После жуткой встречи с убийцей Жозиасом, который выследил ее в доме Апаресиды, Тереза не могла там оставаться там и жила у Элены. Фреду стал ее консультантом, помогал разобраться в делах. Тереза, наконец, поняла, что единственное ее спасение - это деятельность, это активность.
- Мне нельзя было прятать голову под крыло.
Однажды Фреду пришел очень радостный: оказалось, что квартира, где они всегда жили с Новаэсом и откуда он ее выгнал, принадлежит ей, Терезе.
- Ты можешь поселиться в ней хоть завтра, - сказал Фреду. - И я так бы и поступил. Ты больше не бездомна, Тереза!
Терезу не смутили запертые замки. Она была законной владелицей и имела право их вскрыть. Войдя в квартиру, она распорядилась поставить новые и приказала упаковать вещи мужа. В ее доме, с ней рядом не будет жить убийца!
Паула крайне изумилась, обнаружив у себя в доимее такие перемены.
- Ты можешь остаться жить со мной и с Бруну, - предложила ей Тереза. - А потом мы возьмем к себе бабушку.
- Еще чего! - возмутилась Паула. - Если ты выгоняешь отца из дома, я уйду вместе с ним.
- У меня есть для этого основания, - грустно сказала Тереза. - Если хочешь знать правду...
Бруну поставил сестре кассету, и Паула увидела отца, прокрадывающегося в потемках к постели. Вот он кладет на лицо Терезы подушку...
- Я понятия не имею, кто сфабриковал против отца эту гадость, - заявила она нервно. - Не знаю и знать не хочу! Распорядись собрать и мои вещи. Я уезжаю вместе с отцом!
Тереза печально смотрела на свою своенравную неуемную дочь.
- Не забывай, что наши двери всегда для тебя открыты, - сказала она. - И двери, и сердца.
* * *
Руй только чертыхнулся про себя и переселился с Паулой в свой офис. С этого дня они расположились в нем словно в гостинице.
- Почему ты не снимешь нормальную квартиру, папа? - злилась Паула.
- Твой отец теперь бедный человек, - отвечал Руй, которому выгодно было разыгрывать из себя жертву.
Тереза не забывала своих друзей и по-прежнему частенько навещала особняк Жордан. Клотильда редко бывала дома, и она проводила время с Горети, которая сидела и шла подвенечные платья.
А Клотильда наслаждалась новой романтической жизнью. У нее с Америку начался роман. Они назначали друг другу свидания то в парке, то в музее, то на выставке цветов, то еще на какой-нибудь выставке. Вечерами они вместе ужинали в маленьких ресторанчиках при свечах, беседовали о путешествиях, книгах, читали друг другу стихи.
И чем доверительнее они беседовали, тем приятнее им становилось друг с другом.
Америку показалось, что в Клотильде он может обрести не только друга, но и женщину, чего никогда не могло случиться в его жизни с Горети. Ведь Горети была молода и любила другого. А Клотильда по-прежнему сохраняла свой женский шарм, несмотря на возраст. Перед Горети Америку чувствовал себя виноватым, она жила при нем как сиделка, как экономка, а Клотильда могла стать ему настоящей женой. Он расстраивался из-за того, что раньше не доверился женской интуиции Клотильды. Брак с Горсти теперь ему казался ошибкой, и он сожалел о ней.
Но и сейчас еще было не поздно все исправить.
- Когда вы впервые прислали мне стихи, я поняла, что между нами все возможно, - сказала ему Клотильда, когда они сидели на террасе уютного кафе и любовались черными лебедями.
- Я? - удивился Америку. - Это вы, Клотильда, первая почтили меня своим вниманием.
- Господи! - засмеялась Клотильда. - Неужели вы стесняетесь сделанного шага и боитесь признаться во всем откровенно? Вы же первый прислали мне чудесный сонет Камоэнса, и я оценила ваш вкус.
- Вам передала его Симони? - уточнил Америку, начиная о чем-то догадываться.
- Да, и потом передавала каждый день по сонету. А что же? - недоуменно спросила Клотильда. - Разве не вы их переписывали?
- Я. А девчонка бессовестно надула нас обоих, мы, романтические души, попались на ее детскую удочку, раз уж дело дошло до признаний, то расскажу все, как было.
И Америку рассказал, с чего и почему он взялся переписывать сонеты Камоэнса.
- Но ведь мы не сердимся на Симони? - спросил он, нежно беря Клотильду за руку. - Она сделала доброе дело. Тонкая детская душа уловила, что мы подходим друг другу...
- Да, конечно, - согласилась Клотильда, но все-таки какой-то едва заметный осадок остался у нее в душе после этого разговора. Хотя внешне ничего не изменилось в их отношениях, и они по-прежнему совершали долгие прогулки и помногу беседовали.
Для Горети не была тайной романтическая дружба Клотильды с ее мужем. Она наблюдала за ней со странным чувством облегчения. Эта дружба словно бы развязывала руки и ей, давая право и на свою внутреннюю жизнь, и на свои личные чувства.
Занимаясь делами Терезы, Фреду стал чаще бывать в городе, и Горети уже не гнала его, когда он приходил посидеть с ней. Как только у Фреду появилась возможность сидеть и разговаривать с Горети, он перестал видеться с Вивианой.
- У каждого возраста свои радости и утехи, девочка, - отвечал он на упреки и просьбы своей юной возлюбленной. - Найди себе паренька под стать и увидишь, как быстро ты позабудешь дядюшку Фреду.
Вивиана сердилась, нервничала, страдала, но мало-помалу смирилась с очевидностью. И Рикарду, который готов был следовать за ней повсюду, чаще и чаще оказывался ее спутником.
Дело Рикарду после заявления в полиции Руя и Терезы было закрыто, и он с головой ушел в благотворительную деятельность, которой занималась и Вивиана. Только рядом с ней Рикарду чувствовал себя счастливым. И глядя на его сияющее лицо, улыбалась порой и черноглазая смуглая девушка.
С беспокойством глядя на бледную, вечно сидящую взаперти Горети, Фреду предложил ей провести денька два ферме.
Тебе просто необходим глоточек свежего воздуха, - уговаривал он ее. - Поверь, тебе совершенно ничего не грозит, я буду паинькой.
- Да, пожалуйста, - жалобно попросила Горети, и Фреду понял, что его предложение принято.
Как давно они не были вместе! Одни! На природе!
Для обоих это было и великой радостью, и нелегким испытанием. Но они его выдержали с честью. Не в их правилах было воровство и утайки.
Фреду был бесконечно внимателен к Горети, и за каждым его жестом, движением, поступком она чувствовала одно - любовь, любовь, любовь.
Фреду познакомил Горети с Мануэлем. Слепой жил у него на ферме уже около десяти лет, и Фреду обращался с ним как-то особенно уважительно и ласково. Почтительно наклонилась к нему и Горети, когда Фреду представил ее.
- Вот женщина, которую я люблю, - сказал он.
Слепой провел руками по склонившемуся к нему лицу, и губы его тронула ласковая улыбка.
- Женись на ней, мой мальчик, - произнес он растроганно, - я благословляю тебя.
Горети и Фреду переглянулись - это было их Заветным желанием. Но осуществимо ли оно?
По приезде в Сан-Паулу Фреду, наконец, набрался смелости и завел разговор, на который не мог решиться вот уже несколько лет. Он выбрал сумеречное время, когда Клотильда сидела у окна и печально смотрела в сад. Наверное, мысли, которые томили ее, тоже были невеселыми.
- Я ведь все знаю, мама, - вдруг сказал он каким-то странным, чуть хрипловатым голосом.
Клотильда беспомощно встрепенулась и застыла, отводя взгляда от мужской фигуры, которая неясно вырисовывалась в полутьме.
Да, в потемках им было легче вести такой трудный, такой неожиданный разговор.
- А отец живет у меня на ферме вот уже много лет. Но я только недавно узнал вашу историю, - продолжал говорить Фреду.
- Отец? Он жив? Поедем к нему, сыночек! - Клотильда прижалась к сыну и уже не стесняясь плакала.
- Он слепой, - тихо сказал Фреду.
- Я тоже всю жизнь прожила как слепая, - проговорила сквозь слезы Клотильда.
- Да, всю жизнь ты старалась соблюдать приличия и поэтому часто была жестокой.
- Неужели? А мне казалось, что я старалась не быть несчастной, - горько призналась Клотильда.
Так они и стояли, обнявшись, мать и сын, которые жили рядом в вечной разлуке.
Юной девушкой Клотильда была помолвлена с Эдуарду Медейрусом, но не любила его. Она была влюблена в скромного служащего фирмы своего отца - бедного застенчивого юношу. Он и не помышлял о хозяйской дочери, хотя сердце его трепетало при виде очаровательной Клотильды.
Клотильда сама сделала решительный шаг навстречу своему счастью. Но счастье оказалось недолгим. После такого семейного скандала беременную Клотильду родители увезли в Европу. Фреду родился в Брюсселе. Жениху было отправлено письмо с отказом без указания каких бы то ни было причин. И вот всю жизнь она прожила, поддерживая семейную легенду о маленьком братике, который родился у ее матушки на склоне дней.
Клотильда боялась лишний раз приласкать ребенка. Он рос без ласки. Она жила без любви. О судьбе своего возлюбленного она узнала только сейчас, от сына. Его выгнали с работы, избили, изуродовали, он ослеп. А потом его приютил на ферме Фреду... Жизнь была сломана у обоих, но что теперь печалиться? Поздно.
- Прости меня. Ты меня простил? - спрашивала сына Клотильда.
- Я ни в чем не винил тебя, значит, и прощать мне нечего, - тихо сказал Фреду. - Так что? Ты хочешь повидать отца?
Клотильда только кивнула, заливаясь слезами.
- Хорошо, поедем. Скажи мне, когда будешь готова Клотильда опять молча кивнула.
Но готовилась она дольше, чем думала. Не так-то просто было посмотреть в слепые глаза собственной судьбы.
Америку видел, что с Клотильдой что-то произошло. Стихи, романтические разговоры больше не радовали ее. Да и та доверительная близость, которая, казалось, возникла между ними, куда-то исчезла. Они опять были чужими.
А Клотильде ничего не хотелось объяснять. Она смотрела на всех холодно, отчужденно.
У Америку возникло ощущение, будто эта женщина смеялась над ним, будто поманила его куда-то и бросила, вполне возможно, они сами себя обманули и что-то важное ушло из его жизни, и жить ему стало неинтересно. А через несколько дней с ним случился удар, Горети отвезла его в больницу.
- Вот видишь, Бог не хочет нашего счастья, - тихо сказала Горети Фреду. - Я сейчас не могу оставить его.
- А я тебя и не прошу об этом, - так же тихо ответил Фреду. - Только увидишь, рано или поздно мы все равно будем вместе.
Эстела Медейрус узнала, что ее отец, сеньор Эдуарду Медейрус, изменял ее матери, и это открытие для нее, преданной и любящей дочери, было тяжелым ударом.
Эстела и не подозревала, что может так переживать давнюю измену. Наверное, и Тадеу она так безумно ревновала потому, что знала: его измены, если только он изменит ей по-настоящему, она не перенесет.
А о том, что такое случилось с отцом, сообщил им всем Сиру. Больше скрывать это не представлялось возможным - семья Медейрус должна была принять в свой клан еще одного члена - сеньору Дуду Резенде. Оказалось, Дуда была их сестрой и вдобавок держательницей половины акций.
На Эстелу большее впечатление произвело родство, на братьев - акции.
Впрочем, оба брата ничего не имели против того, чтобы иметь деловым партнером Дуду: в последнее время их фирма держалась на плаву только благодаря ее деловым качествам и связям.
Дуда и сама долгое время не знала, кто ее отец. Ее мать - известная журналистка Франсиска Резенде, никогда не рассказывала о нем, ее связь с Эдуарду была мимолетной, и она никогда не искала его и ничего от него не хотела. Однако Эдуарду не забыл Франсиску, следил за ней по газетам, журналам, из одного интервью узнал, что у нее есть дочь, Эдуарда, родилась в таком-то году. Все совпадало. Он написал Франсиске, и с тех пор они стали видеться раз или два в год.
Медейрус-старший следил за учебой дочери и, оценив ее способности и деловые качества, перевел на нее перед смертью половину акций, поручив контроль за делами фирмы. Он не ошибся, фирма продолжала свою деятельность благодаря совместным усилиям Эдуарды и Сиру.
Как ни смешно, но Родригу больше всего обиделся на то, что Ниси раньше него оказалась в курсе дел. Как выяснилось, она знала обо всем еще со времени своего пребывания в Париже, когда там подружилась с Дудой.
- Ну что я тебе говорила? Две гонки мы уже выиграли! - весело сказала Дуда Ниси, имея в виду наладившуюся семейную жизнь с Родригу и освобождение Рикарду.
Ниси вздохнула - ведь на ней висело обвинение. Успокаиваться было рано: Паула вернулась в дом Терезы, под материнское крылышко, сказав, что не может больше жить с отцом, так как он требует от нее, чтобы она переспала для пользы дела с каким-то сенатором.
Тереза сочувственно обняла дочь, а Бруну сестре не поверил.
На следующий день изумленная служанка наблюдала, как Паула шарит по полкам, где у Бруну лежали кассеты.
Гонки продолжались.
