Американская роза

Цвета, которых мы не видели

  Луи в зеркале смотрит на него его голубыми глазами беззвучно, нерешительно. Луи в зеркале — это тот же Луи, который смотрит на него из реального мира, Луи, полный сомнений и невысказанных страхов.

И он выглядит нормально. Он не выглядит жалким или геем. Он не похож на никчёмного твинка*, верно?

Он не никчёмный твинк.

У него есть трудности с Гарри, безусловно. Гарри всегда был непреднамеренно обаятельным. Он никогда не заставляет людей влюбляться в него, но стоит ему сказать лишь слово, и он уже в вашем сердце.

Луи знает это, знает лучше, чем кто-либо, и это основная причина, почему он хочет быть с Гарри, но также и причина, почему он не хочет, чтобы тот был где-нибудь рядом с ним.

Гарри — искуситель, и, кажется, Луи — лёгкая добыча.

Он трясёт головой, очищая её от ненужных мыслей, когда надевает на себя старую рубашку, которая, скорее всего, принадлежит Гарри. Одна из многих вещей, которые он оставил, когда они разошлись.

Луи, я люблю тебя каждой частичкой себя. Пожалуйста, не оставляй меня.

Луи вздрагивает, когда вспоминает слова Гарри, произнесённые им два года назад.

Никчёмный твинк.

Теперь Гарри возвращается в его жизнь, и вместе с ним снова приходит эта неправильная необходимость доказывать его матери что-то, чего, вероятно, даже не существует. Луи вздыхает, перегруженный своими мыслями и страхами.

Он хотел бы остановить это. Он хотел бы родиться в каком-либо другом месте.

Гарри, я не могу быть с тобой. Я натурал, я не люблю тебя так, как любишь меня ты.

Собственный голос Луи даёт ему озноб, его ложь так груба. Он не гей, вот почему он разбил сердце Гарри. Пожалуйста, перестаньте говорить о нём как о никчёмном твинке.

Луи в зеркале — это его отражение, его истинная сущность, и Луи не знает, хочет ли он заплакать в отчаянии или разбить это зеркало, пока от него не останется ничего, кроме пыли.

— Блять, — говорит Луи, проводя рукой по волосам. — БЛЯТЬ.

Его телефон начинает вибрировать на столешнице в ванной прямо перед тем, как собирается сломать всё, что есть рядом с ним. Это сообщение от Гарри, говорящее о том, что он уже пришёл. Луи улыбается несмотря на эмоциональное разрушение; Гарри настолько робкий, что никогда не чувствует себя достаточно уверенно, чтобы позвонить в дверь.

Он делает глубокий вдох, закрывая глаза и позволяя неуверенности исчезнуть. Считая до десяти и сохраняя мысли сфокусированными на Гарри и только на Гарри, он выходит из ванной.

Гарри стоит у двери, когда Луи открывает её. Он высокий, достаточно высокий, чтобы целиком обернуть Луи в свои руки и защитить его от мира. Он также безумно великолепен, но Луи не должен интересоваться его красотой. Лицо Гарри начинает светиться, как только Луи открывает дверь.

— Привет, Луи.

— Хэй. Утра, Хаз, — отвечает он и открывает путь к дому.

Они не целуются в знак приветствия, но Луи знает, что Гарри хотел поцеловать его. Он закрывает дверь за ним, осознавая неловкость ситуации. Он резко не имеет никакого понятия, что он должен делать со своими руками, так что начинает теребить рукав свитера. Гарри не говорит многого тоже.

Луи хочет сказать что-нибудь, сделать что-нибудь.

— Ты стал выше, — комментирует он, не подумав, просто чтобы заполнить тишину между ними. Он сомневается, звучал ли он когда-нибудь ещё так глупо.

— Ты стал красивее.

Гарри Стайлс — худший соблазнитель в мире, по мыслям Луи.

— Гарри Стайлс?

Для большего веселья Луи, Джей появляется в коридоре, когда слышит голос Гарри, приятно удивлённая увидеть парня тут.

— О боже мой, посмотрите кто здесь!

Гарри приветствует Джей крепким объятием, одним из тех объятий, в которых Луи отчаянно нуждается, но считает себя слишком натуралом, чтобы просить о них.

— Джей, очень приятно увидеть тебя снова.

— Ты что, шутишь? Это мне приятно! — восклицает Джей, оборачиваясь к Луи. — Я не знала, что он был здесь, Луи!

Луи смотрит на Гарри, наблюдая, как его улыбка становится всё шире и шире, пока он старается скрыть это, смотря вниз на свои ноги. Он всегда был сладким, как шар сладкой ваты, Луи должен признать это.

— Ты должен был прийти к нам сразу, как только приехал сюда, — говорит Джей. Луи соглашается с ней, но не может набраться смелости сказать это вслух.

— Я приехал два дня назад, — объясняет Гарри, проводя рукой по своим грязным длинным волосам.

— Ты встретился с Луи вчера?

— Он пришёл в звукозаписывающую компанию.

Джей кивает, по-прежнему улыбаясь.

— Ты более, чем желателен в этом доме, дорогой.

— Спасибо большое, Джей, — робко бормочет Гарри, его щёки красные, как вишня.

— Он уже видел девушку, с которой ты встречаешься, Луи? Даниэла, да? — спрашивает Джей, поворачиваясь к сыну.

Луи ненавидит её всем сердцем в этот момент. Она его мама, и он любит свою семью больше всего в мире, но он не может перестать задаваться вопросом... Почему.

Почему его слова всё ещё ранят Луи так сильно, даже когда он знает, насколько Трой дерьмовый. Почему он всё ещё чувствует, будто ему нужно как-то оправдываться перед своей матерью. Почему он думает о себе, как о никчёмном твинке, как говорил Трой?

— Она красивая, — бессовестно лжёт Гарри; он прикрывает задницу Луи, даже если никогда не видел эту девушку.

— Мы найдём тебе кого-нибудь скоро, дорогой, — уверяет Джей, подмигивая ему.

Отчаяние, вызванное невозможностью сказать что-либо, берёт контроль над Луи. Гарри не нужно находить кого-нибудь; он не хочет, чтобы Гарри нужен был кто-либо ещё. Он хочет, спустя всё это время, он хочет, чтобы каждый сантиметр Гарри принадлежал ему, даже если он не может быть достаточно сильным, чтобы отдать себя Гарри.

Это эгоистично, но такой эгоизм не вызывает в Луи борьбу.

— Ладно, давай пойдём позавтракаем где-нибудь, — предлагает Луи, его ревность (он ревнует?) говорит за него.

— Нет! Оставайтесь здесь, мы делаем завтрак, — приглашает Джей радостно.

— Тогда по крайней мере позволь мне что-нибудь приготовить, Джей, — говорит Гарри, предложение, которое не удивляет никого из них. Он всегда любил хозяйственность.

— Я не могу отказать лучшему повару, которого я знаю, — кивает она, похлопывая его по спине. — Пошли на кухню.

Луи следует за своей мамой и Гарри, задаваясь вопросом, почему парень так хорошо подходит его семье и так плохо его фальшивой жизни натурала.

Конечно же, сёстры Луи в восторге, когда видят Гарри. Никто не может избежать его очарования, даже самые маленькие. Они все счастливы видеть его, и Гарри проводит большое количество времени, восхищаясь, как выросли Дорис и Эрнест.

Затем он берёт контроль над кухней, готовя завтрак и в то же время говоря с Физзи об их жизнях, и Луи притворяется, что работает над своими делами, когда на самом деле он внимательно слушает всё, о чем говорит Гарри.

Как только все занимают свои места за столом, Гарри приносит им их еду. Луи Гарри предлагает тарелку яиц с беконом и хлеб.

— Я помню, что ты любил бекон по утрам, — говорит Гарри вскользь, собираясь сесть на своё место после подачи еды Луи.

Это правда. И Луи абсолютно точно не чувствует, как его сердце тает от сладости, которой обладает Гарри. Он переводит взгляд на свою мать, пытаясь обнаружить какой-нибудь знак, показывающий её отвращение к нему. В любом случае, Джей не обращает на него внимания, так что Луи позволяет своему сердцу наполниться любовью к Гарри.

— Гарри, это так вкусно! Мы по тебе очень скучали, — говорит Лотти, жуя свой хлеб. — Ты готовишь лучше, чем мама.

— Лотти Томлинсон! — возмущается Джей.

— Ой, заткнись, мам, — говорит её дочь, закатывая глаза. — Ты же знаешь, что это правда.

— Как долго времени вы провели порознь? Полтора года? — спрашивает Физзи, меняя столовые приборы.

— Два года и три месяца, если быть точным, — отвечает Луи. Не то чтобы у него был отсчёт времени, потому что он совершенно точно не считал дни с тех пор, как разбил сердце Гарри. — То есть... Да.

— И всё это время ты был дома, дорогой? — спрашивает Джей у Гарри.

— Нет, — качает головой он. — Я переехал в Лондон, чтобы начать учёбу в колледже.

— О, это верно, — кивает она, нарезая хлеб Дорис на маленькие кусочки, чтобы она смогла съесть его. — И почему же ты приехал сюда? Каникулы?

— Да, — кивает Гарри с улыбкой. — Я отдыхаю. Лондон иногда бывает немного... перенапрягающим.

— Я думала, ты говорил, что учишься там, — удивляется Физзи. Луи думал то же самое, но, по-видимому, есть ещё много вещей, которые он не знает о Гарри.

— Я учился, но...

Луи давится своей яичницей, когда пытается её проглотить; Дэн быстро помогает ему, похлопывая по спине. Луи даже не говорит спасибо.

— Я немного завалил колледж, — пожимает плечами Гарри, говоря еле слышно. — У меня были не лучшие времена там.

Это звучит убедительно, по мыслям Луи; также это заставляет его любопытство расти ещё больше.

— Что ж, если Энн поддерживает твоё решение, то и я тоже, — говорит Джей. Луи знает, насколько сильно его мама любит Гарри; будто можно было избежать любви к нему, так или иначе. — Мы хотим всего самого лучшего для тебя, Гарри.

— Да, хотим, — поддерживает Лотти.

Луи не понимает, почему Гарри вернулся. Почему он без колебаний искал его после всего того дерьма, через которое заставил его пройти Луи. Он должен ненавидеть его каждой мышцей своего сердца, а не сидеть на его кухне, готовить завтрак его семье и говорить о своей карьере так, будто Луи не знал, насколько сильно Гарри любит его, и насколько сильно он не может ответить ему взаимностью на эту любовь, потому что он грёбаная трусливая задница.

— И что ты изучал? — спрашивает Дэн, потягивая кофе.

— Бизнес, но я хочу быть художником. Я пошёл в колледж с моим лучшим другом, Ником. Ты помнишь его, Лу?

— Помню, — бормочет он, глядя на Гарри. Его глаза зеленее травы и чище речной воды. Глубокие, как небо, бесконечные, как Вселенная. Луи мог бы писать поэмы об этих глазах до конца своей жизни; но это не очень натурально для него.

— Ладно, мне пора в школу, — сообщает Физзи, поднимаясь с места. — Хоть кто-то должен быть умным в этой семье.

— Потому что роль успешного уже занята, — весело отвечает Луи, поднимая голову вверх. — Мной.

Физзи кидает кусок хлеба в своего брата, получая осуждающий взгляд матери. Лотти взрывается смехом, что заставляет Джей встать и положить конец начинающейся борьбе.

— Нет, Гарри, абсолютно нет! — говорит она, как только Гарри пытается собрать тарелки. — Ты в праве сделать перерыв. Луи, помой посуду.

— Мам!

— Я помогу, — упрямо предлагает Гарри. — Мне всё равно нечего делать.

Луи начинает убирать грязную посуду со стола, пока его сёстры исчезают, чтобы собрать все свои школьные принадлежности. Немного позже, когда вся семья уходит, в доме повисает непривычная тишина.

Гарри молчит, пока моет тарелки, и Луи не может перестать пялиться на него. Не так давно он мог смотреть на Гарри без всепоглощающего чувства вины, так как они были лучшими друзьями, а лучшие друзья всегда дополняют друг друга.

Спустя несколько минут Луи понимает, что Гарри не собирается нарушать тишину. Он даже не взглянул на него, слишком сосредоточенный на своей задаче. Именно поэтому Луи садится на кухонный выступ, хватая пачку чипсов, и решает задать вопрос, мучивший его в течение всего дня.

— Почему ты вернулся, котёнок? — бросает он с поддельным равнодушием. Гарри поворачивается к нему. — Будь честен со мной, пожалуйста.

— Я всегда был честен с тобой, Лу, — отмечает Гарри. Это не должно причинять столько боли, но в любом случае причиняет, потому что Луи знает, что это правда. Гарри снимает с себя перчатки и выключает кран, прислоняясь к кухонной стойке. — Разве тебе не надо работать?

— Нет, — честно отвечает Луи. — У меня что-то вроде творческого кризиса, так что... Я весь твой.

— Оу. Ладно. — Он замолкает, глядя на свои ноги. Луи хочет обнять его, нашептать нежности на ухо и пообещать, что всё встанет на свои места. Но он не делает этого. — Я не знаю, я просто... Я просто хочу, чтобы моё расстройство было красивым.

— Что? — удивлённо спрашивает Луи. По правде говоря, он никогда не думал о синестезии Гарри как о расстройстве. Нечто столь красивое, как цветной слух, не могло рассматриваться как обычное грёбаное расстройство. — Именно это ты имел в виду вчера, когда сказал мне, что не рад жить с синестезией?

Гарри кивает.

— Ты помнишь, что случается, когда... Когда я слышу слишком много цветов?

— Да. Сенсорная перегрузка, до сих пор помню, — шепчет Луи, подаваясь вперёд, чтобы накрыть руку Гарри своей. Это единственное, что подталкивает его разрушить свои собственные барьеры, остановить страх близости с Гарри, — видеть, как он страдает.

— Люди ненавидят меня из-за этого.

Если здесь и есть что-то, что ненавидит Луи, — это наблюдать, как этот прекрасный ангел испытывает боль. Он был так напуган и увязнут в собственном отчаянии, что не успевал подумать, что у Гарри тоже были свои страхи.

— Не говори так. Как кто-то смог бы тебя когда-либо возненавидеть?

— Это правда, Луи, — говорит Гарри, и его голос открыто передаёт все сломанные чувства. Луи осознает, насколько ему на самом деле больно. — Они думают, что я какой-то урод. Я не вписываюсь в мир, и я знаю, что это моя вина. Всё, что я слышу, — это чёрный. Ты... Ты. — Он закрывает глаза, вероятно, пытаясь сдержать слёзы. — Ты делаешь всё лучше.

— Я делаю всё краснее, ты имеешь в виду, — дразнит Луи. На лице Гарри образуется широкая улыбка, и он хихикает, словно маленький щенок. Луи чувствует себя хорошо, когда заставляет Гарри смеяться. Мир лучше, если Гарри улыбается.

— Да, краснее тоже.

— Значит твоя поездка — это большая ложь? — пытается спросить Луи.

— Нет, это не так, — быстро отрицает Гарри, качая своими кудрявыми волосами. — Это правда; мне нужно было время, чтобы привести в порядок мысли. Просто... Я выбрал Ливерпуль, потому что... Ну, не без причины. Я приехал из-за...

— Меня.

Гарри не отрицает и не подтверждает этот факт. Он стоит в тишине, его большой палец гладит кожу Луи нежно, стараясь быть плавным и чувственным в своих движениях. Луи не особо любит физический контакт с мальчиками, Гарри знает это; причина, по которой он дорожит этими маленькими моментами, когда они держатся за руки.

— Я... Я просто, — бормочет он, нарушая тишину. — Я не знаю. У всей твоей семьи оттенки пастельных тонов. По утрам твой голос алый. Он заставляет меня чувствовать... безопасность. Мои чувства работают правильно. — Он трясет головой, хмурясь, как щенок, и опуская взгляд на ноги. — Пожалуйста, я не хочу говорить об этом, не сейчас.

Их пальцы находят друг друга таким образом, что по телу Луи проходит электрический заряд. Чувство, которые у него появляется, когда Гарри касается его рук, захватывающее.

— Нам не обязательно говорить об этом сейчас, но ты должен знать кое-что, Хаз. — Он прочищает горло, прежде чем продолжить. — В этом нет ничьей вины, и уж тем более твоей. Твоя синестезия всегда была красивой. Ты можешь знать, когда я лгу. Ты слышишь от меня правду прежде, чем я могу принять её сам. Это, дорогой Гарри, называется красотой.

— Спасибо. Хоть я всё ещё не уверен, — говорит Гарри, смущённо улыбаясь. — Ты так хорошо относишься ко мне, всегда.

— Это моя работа, — дразнит Луи, и он любит этого парня так сильно, что это ранит. — Мы найдём способ показать миру, насколько красива твоя синестезия, котёнок. Поверь мне.

Гарри отвечает не сразу, запутавшись в мыслях.

— Извини, что я вернулся, — говорит Гарри, смутившись. Он не должен так себя чувствовать, по мыслям Луи, потому что он не сделал ничего плохого, кроме преследования самого важного для него: любви. — Я знаю, что не должен был. Но...

— Не извиняйся, тебе не за что извиняться, — проясняет Луи. — Я твой друг. Ты прислал мне... то сообщение, и я знал, что ты вернешься, в конце концов. Я помню, я всегда буду помнить о твоей восприимчивости, Хаз. Я всегда знал, когда тебе нужно остановить свою сверхчувствительность.

Гарри серьёзно кивает.

— Я знаю. Но всё же мы ругались в последний раз, когда я видел тебя.

— Милый. — Прозвище вылетает изо рта автоматически, голос становится мягче. - Да, я знаю, и я сожалею об этом. Я не должен был быть таким... резким.

Гарри улыбается своей красивой улыбкой, сияющей, как луна, и смотрит на Луи с преданностью, любовью и обожанием; все те, вещи, которые Луи думает, что не заслуживает.

— Всё в порядке, Лу.

— Всё не в порядке, — возражает он, качая головой. — Мы были друзьями, Г, я должен был уважать тебя. Ты всегда был чувствительным, и я знал об этом, я совершил ошибку и хочу извиниться за неё.

Быть другом Гарри звучит не очень хорошо. Но по крайней мере это хоть что-то.

— Ладно. Спасибо тебе. Правда. — Он действительно благодарен, и из-за этого Луи чувствует себя немного лучше. - Я, возможно, ненавидел тебя немного поначалу, — шутит он, у глаз появляются морщинки. — Но я до сих пор...

Он не продолжает, но ему и не нужно, Луи знает, что он хотел сказать. Я до сих пор люблю тебя.

Гарри сглатывает, качая головой.

— Извини, — бормочет он. — Я знаю, что это трудно для тебя.

Луи хочет ударить себя в лицо. Он не желает делать это трудным для Гарри, ради бога, у ребёнка уже и так много проблем с непонимающим отцом и тем фактом, что люди всегда называют расстройствами вещи, которые они не могут понять.

— Я... Возможно.

Гарри смотрит на него так внимательно, что Луи хочет скрыться под кроватью и никогда не выползать.

Он не в безопасности с Гарри, потому что он не может контролировать свои чувства к нему. Он не может просто солгать.

— Я не буду спрашивать о твоей сексуальной ориентации, Лу. Я знаю, что это всё ещё сложно для тебя.

Луи вздрагивает при словах Гарри. Он пытается пропустить вопрос, как что-то малозначительное, но на самом деле это жизненно важно в их отношениях. Это подтверждает тот факт, что Гарри всё ещё любит его, а Луи не в состоянии принять себя.

Если крики Остина в голове Луи всегда угрожали его самооценке, Гарри всегда знал. Если слова ушедшего человека навсегда оставили метки на нём, Гарри знает.

— Спасибо, котёнок. Правда, спасибо.

— Но если хочешь знать, — говорит он, протягивая руку вперёд, чтобы провести большим пальцем по скуле Луи. Луи дрожит, когда Гарри касается его, но попытка отстраниться проваливается, когда он чувствует его тепло на своей коже. — Я не думаю, что ты никчёмный.

Луи вздрагивает при этих словах. «Родители могут так испоганить жизни своих детей,» — думает он.

— Хаз, на сколько ты здесь останешься?

— Эм, на неделю, думаю.

Луи хочет, чтобы он остался навсегда, но ему нужно найти лучшее оправдание, чем нужда в его компании. Нуждаться в ком-то так, как он нуждается в Гарри, что ж... Это не то, что должно происходить с ним. Это не тот идеальный-натурал-Луи-Томлинсон, которым он должен быть.

— Ну, может, ты бы хотел остаться на неделю здесь? Я имею в виду в моём доме. У нас есть пустая комната, так что...

Гарри даже не раскрывает глаза, он просто стоит, как статуя. Он реагирует на просьбу Луи со спокойствием воскресного утра и ничего не выражающим лицом.

— Хаз, по крайней мере сделай вид, что рад этому!

— Я рад, Лу, я правда рад, — отвечает он сразу, но не выглядя восторженным, и это расстраивает Луи больше, чем должно. — Просто... Я... Ты застал меня врасплох.

Луи делает вид, что не наклоняется к Гарри, требуя близости.

— Хаз, пожалуйста. Останься со мной.

Он звучит нуждающимся. Луи Томлинсон никогда не звучит нуждающимся, но, опять же, Гарри переворачивает его мир с ног на голову. Он умолял так, будто Гарри мог иметь какую-то необычную силу, чтобы помочь ему принять себя. Что он и делает, его сила в умении слышать ложь Луи в цвете.

Луи колеблется.

— Я имею в виду... Если ты хочешь?.. — Луи отчаянно нуждается в заполнении тишины между ними.

— Всё в порядке. Да, я хочу этого. — Гарри кивает, и у него не получается скрыть радость от предложения Луи. — Если ты не возражаешь.

— Не глупи, Гарри, это же я тебя спросил. Конечно, я не возражаю.

— Точно?

— Точно, — кивает Луи. - Г, пока ты будешь здесь, пастельные тона — это всё, что ты услышишь. Обещаю.

— Твоего красного достаточно для меня в любом случае.

Луи не понимает, что же такого он сделал в жизни, чтобы заслужить столь прекрасного человека, как Гарри.