем со здо­ровь­ем.
Че­рез ка­кое-то вре­мя я смо­гу пи­тать­ся са­мос­то­ятель­но, а по­ка при­ходит­ся до­воль­ство­вать­ся кор­мле­ни­ем с лож­ки. Ра­ду­ет лишь то, что кор­мят ме­ня са­нитар­ки, а не Грей­нджер. Нет, школь­ной не­навис­ти не ос­та­лось, но собс­твен­ная бес­по­мощ­ность дей­ству­ет на нер­вы. Гриф­финдор­ка сме­ет­ся, ког­да са­нитар­ки жа­лу­ют­ся ей на моё хамс­тво. Она го­ворит, что, раз я в сос­то­янии гру­бить, зна­чит, не всё так без­на­деж­но. Я ей всег­да от­ве­чаю, что это упор­ные го­ды тре­ниро­вок. Грей­нджер улы­ба­ет­ся с ви­дом «я в те­бе и не сом­не­валась». От та­ких мо­мен­тов ста­новит­ся нем­но­го лег­че. Я слов­но воз­вра­ща­юсь в не­навис­тный Хог­вартс, к то­му вре­мени, ког­да мне еще не за ко­го опа­сать­ся, ког­да я ни­кого не люб­лю, ког­да пре­дос­тавлен сам се­бе. Мо­жет, я бы всё сде­лал ина­че… А мо­жет, не из­ме­нил бы ни­чего. Мне труд­но ана­лизи­ровать. И к то­му же, что из­ме­нит­ся от этих «ес­ли бы»? Ров­ным сче­том, ни­чего. Сло­ва пус­тые, как и эта па­лат­ная жизнь. Как и я сам.
К то­му же, лег­че прос­то пе­реп­рыгнуть в чу­жую шку­ру, чем ис­пра­вить всё то, что я нат­во­рил за го­ды мо­ей жиз­ни. От проб­лем лег­че убе­жать, чем их ре­шить. Да и на что я сей­час спо­собен? По­лужи­вой мер­твец, от ко­торо­го ни­чего не за­висит. Но всё из­ме­нит­ся. На­до лишь вый­ти из этой бе­лой до тош­но­ты и сте­риль­ной до го­ловок­ру­жения тюрь­мы. Я смо­гу най­ти Скор­пи­уса. При­ложу к это­му все свои си­лы. Нас сно­ва бу­дет двое. Ско­ро всё из­ме­нит­ся. Из­ме­нит­ся.
Но по­ка это «ско­ро» не нас­ту­па­ет. Уп­ря­мой ме­лан­хо­лич­ности вре­мени мож­но по­зави­довать. Оно пол­зет ед­ва за­мет­но. Спа­сибо су­мер­кам, ко­торые сме­ня­ют ут­ренний свет, ина­че бы я по­думал, что стрел­ки ча­сов зас­ты­ли.
Дверь ти­хо скрип­ну­ла.
— Ты не спишь? – в про­еме по­каза­лась го­лова Грей­нджер.
— Зна­ешь ведь, что нет.
Она по­нима­юще кив­ну­ла и с ка­кой-то лиш­ней ак­ку­рат­ностью заш­ла в па­лату. С ней что-то не так.
Уже нес­коль­ко се­кунд топ­чется на од­ном мес­те, взгля­дом бу­равит пол.
— Ес­ли ты ре­шила пе­рес­чи­тать тре­щин­ки в пар­ке­те, то сос­тавляй мне ком­па­нию, по­тому что я уже триж­ды убе­дил­ся, что на по­тол­ке их две­над­цать. Бу­дем вно­сить раз­но­об­ра­зие, и изу­чать пол.
Улыб­ну­лась. Слиш­ком на­тяну­то, на­иг­ра­но. Фаль­ши­во.
— У те­бя всё … в по­ряд­ке? – на­вер­ное, это пер­вый раз, ког­да я за­дал по­доб­ный воп­рос гриф­финдор­ке.
— Ко­неч­но.
От­ве­тила быс­тро. Слиш­ком быс­тро.
— Ты не уме­ешь врать, Грей­нджер. Вык­ла­дывай свои ру­тин­ные жи­тей­ские проб­ле­мы. Так уж и быть, по­буду тво­им лич­ным ду­шеве­дом. Ты вы­гово­ришь­ся, из­ба­вишь­ся от кис­лой ми­ны, а я хоть как-то раз­вле­кусь.
Ни­как не ре­аги­ру­ет. Обыч­но сме­ялась или осуж­да­юще смот­ре­ла. Сей­час, на­вер­ное, да­же не слу­ша­ет.
Еще нес­коль­ко се­кунд мол­ча­ния.
— Я, по­жалуй, поз­же зай­ду, — про­бор­мо­тала Грей­нджер, ком­кая край ха­лата.
В сле­ду­ющее мгно­вение в па­лате боль­ше ни­кого не бы­ло, кро­ме ме­ня.
Ин­те­рес­но, что с ней? Не то что­бы ме­ня вол­ну­ет её жизнь… Прос­то нуж­но чем-ни­будь мыс­ли за­нять. На­вер­ное. Не­важ­но.
И так, что мог­ло прик­лю­чить­ся с гриф­финдор­кой? Пос­со­рилась с У­из­ли? Хо­тя, мо­жет, она и не жи­вет с ним. Я до сих пор ни­чего не знаю о её ны­неш­ней жиз­ни. Есть ли у неё де­ти? На­вер­ня­ка есть. На­вер­ня­ка она за­ботит­ся о до­маш­нем оча­ге, по­ка У­из­ли ра­бота­ет в Ми­нис­терс­тве под кры­лыш­ком сво­его стран­но­го па­паши. На­вер­ня­ка они дру­жат с Пот­те­рами. Го­тов пос­та­вить свой обе­ден­ный ком­пот на то, что млад­шая У­из­ли выш­ла за шра­мого­лово­го. Эти две се­мей­ки пе­режи­вут всё.
По­чему-то ме­ня бе­сят та­кие мыс­ли. Ко­неч­но, у Пот­те­ров и У­из­ли за­меча­тель­ная жизнь. Тес­нятся в вет­хой ла­чуге, за­то их друж­бе мо­жет по­зави­довать кто угод­но. Не­воль­но срав­ни­ваю… Наш ог­ромный Мэ­нор… И что тол­ку? Луч­ше жить в из­бушке и быть од­ним из этих ры­жево­лосых. Они, по край­ней ме­ре, счас­тли­вы. Я уве­рен в этом.
Бы­ва­ют та­кие мо­мен­ты, ког­да хо­чешь уви­деть ко­го-то ря­дом. Ча­ще все­го этот кто-то – ма­ма. А ко­го хо­чу уви­деть я? Скор­пи­уса, ра­зуме­ет­ся. Ко­го еще?
Ни­кого.
Мне боль­ше ник­то не ну­жен. Впро­чем, все от­ве­ча­ют мне вза­им­ностью: я то­же ни­кому не ну­жен. И мне пле­вать на это. Мо­жет, всё неп­ра­виль­но. Жизнь, ко­торую я вёл преж­де, от­но­шения в семье, об­ще­ние с пос­то­рон­ни­ми людь­ми… Ма­ло хо­роше­го мож­но вспом­нить. Но всё же та­кие мо­мен­ты есть, и поч­ти все они свя­заны с сы­ном.
Скор­пи­ус ни­ког­да не нуж­дался в чем-ли­бо. Ком­на­та, ме­бель, иг­рушки – всё бы­ло луч­шим. Но, в от­ли­чие от ме­ня, его не прив­ле­кала рос­кошь. Мал­фои всег­да сла­вились лю­бовью к бо­гатой арис­токра­тии, Скор­пи­ус же без­различ­но ре­аги­ровал на это и мог не за­думы­ва­ясь от­дать что-то из сво­их ве­щей пер­во­му встреч­но­му. И это в шесть лет… Слиш­ком он у ме­ня взрос­лый, это вид­но.
Внеш­ность сы­на пол­ностью пов­то­ря­ет мое от­ра­жение в зер­ка­ле. Ис­тинный Мал­фой. На­вер­ное, я дол­жен ис­пы­тывать гор­дость… Мне же боль­ше хо­телось, что­бы он был дру­гим да­же внеш­не. Нап­ри­мер, был бы по­хож на Ас­то­рию. Но при­рода рас­по­ряди­лась ина­че, по­дарив ему пла­тино­вые во­лосы, се­рые гла­за и блед­ную ко­жу. Оди­нако­вые сна­ружи, со­вер­шенно раз­ные внут­ри.
Скор­пи­ус от­лично пла­ва­ет. Я лю­бил наб­лю­дать за ним в та­кие мо­мен­ты. Мыш­цы сгруп­пи­рова­ны, взгляд сос­ре­дото­чен на гла­ди во­ды. Он нас­толь­ко ув­ле­чен этим, что пол­ностью ухо­дит в под­созна­ние, пе­реме­ща­ясь в ка­кой-то свой собс­твен­ный мир, где нет ни­кого и ни­чего ря­дом, кро­ме не­го са­мого и ла­зур­ной зер­каль­ной по­вер­хнос­ти. Под­пры­гива­ет на рас­ша­тыва­ющей­ся выш­ке и, жад­но улы­ба­ясь во вре­мя па­дения, вхо­дит в во­ду. Пры­жок по­луча­ет­ся плав­ным и изящ­ным, слов­но Скор­пи­усу лег­че жить в этой ми­молет­ной сти­хии, чем в той, в ко­торой ему при­ходит­ся на­ходить­ся пос­то­ян­но. Он с нес­кры­ва­емым удо­воль­стви­ем и азар­том пла­ва­ет под во­дой, из­ги­ба­ясь в за­мет­ный толь­ко для не­го такт во­ды. Вы­ныри­ва­ет, втя­гива­ет воз­дух, вновь зап­лы­ва­ет на глу­бину. Од­нажды Скор­пи­ус ска­зал мне, что он чувс­тву­ет во­ду. На мой воп­рос, как мож­но её чувс­тво­вать, он лишь улыб­нулся, да­вая по­нять, что та­кие ве­щи объ­яс­нить не­воз­можно. И как пос­ле это­го об­щать­ся с ним? Не то что­бы сын был ге­ни­ем и в три го­да на­чал чи­тать, нет, но всё же его слиш­ком взрос­лый и по­нима­ющий взгляд на мир ме­ня иног­да пу­гал.
Я слиш­ком ма­ло вре­мени про­водил с ним. Не хо­тел, что­бы сын при­выкал ко мне, ста­новил­ся неж­ным. Да…
А ведь ког­да-то дал се­бе клят­ву, что не бу­ду вес­ти се­бя так, как мой отец. И что выш­ло? Пов­то­ряю его же ошиб­ки.
Хо­тя, не­дос­та­ток вни­мания со сто­роны от­ца пол­ностью ком­пенси­рова­ла лю­бовь ма­тери. В слу­чае с на­шей семь­ей всё так же. Ас­то­рия ста­ралась не сю­сюкать­ся с сы­ном, но по­луча­лось не очень. Скор­пи­усу, по­хоже, нра­вилось это, хо­тя руч­ным наз­вать его ник­то бы не смог. Мо­жет, ког­да я най­ду его, то нач­ну вес­ти се­бя по-дру­гому. Бо­лее… мяг­ко, что ли. Иг­рать на све­жем воз­ду­хе, смот­реть иг­ры в квид­дич на ста­ди­онах, за­нимать­ся вмес­те с ним. Ка­жет­ся, так нуж­но се­бя вес­ти с деть­ми? Не знаю. У ме­ня бу­дет еще вре­мя уз­нать всё это. Я уже дал се­бе обе­щание и не имею пра­ва его на­рушить.
Дверь вновь ти­хо скрип­ну­ла. Опять гриф­финдор­ка. Она ус­та­ло улыб­ну­лась и пот­рясла га­зет­ным свер­тком. Уже во­семь? Ка­жет­ся, ког­да Грей­нджер за­ходи­ла в прош­лый раз, бы­ло без двад­ца­ти пять.
— Го­тов? – спра­шива­ет она, са­дясь на край мо­ей кой­ки.
— Нет. Но от­кла­дывать не бу­дем.
Она крат­ко ки­ва­ет, но за­читы­вать име­на не то­ропит­ся. Про­ходит око­ло ми­нуты, а гриф­финдор­ка по-преж­не­му мол­чит.
— Да что, черт возь­ми, про­ис­хо­дит? – зря я так сры­ва­юсь, но её мол­ча­ливость прос­то вы­водит.
Я ожи­даю, ког­да она воз­му­тит­ся, ус­лы­шав мой тон, но вмес­то это­го Грей­нджер нем­но­го от­во­рачи­ва­ет го­лову и как-то отс­тра­нен­но про­из­но­сит:
— Зна­ешь…
И за­мол­ка­ет. Я не по­нимаю, по­чему она так ве­дет се­бя. Не­уже­ли ей нра­вит­ся иг­рать на мо­их нер­вах?
Её пле­чи как-то не­ес­тес­твен­но на­чина­ют дер­гать­ся. Пла­чет, что ли? Не мо­жет быть…
Вся эта си­ту­ация мне по­ряд­ком под­на­до­ела. На­чина­ет­ся го­лов­ная боль. Нап­ря­жение на­рас­та­ет. Нер­вы на­тяну­ты до пре­дела и вот-вот лоп­нут. В ду­ше что-то скре­бет, хоть кри­чи от бо­ли.
Я рез­ко са­жусь и сжи­маю пле­чо гриф­финдор­ки. От не­ожи­дан­ности она вскри­кива­ет и ша­раха­ет­ся от ме­ня, как ди­кая кош­ка. Её и без то­го боль­шие гла­за те­перь рас­ши­рились и, ка­жет­ся, сей­час вы­падут. Си­ту­ация бы­ла бы за­бав­ной, ес­ли бы я не ва­лял­ся на боль­нич­ной кой­ке, а Грей­нджер не бы­ла бы Грей­нджер.
— Го­вори, что слу­чилось, — на­до быть мяг­че, ма­ло ли что гриф­финдор­ка мо­жет вы­кинуть. Нап­ри­мер, воль­ет мне яда ка­кого-ни­будь, и по­минай, как зва­ли. Нет, это, ко­неч­но, чушь. Но в та­ком сос­то­янии труд­но уз­нать сдер­жанную от­лични­цу Хог­вар­тса.
В от­вет она ни­чего не про­из­но­сит, лишь ки­да­ет мне из­да­лека ском­канный га­зет­ный лист, и осе­да­ет на пол, при­ложив ла­донь к гу­бам.
Толь­ко не это. Что угод­но, толь­ко не это.
Нет, я не ве­рю.
Не ве­рю.
У неё ведь мно­го при­чин, что­бы так нер­вни­чать, да? Её ис­те­рика вов­се не оз­на­ча­ет, что…
По­ка я мыс­ленно пы­та­юсь ус­по­ко­ить сам се­бя, ру­ки не­осоз­нанно раз­во­рачи­ва­ют свер­ток. Гла­за ус­трем­ля­ют­ся вниз, где обыч­но на­печа­тан спи­сок по­гиб­ших лю­дей за не­делю.
«1. Лю­син­да Скот. 2. Джек Вил­лоу. 3. Джен­ни­фер Мак­Ри­вен. 4. Хе­лена Сай­кс. 5. Том Кэр­роу. 6. Джас­тин Брокс. 7. Скор­пи­ус Мал­фой. 8. Мар­тин…»
7. Скор­пи­ус Мал­фой.
Скор­пи­ус Мал­фой.
Га­зета па­да­ет из рук на кро­вать. Пе­ред гла­зами чер­ные пе­чат­ные бук­вы, не­понят­ным об­ра­зом скла­дыва­ющи­еся в имя мо­его сы­на.
«7. Скор­пи­ус Мал­фой.»
Мир пе­рес­та­ет су­щес­тво­вать. Вре­мя ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, и я ни­чего не мо­гу с этим по­делать.
Не ве­рю.
— Я не ве­рю! – мой крик слиш­ком гром­ко сот­ря­са­ет воз­дух.
Гриф­финдор­ка ис­пу­ган­но дер­га­ет­ся, пы­та­ясь не смот­реть на ме­ня. Её ли­цо ста­ло мок­рым от слез, ру­ка по-преж­не­му за­жима­ет рот.
— Это всё ты подс­тро­ила! Это вранье!
Го­лова на­чина­ет кру­жить­ся. В гор­ле ста­новит­ся не­выно­симо боль­но, слов­но мне нуж­но прог­ло­тить гру­бый твер­дый ка­мень. И я пы­та­юсь, пы­та­юсь его прог­ло­тить, но ни­чего не вы­ходит. Воз­ду­ха ос­та­ет­ся ка­тас­тро­фичес­ки ма­ло. Я пы­та­юсь ух­ва­тить­ся за не­го, слов­но за со­ломин­ку. Ру­ки сколь­зят по проз­рачно­му прос­транс­тву, бес­по­мощ­но опус­ка­ясь на прос­тынь кро­вати. В ушах ти­ка­ет, буд­то во мне вот-вот ра­зор­вется бом­ба.
«7. Скор­пи­ус Мал­фой.»
— Не ве­рю, слы­шишь! Я не ве­рю! – мой крик на­поми­на­ет сто­ны ра­нено­го зве­ря, ко­торый, зах­ле­быва­ясь собс­твен­ной кровью, еще пы­та­ет­ся выр­вать­ся из влас­ти хо­лод­ной пу­ли.
Ме­ня прис­тре­лили. Да­же не как ди­кого зве­ря. Как вши­вую двор­ня­гу. И вот сей­час, чувс­твуя не­мую пе­чать свин­ца, я мед­ленно уми­раю. Уми­раю мед­ленно, схо­жу с ума быс­тро. Пе­ред гла­зами всё кру­жит­ся. Об­рывки вос­по­мина­ний, ли­ца, го­лоса – всё сме­шива­ет­ся в од­ну не­понят­ную ку­чу. Хо­чет­ся кри­чать, бить, бо­роть­ся.
Сдох­нуть.
Не су­мев сдер­жать оче­ред­но­го гор­танно­го ры­ка, я ма­шиналь­но хва­таю что-то с прик­ро­ват­ной боль­нич­ной тум­бочки. Ап­па­рат про­тив­но виз­жит, в то вре­мя как один мощ­ный бро­сок впе­чаты­ва­ет его в стен­ку. Де­тали па­да­ют на пол, за­каты­ва­ясь в раз­ные уг­лы. На сте­не ог­ромная тре­щина. А у ме­ня в ду­ше ог­ромная ды­ра. Из неё со­чит­ся кровь. Я сгни­ваю за­живо.
Боль­но.
Внут­ри всё бо­лит, ме­шая прий­ти в се­бя.
Ре­аль­ность пу­та­ет­ся с вы­мыс­лом, слов­но я при­бываю в ка­ком-то дур­ма­не и ни­как не мо­гу вер­нуть яс­ность мыс­лей.
«7. Скор­пи­ус Мал­фой.»
Гла­за вновь бес­по­мощ­но сколь­зят по бук­вам. За­поми­на­ет­ся каж­дый из­гиб, каж­дый нак­лон, каж­дая чер­точка в этой гре­баной фра­зе.
Мой сын умер. Его боль­ше нет.
Его боль­ше… нет.
Нес­терпи­мо бо­лит го­лова. Всё рез­ко тем­не­ет и про­вали­ва­ет­ся в не­понят­ную чер­ную пе­лену, из ко­торой я да­же не пы­та­юсь вы­ныр­нуть. Всё нап­расно. Его боль­ше нет.
Ме­ня боль­ше нет.