Обходя особняк, Эстела каждый раз с удовлетворением отмечала, что поступила правильно, купив его и оставив старый, где гнездились несчастья. Вот и у Родригу стала налаживаться семейная жизнь. Сейчас они решили представить Ниси своей родне, и поэтому у Эстелы был хлопот полон рот: что ни говори, а званый обед - дело нешуточное. Домашние хлопоты отвлекали ее от невеселых мыслей. Своей семейной жизнью Эстела была прежнему не слишком довольна.
Поначалу она всем сердцем приняла Симони, хотела помочь девочке, и расположить ее к себе. Но Симони оказалась трудным орешком и мало-помалу начала раздражать Эстелу: девица не шла на контакт, держалась дерзко и подчас вызывающе. Поведение ее беспокоило и Тадеу, и Горети, и они виделись все чаще и чаще, обсуждая, чем и как помочь дочери.
Эстела тоже вносила посильную лепту, разделяя заботы Тадеу, например, разрешила молодежи пользоваться их бассейном. Но когда увидела, как полуголые Олавинью и Симони взасос целуются на краю бассейна, выразила естественное недовольство.
- Ой, а я думала, что вы современнее моей мамаши, - разочарованно воскликнула Симони, ничуть не смущаясь.
- Нет, я такая же старомодная, - ответила Эстела и больше уже не приглашала молодых людей купаться.
Она не хотела, чтобы Горети потом обвинила ее в потворстве разнузданным инстинктам. С этой молодой девицей в любую минуту могло случиться что угодно, и Эстела не хотела за это отвечать. Естественно, когда Симони перестали приглашать, она окрысилась на Эстелу.
Но мало того, что Эстела не могла наладить отношения с Симони, она вновь стала бояться потерять Тадеу.
Эту вполне справедливую мысль подкинула ей не кто иной, как ее лучшая подруга Марилу.
- Знаешь, - заявила она в один прекрасный день, - я вижу, что Тадеу очень часто заходит к Горети. Муж с женой ведь не связаны на всю жизнь, а родителям от детей никуда не деться. Может, у этих двоих все еще наладится. Меня бы это очень устроило. Папа себя прекрасно чувствует. Зачем ему теперь этот хомут на шее? И ему, и всей нашей семье? Только лишние заботы и о нем, и о чужом ребенке. А у нас и своих забот с Лижией хватает.
Услышав такое, Эстела онемела.
- А я? - наконец выговорила она. - Ты же говоришь о Тадеу, о моем муже? Что же, ты хочешь разрушить мою семейную жизнь?
Марилу спохватилась и покраснела. Занятая своим раздражением против Горети, она как-то совсем упустила из виду Эстелу.
Эстела смертельно обиделась на подругу и уже не могла спокойно, как прежде, относиться к визитам Тадеу в особняк Жордан. Если раньше ей все казалось, что муж готов бросить ее ради нимфетки, то теперь она стала бояться, что он вернется к своей старой пассии.
Вечерами она требовала от мужа пламенных доказательств его любви, на что усталый Тадеу не всегда был способен, и тогда Эстела еще больше укреплялась в своих подозрениях.
Бедный Тадеу уж и не знал, что ему делать. Он очень любил жену, но считал, что она сходит с ума от безделья. Но и сказать ей об этом прямо в лицо не мог - выходила и грубо, и обидно. Поэтому он маялся и помалкивал, пока Эстела подозревала его в тайных умыслах и ревновала. Выхода из этого порочного круга Тадеу не видел и очень страдал.
А ему так хотелось домашнего покоя и уюта. Тревог и волнений ему хватало и с дочерью, которую он и Горети не знали, как отвадить от Олавинью. Горети уже и по щекам ее отхлестала, но когда взбучки излечивали от любви?.. А работа? Сколько у него там тревог и переживаний! Дела фирмы шли очень неважно. То, что они по милости Рикарду оказались компаньонами Новаэса, очень их подкосило. Многие их клиенты не хотели иметь дело с банкиром с подмоченной репутацией. Но пока их вывозили таинственные контакты Сиру с заграницей. Он получал там выгодные кредиты, сбывал товар по хорошим ценам, и фирма как-то держалась. Однако, учитывая их положение на внутреннем рынке, Тадеу чувствовал, что они могут каждую минуту обанкротиться. Но и этого он не мог объяснить Эстеле - она бы смертельно перепугалась, начала нервничать, а нервные срывы Эстелы - небольшая помощь делу. Он вспоминал о них с ужасом. Вот и выходило, что в голове у Эстелы была только любовь да романы, а Тадеу было не до романов, у него и без них хватало забот.
Однако он надеялся, что Эстела как-то образумится, успокоится и рано или поздно перестанет его ревновать. Главной его заботой была все-таки не Эстела, а Симони.
Девчонка совсем от рук отбилась, и что с ней делать, они с Горети ума не могли приложить.
Опять стал возникать вариант отправить ее доучиться за границу. Но поразмыслив, они опять от него отказались; если уж она на глазах творит такое, то, оставшись без присмотра, и вовсе пустится во все тяжкие.
Горсти даже к Луису-Карлусу ходила, просила его поговорить с непутевой. Он всегда как-то умел на нее воздействовать. Недаром они даже встречались какое-то время. Но Луис-Карлус только плечами пожал.
- Да мы все по очереди с ней говорили, - сказал он. - И я, и Ниси, и мама. Даже Вивиана. Нет ни одного человека, которому бы нравился Олавинью, но ей на это плевать. Мне-то кажется, что и ей он не слишком нравится, а гуляет она с ним только для того, чтобы всех разозлить.
После разговора с Луисом-Карлусом Горети ушла совсем расстроенная. Если он прав, то положение было совсем безнадежным. Одно дело- юная безрассудная любовь, она опасна, может иметь нежелательные последствия, но все-таки это любовь. Переживая ее, человек созревает, мужает, меняется. Он открывает для себя мир, открывает другого человека. Но если это не любовь, а бунт против близких, против тех самых людей, которые и могут и стремятся помочь, то как тут отыскать путь к сердцу? Как вернуть с опасного и разрушительного пути?..
Олавинью получил письмо от Симони. «Увези меня! Увези хоть на несколько дней!» - писала она ему.
«Ага, наконец-то решилась», - самодовольно подумал он и потер руки.
Нельзя сказать, что он был влюблен в Симони без памяти, но она ему нравилась, и еще ему нравилось, как все прыгают вокруг них из-за того, что они крутят любовь. Он любил быть в центре внимания и считал, что для этого все средства хороши.
Так что, когда Руй Новаэс определил его в политические лидеры, он не ошибся - Олавинью был самом подходящей для этого кандидатурой. Другое дело, что ему еще предстояло поднабраться и нахальства, и бесстыдства, без которых немыслим ни один настоящий политик. Но он успешно набирался и того, и другого. Руй поручил ему узнать код, чтобы подобраться и вкладам его отца.
О деньгах мужа тосковала и Элизинья. Ей нестерпимо было думать, что она влачит жалкое существование, когда где-то в банке гниют миллионы, которым уж она-то нашла бы достойное применение.
Но Олавинью предпочитал как компаньона не мать, а Руя, поскольку тот посулил ему политическую карьеру. Расчет Олавинью был несложен. Он умел прекрасно подделывать подпись отца и очень похоже имитировал его голос.
Оставалось только найти слова, которые служили ключом к секретному счету. И теперь он с утра до ночи рылся в бумагах отца, пытаясь найти хоть что-то похожее.
Фреду, который как-то застал его за этим занятием, высмеял племянника.
- Перестань идиотничать! Получить деньги с такого счета может только тот, кто его положил! Компьютер банка сличает голос клиента с голосом, записанным в его памяти.
- Но голоса у нас один в один. Мама мне не раз это говорила, - упрямо заявил Олавинью.
- А секретные слова? Ты знаешь хоть одно из них? Они служат кодом, чтобы банк убедился, что никто не принуждает клиента снимать деньги и никто не подделывается под его голос. Если уж твоя матушка не в курсе, тебе и подавно их не найти.
Но Фреду только раззадорил Олавинью, он решил отыскать тот код, во что бы то ни стало. Письмо Симони подсказало ему, что для него настала полоса удач. Раз уж девушка, которая так долго его мурыжила, наконец, решилась, значит, и в остальном ему открыли зеленый свет.
Олавинью мгновенно прикинул, в какой мотель он повезет Симони, и ответил ей запиской, что готов увезти ее хоть на край света, назначив час и место, куда подъедет за ней на машине.
Симони ждала его на условленном углу и быстренько села в машину. Но когда он потянулся к ней с поцелуем, отодвинулась.
- Ну что, на край света? - спросил он.
- Нет, в «Синюю кошку», - ответила она.
Олавинью присвистнул, в этом баре они обычно и сидели. Похоже, он поторопился с выводами. Но спорить не стал. С несовершеннолетними дело иметь опасно. Когда они уже сидели у стойки и пропустили по пиву, Олавинью сказал:
- А я-то думал, что ты созрела и приняла вполне самостоятельное решение.
- Решение-то я приняла давно, вот только осуществить его никак не могу. А может, нам поступить как в «Ромео и Джульетте»? Ты меня убьешь понарошку, а они соединятся.
У Олавинью отвисла челюсть от изумления.
- Кто? С кем? - Он ничего не понимал.
- Отец с матерью, - пояснила Симони. - Мне кажется очень неправильным, что они не вместе.
- Ну, знаешь! - только и нашел, что сказать Олавинью. - А я, к примеру, у тебя на каких ролях?
- С тех пор как мы с тобой стали встречаться, тоже видятся гораздо чаще, сидят вместе, обсуждают поведение. Я думаю, что за это время у них опять появилось очень много общего и пора переходить к следующему этапу.
- Ну, дела! Ну, у тебя и фантазии! Ну у тебя и закидоны! - крутил головой Олавинью. - Ты мне скажи прямо, ты в своем уме или как?
Симони обиженно посмотрела на него.
- Я к тебе обращаюсь как к другу. Советуюсь. Прошу помочь. А ты? Понимаешь, я уверена, что они созданы друг для друга. Ребенок рождается только от большой любви. И то, что они не вместе, просто недоразумение. Поэтому я и хочу им помочь. Они оба меня очень любят, и нам всем втроем будет просто отлично! Теперь понял? - Глаза Симони радостно светились, и она с надеждой смотрела на Олавинью. - Ну что, будешь помогать?
- Нет уж, уволь. - Олавинью потянулся. - Вот если бы ты хотела со мной переспать, то я всегда к твоим услугам. А то, что ты несешь, просто бред какой-то. Они все взрослые люди и прекрасно без тебя разберутся.
- Эх ты! Я с тобой поделилась своей тайной! Сказала тебе самое главное! Доверилась! Правильно мне все говорили, что не стоит с тобой связываться! - Голос Симони звенел от обиды и негодования.
- Кто это «все»? - недовольно стал выяснять Олавинью. - И почему не стоит? Я тебе сказал, в чем ты можешь на меня рассчитывать.
Но Симони уже вскочила и убежала. Ничего, она еще найдет способ добиться своего, она же знает, что папе с мамой будет очень хорошо вместе, а заодно и ей, Симони.
Они снимут новую квартиру, мама умеет так красиво и удобно все устроить. Симони будет помогать ей. А в конце недели они будут все вместе ездить на уик-энды, как все ее подруги. Купаться, загорать на пляже. Плавать все вместе. Они с папой могут поиграть и в теннис, как Сандра. А может, даже покататься на лошадях, как Анжела. А то мама все работает да работает, все шьет да шьет. Надо же им и пожить когда-нибудь.
Симони брела по улице, погрузившись в свои девчоночьи мечты, строя рай для себя и для своих близких. Лучезарный, недостижимый и поэтому особенно желанный. В этом раю все были довольны и счастливы - мать, которая все последнее время только и знала, что кричала на нее и даже надавала оплеух, отец, который не кричал, но был таким усталым и таким печальным, и она, Симони, которой совсем не нравился самодовольный Олавинью и которая мечтала о прекрасной вечной любви. Любви, что соединяет людей навсегда и делает их детей счастливыми.
Дерзкая, неуживчивая Симони - взрослые считали ее такой бесстыжей, такой циничной, а она была просто маленькой девочкой, которой недоставало родительского тепла. Она шла по шумной улице и счастливо улыбалась своим мечтам.
