The Delirium

Chapter IV

Сошлись на том, что я могу остаться. Бледнее обычного с утра, я всех напугал. Они едва сами не остались, чтобы присматривать за мной. Выгоняя их всех к хуям, я ощутил облегчение. Мне правда полегчало, хоть я и люблю их. Это не то, чем стоит гордиться, но я соскучился по одиночеству и одиноким вечерам, которые когда-то сопровождали меня на протяжении долгого времени. С появлением друзей мне стало лучше, но иногда, изредка, я нуждаюсь в тишине.

Когда входная дверь захлопнулась и обещала не открываться до самой поздней ночи, я сразу же, не раздумывая и не медля, достал бутылку вина: самый крепкий напиток, который у нас имелся. После чего написал сообщение Чимину с просьбой позаботиться об этом.

Наполнив первую стакашку, до меня дошел звук шаркающих шагов, а после –щелчок дверного замка. Едва не завыв от бессилия, я понял свою ошибку (даже захотелось ударить себя по лицу): после больницы не прошло и двух месяцев, а я уже приложился к бутылке, а потом спалился об этом, написав сообщение. Чем я думал в этот момент? Впрочем – уже было не важно.

Я обернулся со стаканом красного вина в руке, опираясь о дверной косяк и сложив руки на груди стоял Хосок. Он странно смотрел на меня, от чего рвота подступала к горлу и в то же время слепило глаза: так красив он был в тот момент. Я хотел просочиться в спальню, но Хосок схватил меня за руку выше локтя, больно сдавливая ее своими длинными пальцами.

Стакан выскользнул и с глухим стуком упал на пол, вино пролилось на ковер и забрызгало наши ноги. Это напомнило мне кровь и вечер, и запах паленой резины вперемежку с одеколоном.

Он тащил меня по коридору, после чего буквально швырнул в ванную комнату так, что я едва не поцеловал пол. Поднимаясь на ноги, я уже просчитывал, под каким углом вмазать ему. Вмазать так, чтобы на лице заалел румянец или появился синяк.

Хосок запер дверь на ключ, хотя дома никого не было. Чтобы я не сбежал? Он правда считает, что я смогу сбежать от него, даже если бы захотел? Он стал медленно подходить, с каждым шагом сокращая мое сердце все чаще, ускоряя пульс; звон в ушах мешал думать, я не знал с чего начать, куда бежать и стоит ли. Как дышать в ограниченном, едва освещенном пространстве, где только мы вдвоем, запертые на ключ?

Мое лицо, уверен, не изменилось, оставаясь все таким же невозмутимым, но если взять меня за руку... можно ощутить, как она дрожит, а вместе с ней и весь я.

Хосок оказался совсем рядом. Пытаясь скрыть волнение, я не смог сдержать прорывающийся наружу судорожный вдох. Мне было страшно? Мне было до тряски в ногах страшно, но я-то думал, что ничего не боюсь. А в особенности, не боюсь Хоупа.

– Юнги, я подхожу, а ты отступаешь. Мы с тобой не танго танцуем, можешь спокойно стоять на месте?

Он смерил меня взглядом. Тем самым странным взглядом.

– Мне кажется, или между нами какое-то недопонимание? В последнее время ты словно избегаешь меня. Язык не поворачивается сказать "ненавидишь", но такое чувство, что да.

Он сузил взгляд, пытаясь прочесть мое настроение на ничего не выражающем лице. Он даже не был улыбчив, но я слегка ухмыльнулся, прикоснулся и сжал ладонью его плечо, ободряюще вздернув его.

– Не думай, что тебе удастся запудрить мне мозги, как ты это сделал с другими. Они слепы только потому, что ты хороший актер, точнее, искусный лжец и...

Он грубо сбросил руку с плеча.

– Ты сколько выпил, блять? Юнги, я, конечно, все понимаю. Ты пробыл в больнице достаточно долго и многое – я уверен, что многое – переосмыслил, но также ты во многом заблуждаешься. Упертый осел. Я хочу помочь тебе, но только если ты сам захочешь. Давай будем прежними, я устал от такого тебя, но обещаю не отворачиваться, как ты отворачивался от меня все это время.

Он уже стоял у двери, когда обронил:

– Юнги-хён, почему ты перестал улыбаться? Твои десна – необыкновенные.