Красавица и Чудовище : В пылу гнилого Вавилона

Приют (часть 2).

      Адам не без волнения переступил порог пансиона для престарелых. Это было среднестатистическое тихое заведение со светлыми коридорами, вежливым персоналом и тоскливой атмосферой. Впрочем, юношу не сильно тревожил вид пожилых людей, он философски относился к неминуемому будущему.

— Миссис Мэвис просила не пускать к ней посетителей, — несколько резко ответила тучная женщина в белой униформе, на бейдже значилось ее имя: "Амелия Аскур".

— Я не журналист. — Адам достал из кармана пропуск в суд и помахал перед носом у женщины, не давая его особо рассмотреть.

— Что, опять допрос? Сколько можно, пожалели бы, она не молоденькая, — посетовала Амелия, провожая Адама к лифту. — Третий этаж, комната номер двадцать два. Десять минут, не больше, я засекаю время.

Комната миссис Мэвис, пропахшая яблочным шампунем и сигаретами, была похожа на антикварную лавку; кровать из дуба, украшенная резьбой, напротив — зеркало в позолоченной оправе, туалетный столик с изящными ножками, три стула в римском стиле, комод из красного дерева, большой шкаф со стеклянной вставкой посередине. Под потолком — хрустальная люстра, на полу — темно-бардовый ковер с длинным ворсом. Возле окна с бархатной бордовой шторой, подвязанной витым шнуром, стояло кожаное кресло. В нем величественно восседала дама в строгом черном платье, украшенном жемчужной брошью.

— Добрый день. — Адам прикинул стоимость обстановки, получалась нескромная сумма. — Миссис Мэвис?

Дама медленно повернула голову, увенчанную сложной прической из черных волос, в которой белели жемчужные шпильки. Адам помнил фотографию из брошюры, где был запечатлен персонал приюта во главе с директором и его дочерью. С тех пор она почти не изменилась, несмотря на иссохшее от времени лицо, обилие морщин и старческую кожу, она выглядела все так же эффектно.

— Кто вы такой? — низким грудным голосом спросила миссис Мэвис. Ее тонкие пальцы, унизанные перстнями с драгоценными камнями, сомкнулись в замок перед грудью, послышался легкий хруст. — Юрист? Газетный писака?

Очевидно, сказалась усталость от длительного путешествия и волнение, пережитое в церкви. Потому что Адам не стал сочинять легенду.

— Почему вы продали Адриана? — спросил он, осторожно присаживаясь на кровать, покрытую тигриной шкурой. — Из-за вас он превратился в раба, за что вы так с ним поступили?

Он ожидал вспышки негодования, протестующих криков, но только не спокойного ответа:

— Я знала, что придет кто-нибудь вроде вас. Хотя надеялась, что маленький гаденыш подохнет без присмотра. Однако, он выжил.

Женщина одарила юношу гадкой улыбкой, из-за чего он ощутил себя насекомым.

— Вы проделали титаническую работу, чтобы найти конец истории, похвально. Вы напрасно меня осуждаете. Да, я ненавидела и ненавижу это отвратительное существо. Эмили, мое единственное дитя, невинное создание. Наивное и трепетное, нежное, как весенний цветок, — Помутневшие глаза женщины заблестели, наполняясь слезами. — Эмили стала жертвой дьявола, была вынуждена выносить и родить ужасного монстра. Я солгала ей, сказала, что ребенок умер сразу после родов, но она не поверила мне, своей матери. Она умерла, тоскуя по нему.

Адам полностью растерялся. Он не знал, что делать, испугался, что миссис Мэвис получит сердечный удар или что-нибудь в этом роде. Она побледнела, скрипучий голос резал слух юноши, глаза женщины выпучились, пальцы впились в подлокотники, все тело напряглось.

— Никто ничего не докажет, — провозгласила женщина. — Никому нет дела до урода.

— Кто отец Адриана? — Адам поднялся и начал пятиться к двери. Миссис Мэвис вытерла слезы, стараясь не размазать искусный макияж.

— Можете передать чудовищу, что его отец — это отец Эмили. Пусть радуется такому, надеюсь, что это заставит его умереть.

Адам выскочил в коридор и едва совладал с тошнотой.

— Нельзя быть таким нервным, — сказал Адам своему искаженному отражению в зеркале туалета. — Господи. До чего же мерзкая история!..