Прощай, любовь, когда-нибудь звони

13.

   Я слышу хлопок входной двери даже с другого конца квартиры. Возможно, потому что ждала его несколько часов сидения без дела и прокручивания в голове всего того, что собираюсь сказать. В воображении этот разговор получался на удивление легким и простым, но теперь, когда Кристиан действительно вернулся домой, я начинаю сомневаться.

А стоит ли оно того? Кто может дать гарантию, что я не спешу или не запутываю саму себя (что происходило уже тысячу раз)?

И как бы мне не претила мысль, что на принятое решение сильно повлияла Хелен, в глубине души я все же ей благодарна. Чуть-чуть...

Я быстро встаю, удивляясь, почему Кристиан не зашел ко мне, ведь прошло уже минут десять, как он вернулся, не меньше.

Когда я выхожу в коридор — там никого нет, и так тихо, словно в квартире я одна. Но нет же! Я знаю, что Грей должен вернуться именно сейчас.

Но когда вхожу в его кабинет, то окончательно удостоверяюсь, что что-то не так. Кристиана тут нет и, по всей видимости, не было.

И тут на меня обрушивается догадка, а душу охватывает тревога — вдруг это не он? Здравый смысл кричит, что такого не может быть: служба безопасности, камеры и тому подобное, но сердце начинает биться в два раза чаще.

Лишь бы я ошибалась. О, Господи... После всех событий, которые мне удалось перенести, такое кажется вполне реальным. Мозг сразу подкидывает несколько вариантов: Элиот, сбежавший из тюрьмы; Элена, пользующаяся отсутствием Кристиана; Хелен, взбешенная из-за ревности; да и просто какой-нибудь неприятель Грея. Вспомнить всех, кому он хоть раз перешел дорогу, не подозревая об этом...

Я осторожно крадусь в гостиную, стараясь не издавать никаких звуков. Темно. Боже, как же темно! Даже если человек находится возле меня - я не замечу.

Останавливаюсь на входе в гостиную и облегченно выдыхаю. Здесь никого нет. Подсветка бара еле вырисовывает очертания мебели, и я не обращаю внимания, что тоже стою в месте, где любой смог бы меня увидеть.

Значит, никто не приходил? Но как же так?..

— Я ведь сказал, чтобы ты ложилась.

Услышав голос Грея, я испытываю несколько чувств одновременно: радость, облегчение, настороженность и страх перед объяснением с ним. Кристин сидит на барном стуле, немного ссутулясь, и смотрит на меня.

— Почему ты сидишь в темноте? — я разворачиваюсь и шарю рукой по стене в поисках выключателя.

— Не нужно, — останавливает он меня. — Давай поговорим так. Ты ведь хочешь что-то сказать?

Я киваю. Не знаю, увидел ли это Кристиан. Нерешительно подхожу к барной стойке и сажусь напротив него. Даже с такого расстояния трудно разобрать выражение лица Грея, и это начинает меня раздражать. Почему он не хочет включить свет?

— Как поездка? — спрашиваю я. Кристиан пожимает плечами.

— Нормально, — потом поворачивает голову к окну, будто там происходит что-то интересное. — Ты ела?

— Кристиан, — выдыхаю я. Ну, вот, опять завел свою любимую тему. Неужели Пятьдесят больше ничего не волнует, кроме моего аппетита? — Я очень плотно поужинала, спасибо.

— Хорошо, — произносит он, не отрывая взгляда от окна.

Я начинаю тихо барабанить кончиками пальцев по коленям. Сегодня в молчании мне особенно неуютно, да и Грей, кажется, не спешит разговаривать. Что это с ним? Неужели полет так его вымотал?

— Я видел Фиону сегодня. Ты можешь вернуть ее в любое время, Анастейша.

Что? Я смотрю на него во все глаза и не верю. Как он мог ее увидеть? Да повернись же, черт побери!

— Где ты?..

— В Джорджии, — он, наконец, встречается со мной взглядом, и я понимаю, что это правда. На лице ни капли веселья или сарказма.

— Зачем? Кристиан, ты говорил, что летишь в Детройт на деловую встречу.

— Я там не был. Прости, но в Детройт я собирался в последнюю очередь.

Если Грей и правда был в Джорджии и видел Фиону, то почему мне никто не позвонил? Мама, Боб? Да я даже не представляю, как проходила эта встреча, что он сказал моей дочери, как все объяснил? Из-за этих переживаний я совсем забываю про злость на Грея за его обман.

— Вот как!

— Анастейша, мне правда жаль, что пришлось тебе солгать. Но как еще можно было это сделать? — он спокойно смотрит на меня. — Я должен был с ней поговорить, и теперь все прояснилось.

Я в ужасе открываю рот. Что прояснилось? Что могла ему сказать Фиона?

— О чём ты?

— Она не моя дочь. И вряд ли когда-нибудь ею станет. Фиона не забудет твоего бывшего мужа никогда.

— Но тест...

— Биологически она моя, но больше... ничего, — прерывает он меня. — Даже показалось, что она возненавидела меня с первой же минуты — настолько разнится поведение Эдвардса с моим. Что уже говорить о «новом» отце, — он сардонически усмехается.

— Этого не может быть, — я позволяю себе полуулыбку, уверенная, что Кристиан смеется надо мной, пусть и на него это мало похоже. — Фиона не могла тебя возненавидеть. Она еще ребенок, такая добрая и светлая, как солнышко.

— Конечно, ведь ты ее мать. Как еще она может себя вести? — Кристиан начинает вертеть стаканом в руке, который я не замечала раньше. Значит, пил. — Дети очень жестоки. Особенно, когда теряют дорогое.

— Извини, но ты несешь какую-то чушь.

Я раздраженно смотрю на Кристиана, а он шумно выдыхает и опять отворачивается к окну.

— Ты выпил, — говорю я не без беспокойства.

— Немного.

Он молчит, и тревога медленно расползается по моему телу. Кристиан никогда не был таким усталым и обреченным даже в день похищения Фионы. — Иногда алкоголь помогает совершить самые трудные решения.

— Да что с тобой такое? Кристиан, — я тянусь через стойку и дотрагиваюсь до руки Грея, он поворачивается, — я ждала тебя весь вечер. Знаешь, это трудно далось... Но теперь я не знаю, что делать, потому что ты словно и не ты. Твое предложение... помнишь? — я сглатываю и останавливаюсь, когда он хмурится.

— Ты можешь уехать в любое время, Анастейша, я больше тебя не держу.

Я пораженно отклоняюсь назад. Он думает, что надоел мне? Нет! Глупый. Теперь все стало по-другому.

— Кристиан, я не уеду и готова ответить на твой вопрос, конечно, если он еще в силе.

— Анастейша, — начинает Грей, но я не даю ему ничего сказать. Нет уж, так долго собиралась с силами, чтобы, наконец, принять одно из важнейших решений в моей жизни, что никакой Грей мне не помешает!

— Ты мне очень помог. Правда, я даже не знаю, как бы пережила весь этот кошмар. А ведь ты тоже потерял близкого человека. Эта история навсегда останется между нами, но, Кристиан... я хочу быть с тобой. Я поняла это сегодня, не без помощи одного хорошего человека. Давай попробуем еще раз.

Я с волнением смотрю на него, улыбаясь, как дура, и жду что Грей вот-вот бросится ко мне и обнимет. Словно и не было двухнедельной депрессии и подавленного настроения.

Но проходит десять секунд, пятнадцать, тридцать, а Кристиан просто смотрит на меня, а на его лице читается сомнение и... ужас? И по мере течения времени моя улыбка меркнет, а затем и вовсе исчезает.

Нет, не может быть. Почему он не рад? Не верит?

— Я действительно хочу этого! Ты, наверное, сомневаешься... Кристиан, я... я... люблю тебя, — черт побери, все-таки сделала это! Сказала! Будто камень с души упал.

Я умоляюще смотрю на него. Ну, не молчи, хватит меня изводить!

— Нет, — произносит он.

— Что «нет»?

— Ты устала, тебе нужно поспать.

— Не хочу я спать, Господи! Ты слышишь? Я согласна выйти за тебя замуж! — я не замечаю, что повышаю голос, а потом пристыженно заливаюсь краской. Кажется, немного перегнула палку.

— Давай поговорим завтра, окей? Уже поздно, слишком поздно для такого рода разговора, — в отличии от меня, Грей говорит тихо и спокойно, и это так на него не похоже. Где Кристиан-доминант, безнадежный диктатор и Пятьдесят оттенков настроения?

Он встает, проводит рукой по волосам и, глядя на меня сверху вниз, произносит:

— Пойдем.

— Но... — растерянно бормочу я, оглядываясь по сторонам в поисках поддержки. Все получилось хуже, чем я предполагала. Намного хуже, — что на счёт Фионы? Что произошло в Джорджии?

— Завтра, — отрезает он и плотно сжимает губы, отчего они превращаются в две тонкие ниточки.

Я еще несколько секунд колебаюсь, а затем встаю и иду за ним. Грей словно ледяная стена, которую не пробить ничем, даже самым острым клинком.


Он наспех укрывает меня одеялом и направляется к выходу. Только там замедляет шаг и желает спокойной ночи тем же убийственно усталым тоном.

Я остаюсь наедине со своими страхами и ужасными предположениями. Даже не хочу копаться в этом, лучше дождаться утра. Да, завтра определенно все прояснится. Он обещал рассказать.

Но как дожить до этого времени и не умереть от тревоги? А еще от предчувствия, что случилось нечто непоправимое...