Keep Living

the Sun is on the walls

В один момент я вижу ее.
И все меняется.

Ее улыбка.

Ее смех.

Все в ней меня изменило. Перековало меня заново и закалило. Все васильковые поля в радужках ее глаз. Все едва различимые веснушки на вздернутом носу. Я лежу с ней вот так целый день, а этот день разливается по комнате целой вечностью, этот день яркими красками врывается в мою жизнь. Я просто лежу напротив Санни Брайт, просто касаюсь ее щеки, пока она спит, и боюсь дышать, опасаясь, что дыхание у меня невыносимо громкое и шумное. 

Ее взгляд.

Ее голос.

Все в ней. И я уже никогда не буду прежним. Хороню в себе все обиды и все плохие слова, которые я использовал, думая о Санни. И думать сейчас тоже боюсь, мыслю я всегда слишком громко, всегда невпопад. Она так глубоко спит, лежа рядом со мной, у меня на руках. Слегка морщит нос, немного улыбается. Наверное, ей снится что-то хорошее, что-то яркое, прямо как и она сама. Санни Брайт всегда была яркой. Санни Брайт — это самое хорошее, что было у меня в жизни, кроме Сэма.

Ее глаза.

Ее поцелуи.

И я просто уже отдаю всего себя ей всецело. Едва касаюсь подушечками пальцев ее брови, скользя по виску к уху и аккуратно убирая выбившуюся светлую прядь за ухо. Вновь скольжу по щеке рукой, ощущая, как четырехкамерное гремит внутри оркестром. Приказываю сердцу не биться так сильно, выламывая мне грудину. Боюсь, что даже пульс у меня громкий, гулкий и слишком быстрый. Это может ее разбудить. А она так глубоко спит...

Ее прикосновения.

Ее запах.

И я уже сам не свой. Запах ромашки забивается в нос, служит расслабляющим средством. Он крадется у меня под кожей по венам, окутывает разум и болит мне где-то в висках. Сэм греет об мое плечо свои холодные руки, с некоторых пор непривычно холодные, но такие родные... Аккуратно беру ее руку в свои, поднося к губам. Они у нее такие нежные, такие... Просто не хватает слов. Будь слова красками — я бы передал все то, что чувствую. Касаюсь шершавыми губами тыльной стороны ее ладони, и Сэм сонно открывает глаза.

— Который час? — ее голос растекается музыкой в глубине моих барабанных перепонок, он гудит мне под кожей, как целый рой.