Александр Дюма. Бог располагает!

НОСТРАДАМУС

Исполненная необычной значительности физиономия астролога, его горделивая осанка быстро привлекли к нему еще несколько сбившихся в кружок любопытных и жизнерадостных дам и кавалеров.

- Пусть так! - кивнул граф де Белле. - Но если ты настоящий Нострадамус, почему бы тебе нам не погадать?

- Что ж, я погадаю, если вам так угодно. И прежде всего могу приоткрыть завесу вашего прошлого. Ибо ведомо ли вам, кто вы на самом деле, и знаете ли вы, какая жизнь выпала тому, чей на вас костюм?

- Ручаюсь, что нет! - рассмеялся граф.

- Что ж, слушайте!

И Нострадамус принялся в нескольких кратких фразах обрисовывать характер и образ жизни того, кого воскресил своим маскарадом граф. Вокруг него собиралась все более и более тесная толпа; каждый желал узнать что-нибудь и про себя. Нострадамус схватывал на лету все их вопросы и без тени замешательства тотчас каждому рассказывал о воплощаемом им персонаже, причем с живописной яркостью и глубоким знанием предмета.

Ко всему прочему его упражнениям в эрудиции придавало пикантность то обстоятельство, что либо случайно, либо по лукавому умыслу Нострадамус выбирал в истории знаменитых предков именно те эпизоды, которые более всего отражали жизни их потомков, и поэтому под видом хроники старинных событий напоминал о недавних происшествиях или самых последних интригах вопрошающего.

Притом делал он это достаточно завуалированно, чтобы те, кто обращался к нему, не признали самих себя, но настолько прозрачно, чтобы публика понимала, о чем идет речь.

Однако для наблюдателей не столь легкомысленных, как придворные прожигатели жизни, его исторические экскурсы таили в себе сладостную горечь, ибо обнажали язвы теперешнего высшего света, срывали покровы альковных тайн и предлагали длинный перечень скандалов. Его шутки, неизменно тонкие и вежливо-осторожные, таили в себе шипы весьма ядовитых намеков.

Иногда те, кого только их костюмные роли сделали супругами, уже давно были повенчаны салонными сплетниками. Подчас забавное совпадение наделяло какого-нибудь маркиза, которому слишком уж везло за карточным столом, обликом того, кто в стародавние времена прослыл шулером, что для шестнадцатого столетия считалось грехом простительным, и даже монархи не отпирались, будучи уличены в этом прегрешении. А случалось, что по не менее забавному контрасту ревнивого супруга, известного тем, что он заколол любовника своей жены, теперь изображал один из тех снисходительных мужей, что вкушали радости любви втроем. Нострадамус же в полной мере использовал подобные совпадения и смешные контрасты.