Помогите мне,полицейский Чон!

Глава 18

    Чонгук слишком хорошо проводил время со своими друзьями. Они, как самые настоящие психи, сначала ворвались, в прямом смысле, к нему в полицейский участок и устроили представление «нападения». Все служащие умирали со смеху, чуть ли не катаясь по полу, а шатену оставалось лишь смущенно отворачиваться, закрывать лицо рукой и стыдиться своих хенов. Так называемый «сюрприз», чтоб их. Парни договорились с начальством, и то чудным образом отпустило парня раньше окончания его рабочей смены. Потом они потащили его... Угадайте куда? В клуб, правильно. В тот самый, где он может выпускать на волю свою тягу к танцам и устраивать представления. Там ему всегда рады. И он рад.

Чонгук не пил. Совсем. В него пытались силком влить, но после того, как он разок рыкнул, все разом стихли, бурча: «Теперь даже не поиздеваешься над мелким...». Да, настала новая эра. Эра по-настоящему взрослого Чон Чонгука, а не только по паспорту и званию полицейского. Однако, он не радовался так, как в прошлом году. У него не было желания отрываться, напиваться в хламину. Он просто хотел наконец-то увидеть ХаБин, спустя два дня, которые показались вечностью, и друзья юноши видели, с каким откровенным трудом он высиживает до конца, не желая обидеть их. Ведь они старались для него и хотели, чтобы он повеселился в этот день. Спустя какое-то время им все же удалось отвлечь Чона, и вот, он уже заливается смехом на весь клуб, подключая к компании совершенно незнакомых, но вполне дружелюбных посетителей. Таймер ломается и Чонгук забывает, что ему надо появиться дома.

Чонгук грубо расталкивает обеспокоенных ребят, которые пытались его остановить, вылетает из клуба и садится в машину, на бешеной скорости вылетая на дорогу. Глаза расширены, зрачки бегают из стороны в сторону, дыхание сбито, но не из-за злости, а из-за страха, что случилось что-то слишком серьезное. И, судя по поникшему голосу Тэхена во время звонка, так и есть. Он не сказал, что именно, но Чон догадывался. ХаБин.

Чонгук еще никогда так не бегал. Он даже забыл поставить машину на сигнализацию. Забегая в подъезд, чуть не сбивая с ног выходящего в это время человека, парень пытается унять учащенное сердцебиение, но ничего не выходит. Он боится. Ему страшно. Страшно убедиться в своих домыслах о беде с ХаБин. С ней что-то случилось, он знает. Она ему теперь не просто потерпевшая в деле, не просто племянница Хен У. Она — его девушка. Часть его жизни.

Квартира встречает Чонгука гробовой тишиной. Лишь неразборчивый шепот и успокаивающие убаюкивания нарушают ее. Шатен облизывает пересохшие губы и уже собирается войти в гостиную, как ему на встречу выходит Тэхен.

— Чон... — он никогда не называл его так, не будь на то серьезная причина. — Послушай...

— Где? — отрезает полицейский, нетерпеливо обходя друга, но тот не дает ему пройти вглубь, сразу же преграждая собой путь. Этот поворот нешуточно настораживает Чонгука и он хмурится, начиная закипать, однако, замечая во взгляде Кима растерянность и сожаление, смягчается. — Что с ней?

— Она... Гук, только не нервничай... — Чон раздражается еще сильнее от этого и отталкивает Тэхена, проходя вперед.

И замирает прямо на пороге. Дыхание вдруг перехватывает и у Чонгука складывается ощущение, что его очень сильно ударили, очень сильно ранили. Внутри все сжимается и он не может сделать больше шага. Просто не может.

ХаБин сидела на полу, в углу, и крепко обхватив колени руками, дрожала всем телом. Рядом с ней сидела Джунг, и держа девушку в объятьях, раскачивалась с ней из стороны в сторону. Лица темноволосой не было видно: она уткнулась подруге в плечо, напуганная окружающей обстановкой, реальностью, и время от времени всхлипывала. Модель покачала головой, мол, не делай резких движений, и сильнее прижала к себе беднягу, укутанную в одеяло. Подоспевает не уследивший за шатеном Тэхен, но даже он сейчас не сможет привести Чона в чувства.

Его растерянный взгляд скользит по неприкрытой материей шее, где дает начало обзору фиолетовый синяк внушительных размеров; рукам, кожа которых была покрыта многочисленными алеющими отметинами; некогда идеальным ногам, на внутренней стороне которых были заметны запекшиеся струи крови. А когда ХаБин подняла свое заплаканное лицо, шатен смог разглядеть на щеке и красный след от пощечины. Этого было достаточно, чтобы он возненавидел себя и весь мир, выделяя того подонка, который сделал это.

Чонгук ничего не говорил, но его взгляд был подобен тем взглядам, которыми жалостливые личности награждают раненных животных, истекающих кровью, но не смевших от страха перед людьми подать и звука. В глазах ХаБин же плескалось беспокойство и испуг. Молчание этаким матовым плафоном повисло над двумя. Общая нерешительно окутала сияющей серой сетью. Чхве было больно, неимоверно больно, но на миг ей показалось, что и Чон чувствовал боль.

Молчание было недолгим, но вид у парня был такой... потрясенный, будто он столкнулся с нашествием приведений.

— ХаБин... — наконец прошептал Чонгук, оседая на колени.

Она оглохла, ослепла, потеряла себя. Словно не узнавала его — как душа умершего. Смотрела беспомощно и молчала, все еще дрожа. У нее не было сил даже на то, чтобы встать, о разговоре вообще и речи быть не может. Но рот сам открылся, и из него вырвалось еле разборчивое:

— Чонгук...

— Что случилось? — тихо-тихо, так, что девушка с трудом расслышала, спросил он.

Чхве прерывисто мотнула головой. Парень посмотрел на Джунг, но та одними губами проговорила «не надо», и он понял. Он все понял.

Чонгук встал на ноги и со свистом втянул в легкие воздух, на секунду прикрывая глаза. Он не должен сейчас сорваться и еще сильнее напугать девушку. Ради нее не должен. Итак уже провинился, задержавшись этой проклятой ночью. Если бы он пришел, то этого всего не было бы. Бин была бы цела и улыбалась ему, смеялась, сидела напротив и наблюдала за тем, как он ест приготовленную ею еду, а потом робко, но так умело сводила бы с ума своими поцелуями.

Иллюзия. Большая, красивая, хрупкая, ненадежная, обаятельная, разбившаяся иллюзия.

Парень открыл глаза и, продолжая разглядывать истерзанное девичье тело, медленно стал подходить к ней ближе, боясь спугнуть.

— Я не причиню тебе вреда... — успокаивающе шептал он, неуверенно протягивая свою руку. — Все хорошо, ладно?

— Я... — выдавила из себя девушка, внимательно следя за движениями юноши. — Чи...

Юноша расширил глаза, а ХаБин вдруг содрогнулась и зарыдала, закрывая вмиг ослабевшими руками лицо, пряча искривленный рот, сморщенный лоб и изогнутые страдальческой дугой брови. В голову сразу же хлынули воспоминания ночи.

Полицейский отстранился и сжал виски ладонями. Не то паника, не то растерянность вновь окутали его всего.

У Чонгука такое чувство, что он калека: и физически, и эмоционально. На какое-то время он вообще перестал воспринимать действительность. Все вокруг погасло и поблекло. Светло-сиреневая слабость недовольно уступила место ярости. Он бросает последний сожалеющий взгляд в сторону ХаБин и разворачивается к Тэхену. Ему не надо задавать вопроса — Ким уже говорит ответ. Улица, дом и номер квартиры.

ХаБин околдовала Чона. В ней было что-то неуловимое, что-то, что заставляло, глядя на нее, задуматься о заходе солнца в горах. Парень не понимал этого и не понимает до сих пор. И когда он увидел ее в таком ужасном состоянии... В нем будто что-то с треском сломалось, какая-то туго натянутая струна оборвалась. Он не мог, он боялся представить, что этот ублюдок делал с ней.

— Блять, блять! — вырывается у парня, и руки несколько раз с силой врезаются в руль. Проезжающие рядом автомобили сигналят, их водители тревожно выкрикивают какую-то брань в его адрес, но он не слышит их, продолжая тяжело дышать и жмурить глаза.

Чонгук мысленно бьет себя по щекам и злится на самого себя. Он словно видит свою совесть, которая укоризненно смотрит на него со стороны и грозится пальцем.

— Ты что, забыл, что должен защищать ее? — вопил внутренний голос. — Забыл, что должен оберегать ее?!

Острое чувство вины захлестывает волной, заставляя захлебываться этим ядом, медленно протекающим по венам.