У вас семь новых сообщений - Стюарт Льюис

Глава 38

Красная дорожка, красный телефон

Утром мы собираемся вместе, не хватает только моего отца. Ричард и Элиза обсуждают последнюю книгу Дэвида Седариса. Тайл работает над своим сочинением. Я насыпаю нам мюсли и режу фрукты. Мне очень хочется чувствовать, что я на своем месте, но чего-то не хватает… Последнее сообщение, Оливер, отец — я не могу до них добраться, несмотря на то что сегодня открывается моя выставка. Мы все замолкаем, думая каждый о своем. В отдалении раздается раскат грома. Я закрываю глаза. Вот так все начинается.
Я слышу, как Элиза звонит в школу и отпрашивает меня. Ее уверенный тон впечатляет. Ричард отвозит в школу Тайла, а мы с ней моем посуду. Когда все стало таким простым? Как вышло, что я так спокойно чувствую себя рядом с этой женщиной, занявшей место моей матери. Я вытираю и убираю посуду, и чувство пустоты возвращается. Место, которое занимала Марион Кловер. Модель, писательница… неверная жена?
Мы вместе с Элизой ждем на улице такси.
— Жаль, что я не смогу прийти, но мне приходится мириться с безумной тетушкой. Но я постараюсь сделать так, чтобы Тайл пришел. — Подъезжает такси, она поворачивается ко мне: — У тебя все получится, я уверена.
Она уезжает, и я смотрю через улицу на дверь Оливера. Мне кажется, что проходит час. Я до сих пор никак не могу понять, почему он так поступил. Мне хочется оставить на его пороге приглашение, но эта мысль мимолетна, как время, проведенное вместе. И все-таки нам было так хорошо, это время было, как лучший кусочек сандвича — середина, где все вкусы сливаются в гармонии. А теперь мне остались только рисовые хлебцы.
Я прерываю себя на этой мысли. Сегодня мой день. Открытие выставки в лучшей галерее Бруклина! Многие ли могут этим похвастаться в пятнадцать лет?
Я достаю из кармана список гостей и пробегаю его глазами. Большая часть знаменитостей попала сюда случайно, но некоторые имена мне знакомы. Если бы можно было добавить еще кого-нибудь, я бы предложила Дрю Бэрримор. Она казалась такой милой, когда мы с ней разговаривали тем дождливым днем. Думаю, ей понравились бы фотографии. Я делаю глубокий вдох, беру себя в руки и звоню Кристи — папиному агенту по рекламе.
— О, да это же мисс Луна — восходящая звезда фотографии.
— Да. Слушайте, я понимаю, что поздно спохватилась, но если Дрю Бэрримор еще…
— Стоит на быстром наборе? Да.
— Как думаете, вы сумеете…
— Если она в городе, считай, что я ее пригласила.
— Спасибо.
— Ты готова к красной ковровой дорожке?
Красная дорожка, впрочем, больше напоминает красный коврик под дверью. Но перед входом лента, у которой толпится около десятка фоторепортеров. Стоило только просочиться информации о том, что я дочь Жюля Кловера, как СМИ подняли шумиху. Я достаточно здраво мыслю, чтобы понимать: всего этого не было бы, не будь я дочерью своих родителей, но как прикажете мне поступить? Отказаться от возможности, которая предоставляется раз в жизни? Не думаю. Сейчас главное доказать, что я тут не только благодаря связям. Прежде чем выйти из машины, Ричард сжимает мою руку и требует:
— Зубы.
Я демонстрирую их.
— Отлично. Боюсь, ты уже не моя большая девочка. Ты женщина. Взрослая хищница.
Я выхожу из машины, и тут же начинают сверкать вспышки. Я оборачиваюсь и смотрю в камеры, как на моем месте поступила бы Кейт Уинслет. Повсюду сверкают вспышки. Я чувствую себя на седьмом небе, но это мелочи по сравнению с увиденным в зале: Тайл в смокинге. У меня нет слов.
— Кажется, твое платье привлекло внимание, — говорит он.
— А что насчет фотографий?
— Единственные в своем роде.
Я улыбаюсь и говорю, что он великолепно выглядит. Он слегка кланяется в ответ.
Я хожу по залу как посетитель, но у меня есть свой секрет. В углу я вижу лестницу, которая упирается в кирпичную стену, как мечта, которой не дали сбыться, и не могу не думать о матери. Она гордилась бы мной, я знаю.
Я поднимаюсь на четвертую ступеньку и осматриваюсь.
Мисс Грей восхищенно вздыхает перед каждым снимком. Я ее до смерти люблю, но ей бы не помешало иногда покупать одежду этого века. Ее толстому, лысеющему кавалеру, кажется, скучно.
Жанин пришла с мамой, и та уже выглядит слегка нетрезвой.
Ричард разрешает Тайлу сделать глоток из своего стакана с пуншем. Я тайком наблюдаю за тем, как они обсуждают мои фотографии, делая вид, что они знатоки искусства. Так мило.
Жанин оставляет маму и поднимается ко мне. Она показывает на стену и говорит:
— Вот тебе и лестница в небо.
— Мне нужна лестница хоть куда-то. Мне надо уехать. Например, в Италию, и там постараться выбросить все это из головы. Я еще ни с кем не говорила. Я так нервничаю из-за этой выставки, она открылась в такое сложное время, понимаешь.
— Да ладно. Я думаю, ты неплохо устроилась. Ты так легко со всем справляешься.
— Стараюсь.
— Ой, глянь! Вкусняшки!
Еда выглядит действительно вкусной: маленькие канапе, грибы, фаршированные сыром с голубой плесенью, шашлычки из баранины. Но я не в состоянии есть. Отовсюду слышатся поздравления, такое чувство, что это моя свадьба или что-то в этом роде. Я улыбаюсь, пока у меня не сводит скулы. Через какое-то время я выхожу на улицу и иду к дальнему концу квартала, чтобы меня никто не видел.
Я смотрю на струйку пара, выходящую из решетки в асфальте, и вдруг слышу знакомый голос:
— Эй, девушка, не вы потеряли?
Это Леви, на его ладони мамин телефон. Такое чувство, что у меня останавливается сердце. Я пытаюсь сказать: «О Господи!», но не могу издать ни звука.
— Этот диван у нас в приемной ест все, что на него кладут. Я понял, что это твой, потому что просмотрел фотографии.
— Ох, спасибо тебе. — А мне даже в голову не пришло посмотреть что там за фотографии.
— Как выставка?
— Чересчур для меня, но я твой должник. Без тебя бы ничего не было.
Он машет рукой, будто это ничего не стоит.
— Можешь посылать мне чеки, когда разбогатеешь.
Я смотрю на телефон так, словно он свалился с дерева. Леви понимает, что мне надо побыть одной, и уходит со словами:
— Увидимся внутри.
Пройдя несколько шагов, он оборачивается и замечает:
— Симпатичное платье.
Я лихорадочно набираю номер голосовой почты, и такой знакомый механический голос произносит:
ЧТОБЫ ПРОСЛУШАТЬ СВОЕ СООБЩЕНИЕ, НАЖМИТЕ «ОДИН».
Это мой отец, и он нетвердо произносит:
Я вижу тебя, почему ты продолжаешь мне лгать? Я прямо тут…
На заднем плане слышен шум машин и звук, похожий на визг тормозов. Он вешает трубку. Я вздрагиваю и иду дальше по переулку. Кажется, я только что слышала, как умерла моя мать.
Сообщение раз за разом повторяется у меня в голове. Он говорил так… я не помню, чтобы мой отец был… в таком отчаянии. Ну что ж, по крайней мере теперь я точно знаю. Он был там. Он видел, как она умерла. Мне хочется его убить, но я не могу не сочувствовать ему. Он любил ее, он был вынужден добиваться ее, а она его предала. Больше того, он вынужден был оказаться свидетелем ее смерти.
Я подбираю платье и разворачиваюсь, ускоряя шаг. Мне надо поговорить с отцом и добраться до сути. Беда только в том, что отца сейчас здесь нет. Я на секунду останавливаюсь под тусклым фонарем. Почему же отец, раз он там был и все видел, не сказал мне об этом.
Наверное, я выгляжу странно — девушка в вечернем платье, в одиночестве стоящая на Бедфорд. Я вижу на другой стороне улицы мужчину, который разглядывает номера домов, по всей видимости, не зная, куда идти. Я не сразу понимаю, что это мой отец. Его присутствие заставляет мое сердце замереть. После последнего разговора я поняла, что он застрял в Лос-Анджелесе и не может приехать.
— Папа! Я думала, ты…
Он оборачивается, и при виде платья его лицо искажается.
— Шутишь? Мне пришлось взять самолет студии, но я все-таки здесь. Только один вопрос: где эта чертова галерея?
Я показываю ему:
— Вон же красный коврик.
Он улыбается и притягивает меня к себе. Когда он меня отпускает, я говорю:
— Папа, я все знаю. Я знаю, как умерла мама. Я знаю, что ты там был. Почему ты не сказал?
Он поправляет галстук и вздыхает.
— Ты действительно хочешь поговорить об этом именно сейчас?
— Да.
Он ставит сумку на землю и принимается ходить кругами.
— Я не хотел взваливать на тебя еще и это.
Его глаза блестят от слез.
— Луна, ты знаешь, как я любил твою маму. Она была… всем для меня. Но я, очевидно, был для нее недостаточно хорош. Она говорила, что я слишком глубоко зарывался в свою работу и не уделял ей достаточно внимания. — Теперь он действительно плачет, и, кажется, это заразно. — Но я уделял ей внимание, Луна. И вся эта история с Коулом… Я боялся, что ты…
Я обнимаю его, заставляя замолчать.
— Просто больше не ври мне, папа. Ты все, что у меня осталось.
— Я знаю, Луна. Я больше не стану, обещаю. Ты знаешь, весь прошлый год я винил себя. Но, что более важно, я простил ее. Но не смогу ей об этом сказать. А с Элизой… не знаю, получится ли. Я чувствую себя таким виноватым, мне надо что-то с этим делать. К счастью, я смог отвлечься, работая над этим фильмом, но сейчас работа окончена.
Мы стоим у входа в галерею, глядя на красный коврик и на стильных людей, мелькающих в окнах.
— Ну, сейчас нам надо выступить вместе. Я хочу, чтобы ты обо всем забыл, выпил пунша и посмотрел, какие фотографии делает твоя дочь.
Он гладит меня по щекам, и я краснею.
— Ты же знаешь, что я всегда был поклонником твоих работ с твоих пяти лет. Ты видела стены моего кабинета?
Я не отвечаю. Когда мы подходим к двери, я вспоминаю, что хотела ему кое-что сказать, и останавливаю его.
— Не думала, что скажу это, но мне нравится Элиза. Она неплохой человек.
Он с недоверием смотрит на меня.
— Не сдавайся, — шепчу я, проходя в двери галереи.
Вечеринка за время моего отсутствия стала еще более оживленной. Играет ненавязчивая музыка, люди увлеченно болтают. Лес подходит и что-то шепчет мне на ухо. Я его не слышу, поэтому он вынужден повторить громче.
— Нам понадобится собственная лаборатория, чтобы сделать все снимки, которые нам заказали.
— Правда?
Он очень оживлен. Холодная манера знатока искусства куда-то исчезла, и теперь Лес выглядит увлеченным школьником. Пока я раздумываю, в чем причина такой перемены, приходит ответ в виде слегка нетрезвой Дарии, берущей его под руку. Так вот какая у нее была цель. Свидание с Лесом. Зачем красавице-модели с бесконечно длинными ногами мог понадобиться страшненький галерейщик в очках с зеленой оправой, я понять не в состоянии и уже давно отчаялась искать всему объяснение. Жизнь — сложная штука.
В тот момент, когда мне кажется, что вечер удался, заходит Дрю Бэрримор, и, не поверите, она меня помнит! Актриса говорит, что услышала о моей выставке и поменяла билет на самолет, чтобы прийти.
— Вы шутите!
— Нисколько. Кстати, вон та фотография мальчика, который рисует мелом город. Я хочу ее большую копию для моей ванной в Лос-Анджелесе.
Меня несколько смущает тот факт, что снимок она собирается вешать в ванной, но я уверена: там с комфортом могут переночевать десять человек, поэтому обижаться не на что.
— Господи, это честь для меня.
— А кто эта женщина? — Она показывает на портрет мисс Грей.
— Моя учительница английского.
— Старой закалки человек.
— Да.