Александр Дюма. Бог располагает!

НИТИ ПРИЛАЖЕНЫ

Если бы Олимпия видела, какая странная улыбка проступила на губах Самуила, когда этот искуситель выходил из ее комнаты, певица, какой бы ни была она честолюбивой или даже нравственно извращенной, непременно бы содрогнулась, а возможно, и пожалела, что позволила подобному человеку войти в ее жизнь.
Спускаясь по лестнице, Самуил сказал себе:

«А теперь приладим нити к другой нашей марионетке».

И, усевшись в ожидавший его экипаж, он крикнул кучеру:

— В посольство Пруссии!

Добравшись до посольства, он узнал, что граф фон Эбербах только что возвратился туда вместе с Лотарио.

Самуил просил доложить о себе, и его тотчас ввели в гостиную, где он застал Юлиуса одного.

Тот был заметно удивлен, что снова видит Самуила так скоро.

— Ты?! — вырвалось у него.

— Меня здесь, очевидно, ожидали не раньше вечера, — заметил Самуил. — Но ты же меня знаешь, а стало быть, тебе известно и то, как я умею пользоваться временем. Я открыл очень простой способ жить дольше, чем другие люди: для этого надо лишь делать за день больше дел. За час я проживаю целые сутки. Ты еще не успел уехать, как я уже съездил с визитом и вернулся. И угадай, откуда я сейчас? Прямиком от Олимпии.

— Олимпии? — повторил Юлиус, вздрогнув при одном звуке этого имени.

— Сначала я заглянул к лорду Драммонду и выспросил, где живет синьора, но не у самого лорда Драммонда, он на этот счет чересчур подозрителен, а у его слуг. Потом, черт возьми, я взял да и попросту заявился к ней на остров Сен-Луи. И без особого труда добился от Олимпии согласия принять тебя завтра в девять вечера.

— Это великолепно, — сказал Юлиус, протягивая руку Самуилу. — Я тебе благодарен от всего сердца, потому что и сам поражаюсь, как меня занимает эта женщина. В ней для меня есть притягательность неведомого. Никогда я не испытывал такого страстного желания проникнуть в тайны другой души. Что-то непреодолимо влечет меня к ней. Может быть, дело здесь всего лишь в наружности, и вполне вероятно, что, как уже не раз случалось, я, в очередной раз утратив иллюзии, остановлюсь в преддверии…

— Ну, это вряд ли, — прервал его Самуил. — Олимпия не похожа на прочих женщин. Это создание благородное и способное удержать любого мужчину. На что у меня жесткая шкура, но даже я, чье воображение не легко затронуть, в ее присутствии испытываю то же, что и ты. Вопреки собственной воле я поддаюсь ее влиянию и краснею за себя, впервые в жизни чувствуя себя слабым перед женщиной.