False happiness [Zarrie]

Глава 22

В гостиную входит пакистанец.
— Что ты… Откуда у тебя ключ?!
— Эдвардс, ты не можешь без приключений, да? Скажи, как можно быть настолько неосторожной, что сломать ногу?! Сильно болит? Кость не собирали? Почему ты не позвонила мне?!
Малик отчитывал меня как маленького ребенка, не сводя взгляда с загипсованной ноги, а я в это время лишь закатывала глаза, все ещё задаваясь вопросом о ключе. Похоже, режимы «забота» и «беспокойство» у него немного вышли из-под контроля. Нельзя не признать того, что было приятно узнать и увидеть его переживания за меня, на душе становится теплее.
— Закончил?
Ничего не ответив, брюнет прищурил глаза, покачав головой.
— Так откуда ключ?
— Твоя мама дала.
— Звонки в дверь уже не модно?
— Предпочитаю нестандартные решения. Есть хочешь?

Поначалу мы молча сверлили глазами экран телевизора, поедая спагетти с сыром. На вид казалось, что нам обоим все равно, когда внутри происходило что-то необъяснимое. Мне казалось, что я предаю подругу, нарушаю какой-то не прописанный закон женской дружбы, находясь с ним ближе, чем на сто метров. И тем не менее, я по-настоящему рада его присутствию, честно говоря, мне не хватало общения в живую, но тем не менее, первые два дня мы практически не разговаривали. Ни он, ни я. Может, никто просто не знал, с чего начать, а может просто нужно некоторое время, чтобы привыкнуть, если можно так сказать. Одно лишь ТВ разговаривало до тех пор, пока разговор не стал завязываться и у нас на простой просьбе поделиться орешками, которые он прикупил по дороге в мой уголок. Потом мы начали изредка комментировать идущий фильм «Первый Мститель», любовь к которому, как и к орешкам, была общей. Слово за слово, и на пятый день его посещений мы уже свободно болтали, будто бы той неловкости между нами никогда и не было. Теперь можно было не утаивать свою радость от его приходов. И все же в тайне осталось все происходящее в стенах квартиры. Мне хотелось сказать подруге о нём, но, учитывая её не самые лучшие отзывы о Малике, пока что я решила не делать этого, вновь и вновь жалея о прошедших временах Безумной тройки, ставшей двумя берегами и проложенным меж ними мостом.
Ты привязываешься к людям в основном из-за деталей, не учитывая того, что они сделали. Привязываешься к их доброте, улыбке. К тому факту, что они могут рассмешить тебя, когда ты особенно в этом нуждаешься. Она смеялась, в то время как он понимал меня и наоборот — это была большая разница между Дженнифер Филдс и Зейном Маликом. Именно к этой разнице я привязалась больше всего. Именно мне и было суждено стать тем самым мостом между двух берегов.
— Помнится, Вы, мисс Эдвардс, неплохо рисуете, — изогнув бровь и улыбнувшись уголком рта, начал брюнет.
— Хм… Возможно.
— Тогда извольте услужить мне? Напишите мой портрет.
— Что? Нет! Я плохо пишу портреты, — возвращаясь с великосветского тона на обычный, возражающе машу руками. Не помню, когда последний раз брала карандаш или кисть в руки. — Исключено.
— Давай! Уверен, у тебя получится.
— Отстань.
— Ну, Перри, пожалуйста.
— Нет.
— Хоть набросок.
— Нет.
— Даже без лица.
— Сказала же, нет. Отлипни.
— Ну и все. Не буду больше носить тебе орешки и фрапучино, — обиженно протянул парень, отсаживаясь на другой конец дивана. Вот он, метод, который я ненавижу — давление на жалость. Это жестоко, жестоко, жестоко! Ненавижу, когда так делают… Все равно что хорошенько ударить по сокровенному. Кинув презрительный взгляд на обиженного жизнью беднягу, шумно вздыхаю, закатывая глаза и неохотно протягивая «ладно». Но и у меня есть свой козырь в рукаве.
— Есть условие: я рисую на твоей руке.
— Хорошо, — пожимает он плечами, подставляя правое предплечье с чистым от татуировок местом. Схватив с кофейного столика ручку, велю не подглядывать и начинаю рисовать.
Стоило только коснуться холодному стержню его кожи, как он еле заметно вздрогнуть, вызывая у меня насмешливую полуулыбку. Обхватив мускулистую руку, другой начинаю аккуратно выводить тонкие линии, время от времени посматривая на брюнета, не составляющего попытки тайком взглянуть на «шедевр». Будет тебе портрет, Зейни, ещё как будет.
— Перри?
— Мм? — сосредоточено мычу в ответ, по привычке высунув кончик языка.
— Мне надо в туалет.
— Терпи. Никуда не пойдешь, пока я не закончу. И отвернись, ты нарушаешь договор!
Глухо посмеиваясь, парень вернулся к просмотру «P. S. Я люблю тебя»*, не думаю, что он стал бы смотреть это, если бы не была моя очередь выбирать фильм.
— Готово! — спустя больше получаса возни, довольно объявляю я, прикрывая результат рукой. — Приготовься, вышло очень круто.
— Давай, показывай, — с горящими глазами коньячного цвета не терпеливо уставился на руку мистер Холст.
Издавая звучание, подобное торжественному маршу, убираю ладонь от предплечья Зейна, открывая взору синие завитки и линии, начертаные на коже. Выжидающе посматривая на Зейна, пытаюсь сдержать так и рвущийся наружу смех; пока я рисовала, в воображении уже всплывала забавная реакция. На несколько минут парень будто бы замер, глядя на рисунок вверх ногами, а потом подошёл к зеркалу, с помощью которого мне удалось продолжить наблюдать за выражением его лица и образованием морщинок. В мгновение черты лица пакистанца напряглись и расслабились, губы растянулись в улыбке, за которой последовал смех. Я тоже засмеялась, ведь мой маленький план сработал и находился на нем.
— Я вышел такой женственный, — саркастически подметил Малик. — А ты такая самовлюбленная! Ай-ай-ай, Эдвардс!
— Ну кто бы говорил! Ты попросил нарисовать себя, а я решила проучить, нарисовав себя. По-моему, умно, — гордо задираю нос.
— Конечно. Королева Наказаний, — шутливо кланяется он.
— Не нравится — сотри мой упорный долгий труд.
— Неплохой автопортрет, похожа на себя. Мне нравится, не буду стирать.
И в этот момент я улыбнулась искренне, по-настоящему, от всего сердца, что случается очень редко в последнее время. Кажется, мы с ним слишком много улыбаемся друг другу? Именно такова реакция людей на тех, кто заставляет их чувствовать себя прекрасно.