Тихий "Омут" и его голубые черти

Глава 28

— Хосок! Шеф! Оранжевый! — залетев в бар, закричал я, для привлечения внимания ещё и ладонью забарабанив по стойке.
— Оранжевый? — чуть сонный Хосок лениво вышел из кухни. — Какой ещё оранжевый?
— Шеф, — я подбежал к нему, хватая за руки и заглядывая в глаза. — Ты ведь на меня больше не злишься, правда? Правда?
— Нет, не злюсь, — улыбнулся. — А что такое? Что-то случилось?
— Тогда поцелуй меня, — и я сам прильнул к его губам, бормоча между поцелуями: — Хочу целовать только тебя. Никого больше. Только тебя. Тебя.
Губы Хосока успокаивали и дарили умиротворение, словно я целовал их уже всю жизнь и это было правильно.
— Да что с тобой? — он отстранился и мягко провёл ладонью по моей щеке. — Что случилось? Ты можешь рассказать?
— А ты... — я сглотнул, глядя в его взволнованное лицо, — не будешь снова на меня злиться, если скажу?
— Не буду. Обещаю.

— Я поцеловал того, кого не должен был, — выпалил быстро, опустив взгляд.
— Если не должен был, зачем сделал это?
— Не знаю, — я сел прямо на пол и схватился за голову, зарывшись пальцами в волосы. — Просто... Он был так близко... И атмосфера была слишком интимной... А ещё... Я был пьян, хотя всегда был уверен, что не пьянею... Я не знаю... Не знаю! Я идиот!
— Успокойся, тише, — оранжевый присел рядом и стал поглаживать меня по спине. — Ничего страшного. Так бывает. Ерунда ведь. Не надо так уж корить себя.
— Надо. Точно надо!
Я зажмурился, но мозг всё равно подкидывал воспоминания. Мы с Чонгуком целовались в душе ещё минут пять. Пока я вдруг не подорвался и не сбежал, бормоча, что мне нужно на работу. Пришлось даже взять одежду Чимина, хотя я терпеть не мог надевать чужие вещи.
— Солнц, всё хорошо, — Хосок говорил негромко и так нежно, что казалось, будто он и слово «уют» кровные родственники, даже двойняшки.
— Нет, — я замотал головой. — Теперь он может наделать каких-то выводов, решив, что это что-то значило...
— А это ничего не значило?
— Нет конечно! Абсолютно ничего!

— Кто он? Я его знаю?
— Я не могу сказать.
— Ладно. Не переживай ты так, это всего лишь поцелуй.
— Он был не один.
— Ну значит, поцелуи. Я тоже много с кем целовался и что теперь?
— Мне хочется сдохнуть. Или хотя бы стереть память. И себе и ему.
— Позволь стереть тебе память сотней моих поцелуев, — он мягко улыбнулся и, приподняв мой подбородок, коснулся губ.
— Какие слащавые речи. Скройтесь в туалете, грёбаные педики, — кинул ворчливо Юнги, вышедший из кухни с бутербродом. — Весь аппетит отбили.
— Юнги! — я вскочил на ноги. — Ты уже здесь?
— Как видишь, — он уселся прямо на барную стойку, поставив ноги на стул.
— Как Чимин? Он жив? Нет? Неужели всё-таки умер? — подойдя к нему, затормошил за рукав кофты.
Несколько томительных секунд блондин молчал, жуя бутерброд. А потом всё же сжалился.
— Жив твой киса, жив. Думаю, сегодня уже домой поскачет. Хотя ему и сказали, что нужно бы ещё полежать в больнице. Но не нравится ему там. Да и денег лишних нет.
— Дурак, — фыркнул Хосок. — После такого надо бы действительно побыть под присмотром медиков.
— Ты уже знаешь? — я повернулся к нему.
— Да, Юнги рассказал.

— Так что там с ним? — я снова обратился к жующему блондину.
— Сломана рука, сотрясение мозга, ну и куча синяков, царапин, ссадин.
— Точно не умрёт?
— Да не должен уже, вроде как.
— А что с ним случилось? Он рассказал?
— Свои побили.
— В смысле?
— Я метафорами, что ли, изъясняюсь, раз тебе не понятно? — закатил глаза. — Его школьная банда не поддержала его смену имиджа. Чёт розовые волосы им были совсем не по нраву. Вот и отделали его.
— Пиздец, — неожиданно вырвалось у меня. — Они побили собственного главаря всего лишь из-за волос?
— Киса-то твой больше ничего не сказал. Но думаю, он ещё и сболтнул наверняка насчёт ориентации. Вряд ли они знали об этом раньше. А такие бандюганы обычно слишком кичатся своей мужественностью, соответственно, являясь теми ещё гомофобами.
— Всё равно! Разве это причина, чтоб так его покалечить? Да он с ними со средней школы... Как они могли чуть его не убить?! Сволочи! — я ударил кулаком по стойке. — Он должен написать на них заявление в полицию!
— Я предлагал. Он не хочет.
— Дурак.
— Это его дело.
— Ты должен был заставить его!
— С чего это?
— Тебе плевать на него, что ли?
— А не должно быть?

— Щенятки-котятки мои, — Хосок потрепал нас обоих по волосам. — Не ссорьтесь. Мне в магазин надо, не скучайте тут.
— Да, мамочка, — покривлялся в ответ Юнги.
— Послушай, — начал я, когда за оранжевым закрылась дверь. — У меня есть ещё к тебе разговор.
— А нельзя без него обойтись? Я почти не спал ночью, рискую отрубиться, пока будешь свою муть мне запрягать.
— Нельзя, это важно. Потерпи.
— Ладно, валяй, — разрешил снисходительно. — Только быстро.
— Что насчёт Хосока?
— А что может быть насчёт него?
— Я должен знать точно, претендуешь ты на него или нет.
— А какая разница? Мы же вроде порешали, что ты забираешь себе Чонгука, разве нет?
— Нет, ничего такого мы не порешали.
— Если тебя действительно интересует моё мнение, то да, я против, чтобы ты встречался с Хосоком.
— Почему?
— Ты мне не нравишься, он достоин большего.
— Ты правда не любишь его?
— Кажется, мы уже застрагивали эту тему.
— Не помню такого. Ответь мне.
— Люблю, — произнёс Юнги спокойно, дожёвывая бутерброд. — И что теперь?
— Когда признаешься ему?
— Никогда.
— В каком смысле?
— Да в прямом, идиот ты недалёкий.
— Почему? — я действительно не понимал. — Ведь тебе даже нечего бояться. Он не отвергнет тебя. Пусть он и сказал, что чувства к тебе в прошлом, но я уверен, что что-то ещё осталось. Чонгук сказал, что у Хосока было много мимолётных влюблённостей. Скорее всего, я одна из них. А вот с тобой всё иначе. Вы могли бы быть вместе, если бы ты признался.

— Я не хочу. Меня всё устраивает. Не смей хоть намекнуть ему, ясно? Иначе будешь лежать в больнице рядом с Чимином.
— Почему ты поступаешь так? Почему лишаешь вас обоих счастья?
— Счастье? — он нервно хмыкнул. — Нахер ему сдалось такое счастье как я? Я сказал, чтоб ты не встречался с ним, потому что ты мне не нравишься. Но я себе не нравлюсь ещё больше. Я сложный человек. Не чистое зло, конечно, но и до добра мне, как до Пекина ползком. Я знаю это. Но ничего не могу поделать. Он много от меня натерпелся. И если мы будем вместе... натерпится ещё больше. Он слишком хороший и не заслуживает такого отношения, особенно от любимого человека. А я не смогу ради него измениться. Я всё равно останусь таким же язвительным и колким, не смогу удержаться от ненужных шуточек и сарказма. А в гневе могу и послать. Я слишком плохой для него.
— Всегда считал это ужасно идиотской отговоркой, когда говорят подобное. «Ты хороший, а я плохой. Я не достоин тебя» и бла-бла-бла, — я поморщился. — Это глупо. Ведь он любит тебя даже таким.
— Бывает. Я всё равно останусь при своём мнении.
— Дурак.
— Совсем расслабился? Думаешь, твой лоб сейчас со стойкой встретиться не может?
— Всё равно дурак.

— Возможно, я начну встречаться с Чимином. Слишком уж настырный он.
— Он, значит, достаточно плохой для тебя?
— Да, в самый раз.
— Я думал, он тебя бесит.
— Есть немного. Зато мне не надо будет постоянно бояться, что я могу ранить его чувства.
— Он может оказаться чувствительнее, чем ты думаешь.
— Значит, потерпит. Его не жалко.
— Ты ужасен.
— Вот и я о том же.
— Смотри, будешь посылать его, он из тебя отбивную сделает.
— Вряд ли. Когда он очнулся в больнице, был таким лапушкой.
— Похоже, ты ему действительно очень нравишься. И это... — вспомнил я. — Скажи уже Хосоку, что между мной и тобой ничего не было, ладно? Тебе он верит больше, чем мне.
— Зачем мне это говорить? Сами разбирайтесь.
— Не будь таким! Это ты всё испортил!
— Да насрать мне. Отъебись.
— Эй! Чимину говорил выражаться культурнее, а сам...
— Бывает, — он повёл плечом. — Пойду покурю, — слез с барной стойки.
— Ты не куришь, — напомнил ему.
Он окинул меня чуть сконфуженным взглядом и, отвернувшись, негромко признался:
— В больницу схожу.

На протяжении нескольких часов я был в баре совершенно один. Ладно Юнги со своей больницей, а вот куда Хосок пропал, меня чуток волновало. Не иначе как в магазин аж в Пусан отправился. Пешком. А вот после обеда моё чудное одиночество закончилось, ибо заявился Чонгук.
— Ты один? — Печенька окинул быстрым взглядом зал.
— Нет, — отозвался я поспешно, вскочив со своей подушки и едва не вжимаясь в стену за спиной. — То есть да. Но Хосок скоро придёт, — заверил взволнованно. — А Юнги...
— Знаю, — перебил. — Я звонил ему. Может выпьем, пока никого нет?
— Спасибо, мне хватило, — отозвался я сухо.
Мы стояли друг напротив друга, и хоть между нами был целый зал, это от неловкости не спасало. Лицо Куки было спокойным и каким-то непроницаемым, он сделал шаг ко мне, а я только сильнее вжался в стену, наступив ногой на мангу, лежащую у подушки.
— Чего ты шарахаешься? — Чонгук отступил обратно.
— Тебе... принести твой обычный набор? — я натянуто улыбнулся. — Молоко и банан?
— Не нужно.
— Хочешь чего-нибудь другого? Кажется, там оставалось ещё пару рисовых пирожков.
— Хочу выпить. С тобой. Опять.
Я нервно сглотнул и опустил голову, глядя на целующихся героев манги под моей ногой. Стало ещё более неловко и я перевёл взгляд на окно, надеясь увидеть спешащего в бар оранжевого.

— Послушай, Печенька... — начал я несмело. — То, что сегодня было...
— Не нужно. Я и так всё понял, — он направился за барную стойку, начав перебирать бутылки.
— Это... — я решил всё равно продолжить. — Это было...
— Ошибкой. Да? — оторвав взгляд от этикетки на бутылке, посмотрел на меня.
— Я просто...
— Сказал же, не нужно. Я и так всё вижу, не дебил.
— Ну да, гений же, — я хмыкнул.
— Да тут и гением быть не надо, — открыл бутылку, собравшись пить прямо из горла.
— Эй, не пей! — наконец отлипнув от стены, молниеносно подскочил я к нему и выхватил из рук бутылку.
— Почему?
— Это... стоит денег. Дорогой алкоголь, — залепетал я. — Нельзя так.
— Я заплачу.
— Ты несовершеннолетний, тебе нельзя пить.
— А утром ты, похоже, был иного мнения, раз сам пил со мной.
— Да чего ты добиваешься? Напьёшься сейчас, а потом придут Хосок и Юнги. И что будет?
— А мне насрать, что будет.
— Думаешь, Хосок тебя за такое по головке погладит?
— А тебя это волнует? Беспокоишься, что Хосок будет зол и расстроен? Так беспокоишься за него, что даже отлип от стены и подошёл ко мне так близко?
— Нет, — отрезал холодно и, отставив бутылку, налил стакан воды и протянул ему. — За себя беспокоюсь. Напьёшься и будешь приставать. Воды лучше выпей.
— Я могу и в трезвом виде приставать.
— Не сомневаюсь.

— Тэхён, — произнёс он вдруг полушёпотом, мягко притягивая к себе за талию.
Я от неожиданности дёрнулся, разлив воду ему на грудь. Рубашка Чонгука промокла и прилипла к телу, но он всё равно не убрал своих рук с моей талии.
— Тэхён, — повторил снова, приблизившись к моему уху, а потом уткнулся лбом в плечо. — Позволь мне поцеловать тебя ещё один раз, — прозвучало как-то совсем жалобно. — Я был пьян... воспоминания смазанные и всё кажется сном. А я хочу запомнить. Даже если это будет наш последний поцелуй.
— Не разыгрывай тут драму, — фыркнул я, отчего-то не предпринимая попыток уйти, хотя тот держал совсем не крепко.
— Надеюсь, ты никогда не влюбишься. Потому что быть влюблённым на редкость паршиво, — он оторвал голову от моего плеча и взглянул на меня: его глаза были влажными, а ресницы чуть слиплись.
Я согласно кивнул на его слова, а после, задержав дыхание, быстро поцеловал в уголок губ.
— И всё? — выдал Куки разочарованно и, не видя с моей стороны какого-либо сопротивления, сам стал целовать меня, медленно и неторопливо.

Поцелуй прервала хлопнувшая дверь. На пороге отчего-то без пакета, зато с ошарашенным лицом стоял Хосок.