Спустившись со стены, Там завернул под лестницу.
Там, в тени, он сложил себе хижину. Если, конечно, это сооружение из палок и досок, прислонённое к городской стене, можно было назвать хижиной. Но, по крайней мере, она спасала от дождя.
Приподняв доску, Там пролез в узкое дверное отверстие. Здесь он жил в полном одиночестве уже полгода.
Голова раскалывалась от боли. В ушах шумело. Иногда Таму казалось, что он слышит в отдалении голос, и это его пугало.
Может, это от голода его так лихорадит?
Там залез под тряпки, служившие ему одеялом, и откусил кусок бутерброда, стараясь жевать как можно медленнее. Но обмануть желудок ему всё равно не удалось. Бутерброд буквально растворился, оставив Тама таким же голодным, как и прежде.
Утром у Тама был такой больной вид, что солдаты отказались пустить его за вторую стену. Они боялись заразы. Ему пришлось весь день провести здесь, на краю города, где жили такие же нищие, как он сам, и где милостыню просить было не у кого.
За весь день он не ел ничего, кроме этого бутерброда.
– Там, ты дома?
Доска приподнялась, и в дверном проёме показалось улыбающееся лицо Индре, его друга.
– Можно? – спросил он.
– Конечно! – ответил Там.
В свёртке оказались мясной пирог – с пылу с жару – и целый каравай хлеба. Молоко Индре тоже не забыл. Там жадно уставился на еду. Мяса ему удавалось отведать крайне редко.
– Останешься здесь на ночь? – спросил он, отламывая кусок пирога.
Индре благодарно кивнул. Из кабака его отец всегда приходил в дурном настроении, и Индре старался не попадаться ему под руку.
Иногда неплохо быть сиротой, подумал Там и, откусив кусок, блаженно вздохнул.
Сам Там своих родителей не помнил. Он даже не знал, сколько ему на самом деле лет. Иногда ему давали девять, а иногда – и все тринадцать.
Сария, пожилая попрошайка, нашла его плачущим в переулке, когда он был совсем малышом. В ту осень в городе свирепствовала чума, и все решили, что его семья умерла, но никто не пытался выяснить, так ли это на самом деле.
Там знал, что ему несказанно повезло. По крайней мере, несколько лет он жил не один, а с Сарией. Попрошайка с ребёнкомсиротой вызывала больше жалости у горожан, и ей щедро подавали милостыню.
Они обычно сидели перед пекарней, и, когда Сария умерла, добросердечный пекарь взял Тама себе в помощники.
Все ночи напролёт Там месил тесто в кадушках, в ожидании, пока город проснётся. Это была тяжёлая работа, но зато у печей было тепло и у него не было недостатка в хлебе.
Но потом у пекаря заболела жена, и они уехали из города в деревню в надежде, что там ей станет получше. С тех пор Там жил совсем один. Облизав пальцы, он потянулся за кувшином с молоком.
– Завтра в городе будет хаос, – сказал Индре. – Пойдёшь смотреть, как Ринальдер будет переезжать?
Там отхлебнул молока и рассказал Индре о своих планах на завтра.
