У вас семь новых сообщений - Стюарт Льюис

Глава 42

Мой новый лучший друг

Я сижу в ванне, окно открыто, и сквозь него дует ветерок из сада. Я чувствую запах трав, в основном базилика, и представляю, какой получится лазанья. Наверное, я тут наберу фунтов десять, но мне все равно, главное, плавать побольше.
Когда я была маленькой и мы часто ездили на пляж в Нантакет, родители с трудом могли выманить меня из воды. Я лежала на полосе прибоя, делая вид, что я русалка, или скакала по волнам, как дельфин. А иногда я ложилась на спину и смотрела в бесконечное небо над собой, и океан поддерживал меня, как будто я лечу.
Вернувшись в комнату, я замечаю на столе старую коробку, наверху карандашом написано «Луна». Должно быть, это вещи моей матери, которые Ричард хотел вернуть. Я сажусь и долго держу коробку на коленях. Слышу, что Джулиан вернулся домой. Я подхожу к окну и вижу, как он отвозит свой велосипед в сарай рядом с бассейном. Затем он стаскивает с себя одежду и забирается под душ во дворе. Я замечаю его зад — гладкий и твердый как камень. Вымывшись, он все еще обнаженным ныряет в бассейн. Он быстро плавает из конца в конец, переворачиваясь, как спортсмен. Невероятно. Как будто тридцати двух миль на велосипеде ему не хватило, и теперь надо проплыть еще несколько. Я открываю окно и наклоняюсь, оперевшись локтями на подоконник, как если бы была тренером, следящим за своим лучшим пловцом. В конце концов я достаю свой цифровой фотоаппарат — навороченная модель, которой почти не пользуюсь, и фотографирую заплыв Джулиана. Зад не разглядеть, но можно увидеть одну жилистую руку, а вода ярко-синего цвета почти светится. Джулиан похож на рыбу.
Я спускаюсь вниз и делаю фотографию дома. Здесь царит более домашняя атмосфера, чем в тех местах, где я бывала раньше.
Я в кухне пью воду, когда Джулиан выбирается из бассейна. Я не оглядываюсь, давая ему время одеться. Он же не пойдет в дом голым?
Когда через несколько минут я выглядываю наружу, он рвет базилик в саду, обвязавшись полотенцем вокруг талии. Я делаю снимок его сильной спины в окружении стеблей базилика. Через пару минут он заходит в кухню и говорит:
— Ну что, девочка, будешь моим поваренком?
Я откладываю фотоаппарат и улыбаюсь:
— Естественно. Но тебе придется надеть на себя что-то помимо этого полотенца.
Он смеется, и секунду в его глазах горят искорки. Глаза у него почти такие же зеленые, как базилик, который он держит в руках. Он забегает в туалет рядом с кухней и через пару секунд выходит в шортах и футболке, которая когда-то была красной, но теперь выцвела до лососевого цвета. Я вспоминаю маминого друга Бена — модельера из Лондона, который всегда описывал свои коллекции, используя сравнения с фруктами и овощами: «Много баклажанов в этом сезоне, — мог он сказать, — и лаймов». Сначала я не могла понять, модельер он или шеф-повар.
Джулиан кидает на стол большой пакет артишоков, а потом достает кастрюлю, в которой наверняка можно сварить лошадь.
— Так, нам надо их сварить, а потом выскоблить сердцевинки.
— Звучит жутковато.
Он улыбается. Пока вода закипает, я рассказываю ему об Оливере и о том, как он выскоблил мое сердце.
— Да, парни это умеют, — отзывается Джулиан, — в старших классах я влюбился в своего соседа, Роди Джонсона. Вечером перед выпускным, мы собирались сбежать и отправиться в гостиницу «Шато Мармон» на бульваре Сансет.
— Папа там всегда останавливается! — Я чувствую, что веду себя как перевозбудившийся ребенок, и приказываю себе успокоиться.
— Ну да, что тут сказать? У меня уже тогда был хороший вкус. — Он осторожно бросает в кипяток артишоки. — В любом случае он не пришел, и я был вынужден пойти на выпускной, где и обнаружил его танцующим с Джеки Белл. Симпатичная девочка, если не обращать внимания на неправильный прикус. Это разбило мне сердце. Я весь вечер тихо напивался в углу.
— Мне почему-то трудно представить тебя с разбитым сердцем.
— Ах, тут ты ошибаешься, милая. Все, — заявляет он, накрывая огромную кастрюлю крышкой, — все хоть раз в жизни это переживают, а многие и по нескольку раз. Такова жизнь.
— Так это был единственный раз в твоей жизни?
— Единственный, который меня действительно потряс. Если я встречу Роди Джонсона, я, наверное, дам ему по яйцам.
Звонит телефон, и Джулиан берет трубку, мастерски сочетая разговор со срезанием цедры с лимона.
— Чао. В восемь часов, милая. По времени Тосканы, не по Фиджи. Хорошо, ciao bella.[5]Пока, красавица (ит.). — Он кладет трубку и принимается мыть салат.
Мне поручили порезать базилик.
— Это Изабелла. Она канадская рок-звезда. Последние два года провела на Фиджи, и ее чувство времени и ответственности… ну, скажем, отключились. Конечно, рок-звезды никогда не были пунктуальными, но Изабелла, я думаю, учится. Ее муж — полная противоположность. Парень, помоги ему Бог, всегда действует в соответствии со сводами правил, инструкциями и таблицами. Когда его нет поблизости, за ней приходится следить.
Я передаю ему первую партию мелко порубленного базилика.
— Молодец! Мы сделаем из тебя шеф-повара. Кстати, я всегда говорю, что немного вина в процессе готовки делает блюдо приготовленным по-настоящему с душой. — Он наливает себе полстакана красного вина и глоточек мне. На бутылке нет этикетки.
— Это с виноградников нашего соседа. Выносит мозг. — Джулиан делает небольшой глоток, держит вино во рту и с улыбкой проглатывает. — На вкус сплошная ежевика. Варенье в бутылке.
Я пробую вино и пытаюсь так же поиграть им, но не удерживаю все во рту. Когда артишоки готовы, Джулиан снимает их с плиты и ставит диск с итальянской оперой. Может быть, дело в этой торжественной музыке, но я чувствую себя настоящим шеф-поваром. Джулиан уже сварил пасту, так что мы с ним начинаем складывать лазанью. Рикотта, моцарелла, артишоки, томатная паста, базилик, сладкие итальянские колбаски и так далее. У меня слегка кружится голова, и я начинаю чувствовать, что проголодалась. Когда мы заканчиваем, Джулиан говорит:
— Салат доделаем потом. Теперь пошли наверх прихорашиваться.
Я укладываю волосы в прическу и решаю воспользоваться тушью, которую мне на прощание со словами: «Никогда нельзя знать, что тебя ожидает» дала Жанин. Я никогда не любила краситься, но тушь, кажется, хорошо подчеркивает мои глаза. Они широко расставлены, как у мамы. Я думала, это странно, но люди говорят, что это придает мне экзотический вид. Как бы там ни было, тушь не помешает. Не могу решить, что надеть. Все кажется слишком простым. В конце концов я выбираю серую юбку и простой топ из легкой ткани.
Внизу Джулиан режет манго для десерта. Он наливает нам по стакану «Пеллегрино», и, разумеется, я тут же начинаю думать об отце. Помню, как-то в шестом классе сильно заболела. Мама была на фотосессии, и папа прилетел домой со съемок в Ванкувере. В то время у нас была няня, которая готовила странную еду и пахла мятой. Тайл обожал ее, потому что она ему пела. Папа принес мне суп в постель и заставил съесть несколько крекеров. Позже я узнала, что задержка стоила кинокомпании сто пятьдесят тысяч долларов. Недешевый желудочный грипп, правда? Но я была рада, что он решил, будто я того стою. Он всегда казался идеалом, и мне все еще интересно, что означали переглядывания Ричарда и Джулиана.
— Ну, друг мой, вот тебе еще одно задание. — Джулиан протягивает мне четыре желтых помидора размером с двадцать пять центов.
Я начинаю резать их, держа так, как видела по телевизору. Джулиан тайком восхищенно наблюдает за моей работой.
— Я видела ту коробку, которую Ричард для меня оставил. Ты хорошо знал мою маму? Она бывала у вас?
Он на секунду перестает резать овощи и пристально смотрит на меня.
— Стояла на том же самом месте.
Мне становится жарко, как будто моя кожа вот-вот загорится.
— Я выйду на минутку?
Я прохожу мимо бассейна и смотрю на холмы вдалеке, окрашенные последними лучами солнца. Кроны деревьев отливают оранжевым. Как я могу сердиться на нее? Но я сержусь. За то, что она оставила меня одну, за то, что она развалила то, что было у них с отцом, — а я знаю, что между ними были настоящие чувства. За то, что она была красавицей, которую все помнят и по чьим следам я вынуждена идти. Мне хочется жить своей жизнью, но она повсюду, во всем, что я делаю.
Когда я возвращаюсь, Джулиан смотрит на меня большими глазами.
— Милая, иди-ка сюда.
Он отводит меня в ванную, усаживает на табурет, смачивает салфетку теплой водой и стирает тушь, растекшуюся по всему лицу. Потом он садится на закрытую крышку унитаза и говорит:
— Я тоже скучаю по ней. Я видел ее больше года назад, но мне кажется, будто это произошло вчера. Если ты действительно близок с человеком, вы всегда встречаетесь так, будто расставания и не было.
Я встаю и проверяю, не застряло ли что-нибудь между зубов.
— Ты знал Коула?
— Пару раз встречал. У него вилла в паре городков отсюда. Он показался мне неплохим парнем.
— Все так говорят! И мне трудно его в чем-то винить. Но в конце концов кто-то же должен быть виноват, верно? Отец был рядом, но он бы там не оказался, если бы не Коул… Ох, Джулиан, прости. Я опять все о том же, а нам с тобой надо мариновать манго, или что там с ним делают.
Он смеется, и мне на секунду становится легче. Но когда мы возвращаемся на кухню, я вспоминаю, что это дом брата моей матери. Я стою на том же месте, где стояла она, и, вероятно, пью из того же стакана. Я начинаю напевать: «Всегда что-то напоминает о тебе».
Заходит Ричард, целует меня в лоб и спрашивает:
— Нашла коробочку?
— Да, но еще не открывала.
— Ни к чему торопиться. Откроем вместе, если хочешь.
— Хорошо.
Он ставит портфель на пол и говорит:
— Я в душ.
Джулиан с улыбкой провожает его взглядом. Потом он утаскивает меня в холл и, поправляя букет в вазе, говорит:
— Знаешь, этот твой дядя… Девять лет прошло, но он до сих пор, если цитировать «REM» — мое все.
— Как получилось, что я видела тебя только пару раз?
— Я был в турне четыре года. Мы с Ричардом всегда встречались в Лондоне. Но один раз я приезжал в Нью-Йорк. Тебе было лет девять. Помнишь?
Я мучительно вспоминаю.
— Да! У тебя тогда были длинные волосы, да?
— Да, жутко длинные. У тебя тогда была подруга. Как ее… Рейчел?
Кто бы мог подумать, что он ее вспомнит.
— Да.
— Она пытала меня на тему Ричарда. В итоге мне пришлось все рассказать.
— Да, она умеет. Я так рада, что ее здесь нет. Мне уже кажется, что все это было много лет назад.
— Правильно делаешь. Всегда надо двигаться дальше…
— Да. Еще бы я знала, куда я двигаюсь.
— На самый верх, детка, — говорит он, и мы чокаемся стаканами.