Ассистент

Александр и Гефистион

   Я был в полном недоумении, узнав от Патрика на следующее утро после того, как мы вернулись из Нью-Йорка, что Джерард все-таки выбил себе четыре дня отдыха и сразу же улетел на Гавайские острова. Он ничего не сказал мне об этом. Он даже не попрощался. Он даже не попросил отвезти его в аэропорт. Все это он сделал настолько тихо и незаметно, что у меня вдруг сложилось впечатление, что он хотел сбежать не только от всей этой жизни, но и от меня в том числе. Ведь я был ее частью.

Я несколько раз писал ему сообщение, но перед тем, как нажать «отправить», тут же стирал его. В конце концов, каждый человек имеет право на то, чтобы побыть одному. И я не должен был расстраиваться или злиться из-за этого желания Джерарда. Но, тем не менее, мне было невероятно обидно, что Патрик все знал, а я узнал это вторым, если даже не третьим. Джерард доверял только мне, как он сам говорил, тогда почему покупку билета и остальные моменты он поручил Патрику?

Целый день я мучился от догадок. И когда я уже созрел для того, чтобы позвонить Уэю первым, мне позвонил Патрик.

– Пакуй вещи и вали в аэропорт, – начал он без предисловий.

– Прости, что?

– Боже, когда же ты начнешь понимать все с первого раза? У тебя рейс в девять вечера на Гавайи. Джерард только что звонил и сказал, что забронировал тебе билет.

– Он хочет, чтобы я приехал к нему? – спросил я, не понимая, что происходит. Однако меня уже начинало трясти от радостного возбуждения.

– Аллилуйя! – послышался раздраженный голос парня.

– Но... но почему он ничего мне не сказал? И почему он купил мне билет только сейчас?

– Может, потому что это было бы слишком подозрительно, если бы Джерард Уэй улетел на Гавайи со своим ассистентом, м? Поменьше глупых вопросов, и мчись в аэропорт, пока не опоздал на свой рейс, – произнес Патрик.

Меня не нужно было просить дважды, и уже через тридцать минут я собрал сумку и поехал в аэропорт. Я и подумать не мог, что Джерард изначально хотел взять меня с собой. Он не забыл про меня, и не хотел отдыхать от моего общества. Конечно, я уже должен был свыкнуться с мыслью о том, что он нуждается во мне, но все равно каждый его поступок, доказывающий это, повергал меня в шок. Это было слишком идеально, чтобы быть правдой.

Приняв успокоительное перед самым взлетом, я уснул, и совсем не заметил приземление самолета. Меня разбудила стюардесса, и как оказалось, что все пассажиры давно уже вышли, и только я один оставался на своем месте. Я все еще чувствовал легкую заторможенность в голове от действия успокоительных, когда спускался вниз по трапу, но без этих таблеток я бы точно подвергся одной из панических атак из-за моего страха полета.
Взяв свой багаж, я направился в зал ожидания. Нужно было позвонить Джерарду и сообщить, что я прилетел, но в моей голове вдруг возникла совершенно глупая мысль, что Уэй уже ждет меня. Поэтому-то я и оказался в зале ожидания, где всех пассажиров уже встречали знакомые, радостно обнимая и забирая их багаж.

Несмотря на то, что была уже глубокая ночь, людей в аэропорту Хило было достаточно. Большинство встречающих отличались ярким загаром и легкой одеждой. Я растерянно огляделся, набирая номер Уэя в телефоне, как вдруг понял, что этого не потребуется. Джерард стоял среди толпы встречающих, и я мог его заметить по светлой коже, которая еще не успела загореть, и очень сильно выделялась на фоне других. Наши взгляды встретились, и я не мог сдержать свою радостную улыбку. Как только мы оказались рядом, я немного замешкался. С одной стороны, мне хотелось обнять его, но с другой, меня что-то останавливало. И я лишь неуклюже потоптался на месте, не зная, как мне вести себя.

– Когда все пассажиры вышли, и я не увидел среди них тебя, я подумал, что ты не захотел прилетать ко мне, – начал он.

Я удивился его перемене. Джерард уже не выглядел болеющим с серо-белой кожей и тусклым взглядом. Несмотря на то, что он еще не успел загореть, его кожа приобрела здоровый оттенок, а сам он просто светился от счастья. Он был одет в черную футболку и белые боксерские шорты с широким поясом. Я вообще был удивлен тем, что такой предмет одежды имеется в его гардеробе. И пока я удивленно смотрел на них и на его белые ноги с накаченными икрами, Уэй быстро выхватил у меня из рук сумку и кивнул головой, чтобы я следовал за ним.

– Я принял снотворное и проспал весь полет, – ответил я, догоняя его.

– О, это так типично для тебя, – подал голос Джерард.

Мне нравились подобные его замечания. Когда он говорил, что это так на меня похоже. Или же «это типичный Фрэнк». Я думаю, что каждому нужен такой человек. Человек, который будет так хорошо знать вас, что скажет, когда вы в очередной раз сделаете что-то глупое или смешное, – «о, это в твоем стиле».

Мы вышли из здания аэропорта, и я сразу же почувствовал это. Несмотря на то, что Лос-Анджелес находился также на берегу Тихого Океана, как и Гавайи, воздух и сама атмосфера совершенно отличались друг от друга. Гавайи – это остров. И он был окружен океаном со всех сторон. Воздух был наполнен влажностью и морским запахом. В Лос-Анджелесе же воздух был сухой и все, что его наполняло, так это выхлопные газы.

– Ты так быстро уехал, ничего не сказав, – сказал я, садясь в машину.

Джерард, закинув сумку на заднее сиденье, сел за руль и впервые за все это время улыбнулся.

– Я рад тебя видеть, Фрэнк, – сказал он, и быстро сократив расстояние между нами, мазнул своими губами по моим.

Отстранившись, Джерард, как ни в чем, ни бывало, завел машину, и мы тронулись. Он рассказывал о том, что снял домик прямо на пляже, взял напрокат этот старенький мини Купер, что ненавидит солнце и пляж, и что проспал весь день, когда только приехал. И что кое-как успел позвонить Патрику, чтобы тот сообщил мне о моей поездке.

– Почему ты мне сразу не сказал об этом? – спросил я, все еще чувствуя сладкое послевкусие на губах от столь быстрого поцелуя минутами раньше.

– Ну, это должен был быть сюрприз, – пожал плечами Уэй, бросив на меня быстрый взгляд, и вновь возвращаясь к дороге, – тем более, мы не могли лететь на одном рейсе. Это было бы слишком...

– ... подозрительно, – закончил я, вспоминая слова Патрика.

Джерард кивнул головой, а я, тем временем, позволил себе оторваться на миг от его лица и оглядеться. Мы ехали по пустынной дороге, которую освещал лишь желтоватый свет фар нашей машины. Казалось, нас окружала тяжелая непроглядная тьма с синеватым оттенком. Воздух и все пространство вокруг было тяжелым и ощутимым. Но, привыкнув к темноте, я через несколько минут уже мог разглядеть возвышающиеся холмы вулкана, с одной стороны, а с другой, необъятный горизонт океана, который слился с таким же сине-черным небом. Я не мог видеть полный пейзаж, но то, что мне удалось разглядеть, заставило испытать тот трепетный восторг, который возникает каждый раз, когда сталкиваешься с чем-то поистине красивым и величественным.

Мы ехали еще минут двадцать, прежде чем я заметил, что мы подъезжаем к пляжу. Джерард остановил машину, а я попытался разглядеть дом, который он снял.

– Дальше пешком. Я специально снял дом в самом уединенном месте. Здесь никого не бывает, – сказал он, выходя из машины.

Услышав его слова, я ощутил, как по коже пробежали мелкие мурашки, словно кто-то окатил меня холодной водой. Я почувствовал волнение. Конечно, я еще в Лос-Анджелесе думал о том, что если мы будем здесь вдвоем, то обязательно между нами кое-что произойдет. И я хотел этого и не собирался отказываться. Но сейчас, когда мы уже были близки к тому, чтобы оказаться в уединенном доме на диком пляже, где нас бы никто не нашел, и никто не помешал бы нам, я почувствовал панику. И даже не знаю, с чем она была связана.

Джерард взял мою сумку, и, закинув ее на плечо, пошел вперед.

– Я могу и сам ее понести. Она легкая. Я даже не знал, что нужно брать с собой, – сказал я, догоняя его. Я так привык, что обычно это я был тем, кто таскает за Уэем кучи сумок и чемоданов, что был немного растерян его заботой.

– Эй, просто позволь мне это сделать. Ты больше не мой ассистент, – ответил мне Джерард, – я имею в виду, в эти два дня. И ты не должен вести себя так, будто бы я плачу тебе, чтобы ты ухаживал за мной. Мы на равных правах.

Я кивнул, закусывая губу, чтобы не заулыбаться во весь рот.

– Два дня? – переспросил я, ощущая, как песок забирается мне в кеды.

– Да, очень мало, понимаю, – согласился Джерард, – поэтому их нужно провести с пользой.

Я остановился, понимая, о чем он говорит. Вновь это волнение, которое непонятно откуда взялось, заставило мое дыхание участиться. Джерард, заметив, что я отстал, подошел ко мне. Я опустил глаза и видел его ступни на белом песке, которые остановились рядом со мной.

– Что с тобой? Ты выглядишь таким испуганным и ожидающим чего-то, – послышался голос Джерарда совсем рядом, что я даже мог уловить эти колебания воздуха от его слов.

– Просто, – начал я, поднимая на него глаза, тяжело сглотнув при этом. Но Джерард не дал мне закончить, и, положив одну руку на мой затылок, а другой, убрав челку с моего лица холодными пальцами, медленно наклонил голову. Наши губы были в миллиметрах друг от друга, но он не спешил с поцелуем. Он просто смотрел мне в глаза, иногда скользя взглядом по моим приоткрытым губам. В конце концов, я не выдержал первым, и коснулся его губ своими. Я безумно скучал по этому. По его мягким губам, которые так идеально подходили моим, по рукам, которые так по-хозяйски расположились у меня на талии. Я безумно скучал по нам.

– Не здесь, – прервал поцелуй Джерард, когда он стал слишком страстным, чтобы устоять на ногах.

Я сделал вдох, чувствуя головокружение, вызываемое близостью океана и близостью Джерарда Уэя. Вот они – две стихии, которые сводили меня с ума своей притягательностью и загадочностью.

Мы пошли дальше, и через какое-то время я уже мог видеть белый одноэтажный коттедж, притаившийся в темно-зеленых зарослях пальм и кустов. Этот домик выглядел невероятно скромно, но очень уютно. Мы поднялись по нескольким деревянным ступенькам и оказались на лоджии, вид из которой выходил прямо на океан. Джерард рассказывал что-то про то, как ему удалось найти этот коттедж, и что он достался ему совсем задешево. Он говорил, что за все время, что он находился здесь, никто из жителей и гостей острова не узнал в нем известного музыканта, и что он впервые за долгое время почувствовал себя обычным человеком. Мы зашли в дом, и Джерард включил свет, который оказался невероятно тусклым и слабым.

– Я еще даже свои вещи не распаковал, – сказал он, кивая на свои сумки на диване, – можем поесть. Я купил целые запасы готовой еды. Или ты хочешь принять душ для начала?

Он слишком много разговаривал, и, кажется, даже немного нервничал. Или может это мне только показалось, потому что я не помнил ни одного случая, чтобы Джерард волновался или нервничал рядом со мной.

– Нет, пошли на пляж, – предложил я.

Мне совсем не хотелось оставаться в душном помещении, когда совсем рядом бурлил и волновался океан, шум которого доносился так отчетливо до моих ушей. Джерард, стоявший уже у белого холодильника, удивленно посмотрел на меня, но согласно пожал плечами на мое предложение.

– Только возьмем с собой вино, – произнес он, вытаскивая из холодильника бутылку из темно-зеленого стекла, – купил на местном рынке, так что возможно, нас ждет чудесная ночь у унитаза.

Я усмехнулся его шутке скорее потому, что был слишком напряжен, а не потому что мне было действительно смешно. И я совсем не был против вина, потому что мне сейчас нужен был алкоголь, чтобы избавиться от гребанного волнения.

И вот уже через несколько минут передо мной, слабо переливаясь лунным светом, и перекатываясь мелкими волнами, предстал океан. Величественный и спокойный. Он существовал еще задолго до моего рождения. И он будет существовать еще столько же после того, как я навсегда исчезну с этой планеты. Он сливался со звездным небом, и было не ясно, где заканчивался океан, а где начиналось небо. Это необъяснимое чувство восторга и восхищения вновь заставило мою кожу покрыться мурашками. Я любил воду. Я любил плавать. Я любил просто смотреть на океан. Рядом с водой я чувствовал, как в меня проникает энергия чего-то древнего и сильного, того, что не подвластно нашему мозгу, но хорошо ощущается нашими органами чувств.

Остывший песок приятно холодил босые ноги, и я не спеша направился к темной воде. Волны медленно целовали берег, оставляя за собой белую пену, которая быстро таяла на белом песке, словно сахарная вата на губах.

Сколько бы не смотреть на океан – он никогда не надоест. Но главное его очарование, пожалуй, заключалось в некой тайне, которую он всегда хранил в своих пространствах.

–Эй, правда, красиво? – спросил у меня Джерард, подходя сзади, и хватая за руку.

Я совсем забыл, что был не один сейчас. И я мог разделить всю радость этого момента с кем-то близким, я мог поделиться этой красотой и своими чувствами. Я подумал, что возможно, в этом и был весь замысел. Весь замысел нашей жизни. Вся эта красота, от бесконечности звездного неба до загадочных глубин океана, создана для того, чтобы человек мог поделиться этим с другим? Если ты одинок, то вся эта красота теряет смысл. Все теряет смысл, если тебе не с кем этим поделиться.

– Это невообразимо, – выдохнул я, не в состоянии оторвать взгляда от открывшейся мне картины.

– Кажется, я ревную, – усмехнулся Джерард, притягивая меня к себе, – может, мне оставить вас наедине?

Я повернулся к нему, сцепляя руки за его спиной, и улыбнулся. Я видел его глаза. И видел в них океан. Волнующийся, переливающийся в лунном свете и хранящий свои тайны.

– Ты не любишь воду? – сделал вывод я.

– Моя стихия – огонь. Он появляется из ниоткуда, уничтожая все на своем пути. А уничтожив все, он исчезает. Исчезает также неожиданно, как и появился. Странно, да? – произнес Джерард. Я лишь молча кивнул.

– Это так типично для тебя, Уэй, – позже заметил я, копируя его манеру говорить эти слова мне.

– Уничтожать и исчезать после этого?

– Нет, странности.

Мы сели на землю, прямо у границы, где начинался мокрый песок. Джерард открыл вино и сделал первый глоток, потом он передал его мне. Вино оказалось невероятно кислым, но после третьего глотка его вкус начал казаться мне даже приятным. И с каждым разом, когда бутылка оказывалась у меня в руках, я делал глотки все чаще и чаще, чувствуя легкое головокружение.

Мы говорили. Просто говорили о чем-то странном и абстрактном. Мы не говорили о различных делах и проблемах, как это бывало раньше.

– Я не знаю, где он, – сказал Джерард, когда я спросил у него про его отца, – и мне совершенно все равно, что с ним сейчас. Может быть, его даже нет в живых. Я не любил его. Никогда не любил. Нет, в детстве я любил его и уважал. Я всегда пытался угодить ему, но он никогда не был мной доволен. Он говорил, что музыка не для мальчиков. Он называл меня слабаком, – Джерард поморщился и лег на спину, и я последовал его примеру, ложась рядом. – Все что он делал, так это критиковал меня. Я уверен, что он хотел другого сына. Не такого, как я. Он не посетил ни единого моего школьного выступления. Хотя он был единственным, кого я там ждал. Я хотел, чтобы он мной гордился, но ему было плевать. Кому нужен сын, не умеющий играть в футбол, а мечтающий стать музыкантом? Но я терпел это. Терпел до того момента, как после несчастного случая с Майки, он просто бросил нас. Я слышал, как они ругались с мамой в ту ночь. Я до сих пор помню, что он сказал тогда.

Джерард замолчал, будто бы вновь окунулся в ту ночь, и я не стал его торопить с продолжением.

– Он сказал, что ему не нужны такие сыновья: подрастающий педик и умственно отсталый инвалид. Так и сказал. А потом ушел, и мы его больше никогда не видели.

Я повернулся к нему, а он продолжал смотреть на звездное небо.

– Разве могут отцы называть так своих детей? – с нескрываемой горечью в голосе спросил он.

И сейчас я видел перед собой не успешного взрослого мужчину, а брошенного мальчика, который до сих пор не может понять, почему его бросили. Мы были с ним похожи. Мы были детьми, которые разочаровали своих родителей. И которые из-за всех сил пытались не разочаровать самих себя.

– Он ублюдок, – произнес я, делая еще один глоток вина, – но у тебя чудесная мама.

– Мама, – повторил за мной Джерард и улыбнулся, поворачиваясь ко мне и забирая бутылку к себе, – она невероятно сильная женщина. Когда я ощущаю тяжесть короны на своей голове и всю важность своей личности, – Джерард усмехнулся, закатывая глаза, – только она способна выбить из меня все это звездное дерьмо. Серьезно, иногда после очередной фотосессии или концерта, я прихожу домой, чувствуя себя Богом, не меньше, а эта женщина сует мне в руки пакет с мусором, чтобы я выкинул его, а потом заставляет мыть посуду. Она всегда спускает меня с небес на землю. Она всегда напоминает мне, что, прежде всего, я ее сын, а уж потом певец или кто-то еще. Если бы не моя мама, то я бы давно уже стал законченным козлом, помешанным только на себе.

– Да, Донна потрясающая, – согласился я.

– А что насчет тебя? – вдруг спросил Уэй.

– О чем ты?

– Расскажи о своих родителях.

– Ты хочешь узнать мои детские травмы?

Джерард ничего не ответил, а лишь вновь хлебнул из полупустой бутылки.

– Хорошо, мой отец тоже бросил нас с мамой. И я не знаю, что было причиной. Просто это случилось. Когда мне было семнадцать, я разыскал его новый адрес. И оказалось, что у него новая семья. У него есть дочка, которую он любит. И он выглядел по-настоящему счастливым.

Я замолчал, вспоминая тот день, когда я стоял за деревом, наблюдая за своим отцом и его новой семьей. Тогда я почувствовал, что вся эта счастливая жизнь проходит мимо меня. Проносится как скорый поезд. И я навсегда останусь всего лишь опоздавшим пассажиром или сторонним наблюдателем, который никогда не сможет жить по-настоящему. Я даже не был зол на отца, потому что он выглядел слишком счастливым. И его дочь, моя сестра, выглядела счастливой. Я мог пожелать ей только никогда не быть брошенной, как это случилось со мной. Маме я не стал ничего говорить. Потому что я знал, что она продолжает его любить. Может быть, она даже знала о его новой семье, но я все равно не хотел говорить с ней об этом.

– Да пошли они, – вдруг нарушил тишину Уэй.

– Ты сам это начал, – напомнил я, но все же я был согласен с ним.

– Знаешь, я очень испугался, когда ждал тебя в аэропорту, но тебя все не было. Все пассажиры уже вышли, а ты все не появлялся. Я не представлял, что мне делать все эти дни, если бы ты так и не прилетел ко мне, – произнес Джерард.

– Я бы не смог не приехать, и ты знаешь это, – произнес я.

Джерард поднялся, опираясь на локти, и посмотрел сначала на меня, а потом на океан, расстилающийся перед нами, и которому было совершенно все равно на наши ночные откровения.

– Я помню, когда впервые увидел тебя в своем доме, – сказал он, ухмыльнувшись, – меня бесило, что ты даже не знал, кто перед тобой. Меня бесило, что ты даже не пытался мне понравиться, как это было с предыдущими моими ассистентами. Они каждый раз наряжались, чтобы я обратил на них внимание, а ты... просто был собой. Меня это раздражало и притягивало одновременно. Я испытывал твое терпением разными способами и ждал, когда же оно у тебя закончится. А потом...

Он замолчал, и мечтательная пьяная улыбка появилась на его лице.

– Что потом? – поинтересовался я, сгорая от любопытства. Я всегда хотел знать то, что чувствовал Джерард по отношению ко мне. Тем более тогда, когда мы только познакомились.

– А потом я молил, чтобы оно у тебя никогда не заканчивалось.

Я поднялся, отряхивая песок с ладоней и протягивая руку Уэю. Он вопросительно посмотрел на меня, но все же позволил мне поднять себя на ноги. Меня немного шатало. Насыщенный свежий морской воздух и домашнее вино сделали свое нехитрое дело. Джерард, судя по блеску в его глазах, тоже был пьян. Но я был уверен в его словах. Был уверен в том, что они сказаны не потому что он был под действием алкоголя, а потому что для этого были другие причины.

– Ты знаешь, мы как Александр и Гефестион, – засмеялся он, взлохмачивая мне волосы.

– Что? – переспросил я, давясь вином и смехом одновременно.

Этот человек напротив продолжал удивлять меня.

– Ну да, знаешь, был такой Александр Македонский, который мечтал завоевать весь мир. И был у него верный друг и его полководец – Гефестион, – серьезно объяснил мне Уэй.

– Я в курсе, кто они, но причем тут мы? У нас своя история, – ответил я.

– Нет, нет, – замотал головой Джерард, – дело не в этом. Ты знаешь, однажды, когда Александр и Гефестион явились в замок побежденного ими царя Дария, к ним навстречу вышли его мать и дочь. Мать Дария склонилась перед Гефестионом, думая, что тот и является Великим Александром. Все начали смеяться над ее ошибкой, а Александр успокоил ее, сказав: «Не волнуйся, он – тоже Александр». Понимаешь?

Я покачал головой, совершенно не понимая, что он хочет мне донести.

– Я нашел в тебе то, чего не мог найти в других людях долгое время, чего даже не мог найти в себе, – сказал Джерард, заправляя прядь моих волос за ухо.

– И что же ты нашел во мне? – спросил я.

– Себя, – ответил он.

Вот так это и происходит. Странное чувство, которое зреет в тебе длительное время, выходит наружу. Как это называют? Любовь? Как бы это чувство не называли, оно было между нами. Оно было между нами с Джерардом сейчас. Прямо в этот момент, в воздухе, в океане, в шуме прибоя, в нас. Его глаза отражали то, что было и в моих глазах. Мы просто стояли друг перед другом. Совершенно обнаженные в своих чувствах. И я был уверен в любви Джерарда ко мне также, как и в своей к нему.

– Знаешь, что? Зачем ждать завтра, чтобы окунуться в океан? – спросил я, стягивая с себя футболку.

– Что ты хочешь? О, нет, я не умею плавать, – запротестовал Уэй, когда понял, что я имею в виду.

– Я научу тебя, – решил я, когда стянул с себя и джинсы.

– Это так глупо. Мы пьяные! Ты пьян, – засмеялся Джерард, когда я подошел к нему и начал снимать с него его футболку.

– Это совсем не помеха, – заверил его я.

Я избавился от его футболки и шорт, и потянул за собой к воде.

– Ты пьян, Фрэнки, – вновь напомнил мне Джерард.

– Да, а еще влюблен. И неизвестно, что сильнее делает меня таким глупым и безумным, – ответил я.

Мы зашли по щиколотку в воду, и небольшая волна тут же обрушилась на наши ноги, обдавая нас холодными брызгами.

– Боже, – засмеялся Уэй, хватая меня за руку.

– Подожди, – остановился я, – кажется, чего-то не хватает. Точнее что-то лишнее.

На этих словах, я резко повернулся к Джерарду и стянул с него его боксеры до колен, пока он стоял с широко открытыми глазами, наблюдая за мной.

– И что это? – с невозмутимым видом спросил Уэй, когда я отошел на него, любуясь тем, что сделал.

– А теперь ты должен отомстить мне, если, конечно, рискнешь пойти дальше в воду, – сказал я, и, отвернувшись от него, последовал навстречу волне, которая была намного больше той, что встретила нас первой. Я уже был по грудь в воде, когда почувствовал, как что-то касается моих ног под водой. И сначала в голову пришли страшные мысли о различных морских тварях, но потом я понял, кто это был.

Это был Джерард, который совершенно незаметно подобрался ко мне со спины. И сейчас он снимал с меня белье, находясь под водой. Когда он вынырнул с поднятой рукой, гордо сжимающей мои боксеры, я засмеялся, брызгая в него водой.

– Так значит, не умеешь плавать, но умеешь нырять? – спросил я.

– Мне пришлось приспосабливаться, – ответил он, выкидывая свой трофей в океан.

Его волосы прилипали к лицу мокрыми прядями, а капельки на плечах так соблазнительно блестели, что хотелось подойти и облизнуть их. Это я и сделал, когда мы приблизились друг к другу. Я просто провел языком по его плечу, чувствуя соленый привкус воды и пота. Его кожа была мягкой, и я совершенно не знаю, зачем я это сделал, но я укусил его. Совсем легко, но чувствуя при этом, как он дернулся от неожиданности. От неожиданности, вряд ли от боли.

– Эй, – удивленно воскликнул Джерард.

Я поднял на него глаза, а потом вновь посмотрел на его плечо, где остались едва заметные красные полукружия от моего укуса.

– У меня просто чесались зубы, – ответил я на его немой вопрос.

– Зубы не могут чесаться, – произнес Джерард.

– Да, но, тем не менее, они чешутся, когда я ощущаю твою кожу. Странно, да? – спросил я, касаясь его мокрого живота пальцами, отчего он мгновенно напрягся.

– Это так типично для тебя, – закатил глаза Уэй, привлекая к себе и целуя.

Молодые, пьяные и абсолютно голые. Вот кем мы были в тот момент. А еще мы были абсолютно счастливыми. Мы целовались так, что нам не хватало воздуха в легких. Мы падали на дно, когда очередная волна обрушивалась на нас. В один момент, я даже не мог понять, где дно, а где поверхность воды. Ведь все, что я ощущал, были губы Джерарда и его ноги вокруг моей талии. Кислород, такой необходимый для жизни, казался пустяком, по сравнению с Джерардом, от которого я не хотел отрываться ни на секунду.

Если бы это было возможным, то я бы остановил время прямо на этом моменте. Я бы хотел проживать эти минуты вечность и еще одну. Снова и снова. Я бы хотел, чтобы нас с ним оставили в этом мгновении на всю жизнь. Чтобы пустили титры, и наша история закончилась именно так. Точнее для всех она закончилась бы так, но мы продолжали бы жить в ней.

Когда мы сильно замерзли и поняли, что Тихий океан ночью не совсем пригоден для купания, мы возвратились домой. Правда, по пути вдоволь обвалялись в песке. То есть первым упал Джерард, но не желавший быть испачканным в одиночестве, он потащил меня за собой. Вот так мы и вернулись в наш коттедж – мокрые и грязные. Но мы все еще продолжали быть самыми счастливыми.

Джерард тут же повалился на чистые белые простыни, пошло раскинув свои ноги.

– И ты даже не примешь душ? – удивился я.

– Нет, мне нравится быть грязным, ты понимаешь о чем я, да, – соблазнительно прищурился он, вытягиваясь на кровати во весь рост.

– О, – только и смог выдавить я.

– Так что не удивляйся, если из моей задницы вдруг посыплется песок, – предупредил он, переворачиваясь на бок.

Да, мы действительно собирались заняться любовью. Точнее мы чуть не сделали это еще на пляже, но я предложил переместиться на более удобную поверхность. А если говорить точнее, мы чуть не сделали это, находясь прямо в воде. Когда ноги Джерарда были вокруг моей талии, а его член утыкался мне прямо в живот, я был уверен, что мы займемся сексом прямо там. Но мы все же дошли до дома, где я быстро принял душ, смывая с себя грязь и песок. Теперь я не волновался. Я был уверен в себе, и в Джерарде. И сейчас я хотел этого больше, чем когда-либо. Секс приобрел смысл, какой не имел тогда, когда он случился в Вегасе. Сейчас он был важной частью, которая окончательно бы нас сблизила.

Выйдя из ванной комнаты, я заметил Уэя в той же позе, в какой и видел его, когда уходил, он также светил своей белой задницей в темноте, лежа на одном боку.

– Джи? – я подошел к кровати, заглядывая ему в лицо.

Джерард уснул. Он спал самым крепким детским сном, приоткрыв рот и громко сопя. Он напоминал большого ребенка, который, переиграв в песочнице, уснул в своей кроватке. Мне оставалось только накрыть его одеялом и лечь рядом, обнимая сзади.

И первые минуты я думал, что не смогу уснуть, потому что сердце мое бешено колотилось от такой близости с Джерардом. Но уже через пять минут я погрузился в сон, зарывшись в его черные мокрые волосы, чувствуя запах океана, и слыша мирное сопение рядом с собой.