Добро пожаловать в Слизерин

Бонус: За кадром в течение времени (R/NC-17)

Предупреждение: Чимин в этом бонусе - актив.

  В кабинете зельеварения царит приятный полумрак. Помещение не огромное, но и не маленькое. В воздухе витает аромат сушёных трав. Ровные ряды парт, рассчитанных на двух студентов, на каждом из которых стоит небольшого размера котёл, удерживаемый ножками держателя, в центре которого находится горелка. Возле стен по периметру всего кабинета громоздятся стеллажи. Некоторые из них заняты книгами, некоторые – банками, колбами, пробирками, мешочками с травами и камнями, заколдованными шкатулками со специфическими ингредиентами. Перед учениками – профессорский стол и чуть левее – большая доска. По другую сторону стола возле стены держатель, на который можно прикрепить различные иллюстрации того или иного растения и ингредиента. На стенах, где есть свободное место, висят самые простые пейзажи, а небольшие по своему размеру окна почти не пропускают свет, из-за чего приходилось постоянно зажигать свечи.

Несмотря на недостатки, Юнги свой кабинет всё равно любил. Ему нравился царящий полумрак, в котором пламя свечей было как никогда привлекательно, нравились стеклянные банки, наполненные глазами того или иного существа, от которых ученики шугались в сторону. Нравились стеллажи из тёмного дерева, пузатые сосуды, поблёскивающие тёмно-зелёными и мутно-серыми боками, нравился даже небольшой камин, пламя которого почти не согревало. Юнги любил находиться в этом помещении, даже когда не было никаких занятий. Сидя за столом и читая книгу, составляя очередной тест для проверки знаний своих учеников или просто дремля под свист ветра за окном бывший слизеринец, ныне профессор зельеварения по программе младших курсов получал истинное наслаждение от своего положения.

Не сказать, что Юнги любил власть или наслаждался запугиванием. Да, такое было, когда он учился в школе, но с годами как-то выветрилось. Впрочем, парень получал особое удовольствие от раболепных взглядов слизеринских студентов, от неприязни в глазах гриффиндорцев, к которым он придирался больше всего, ведь тупили невероятно, от любопытства и желания узнать что-то новое в глазах когтевранцев и от упорства пуффендуйцев. Юнги никогда не переступал границу дозволенного, не позволял себе издеваться или унижать, а если и язвил, отпускал насмешки, то только в строгих рамках. Впрочем, это не мешало ему постоянно готовить для студентов Пуффендуя тесты и задания крайне каверзные и с многочисленными острыми углами. Порой, если материал пройден, Юнги даже специально где-то допускал ошибки, потому что смотреть на несчастные лица представителей жёлтого факультета, которые старались изо всех сил понять, что же там не так. Ещё забавнее было, когда какая-нибудь второкурсница-заучка действительно находила ошибку и долго мялась, как намекнуть преподавателю, что там ошибка.

- Ооо, ты действительно считаешь, что умнее меня? – ехидно спрашивал в таких ситуациях Юнги, сверкая глазами. – Ну, давай, просвети и меня и остальных, что же это за ошибка и с чего ты взяла, что это действительно она. Смелее, что же ты молчишь? Объясняй.

Чаще всего после такого «жертва» начинала запинаться и мямлить, а после и вовсе говорила, что показалось, что никакой ошибки нет. Юнги в таких случаях снимал сразу баллы, потому что ошибка она и есть ошибка. А если ученик её нашёл, то достаточно сказать, где она и как будет правильно. Редко кто рвался доказывать свою точку зрения. Чаще всего это были бесстрашные гриффиндорцы, которых Юнги просто считал глупыми. Отчего-то все всегда боялись высказывать своё мнение и Юнги это раздражало. Как эти мальчики и девочки будут жить дальше? Так и будут отмалчиваться и идти всегда на попятную, уступая кому-то, стелясь перед кем-то?

Только слизеринцы сразу смекнули, в чём фишка, и спокойно высказывали своё мнение, если им казалось, что где-то ошибка. Юнги и не сомневался, что именно его факультет проявит как всегда смекалку. В итоге Слизерин получал баллы, а другие лишь за спиной Юнги придумывали ему прозвища и в один голос твердили, что он специально зелёному факультету поблажки делает.

«Хотя чего уж тут, делаю ведь иногда», - думал иногда Мин, когда до него доходила очередная подобная сплетня.

А потому что заслужили. Потому что умные и бесстрашные, рассудительные не по годам и трудолюбивые. Потому что Юнги слушаются, правил не нарушают, успеваемость высокая, к зельям многие относятся с интересом, а кто-то и вообще с фанатичным блеском в глазах, что подкупает. Как же тут не делать поблажек?

Хотя Юнги не только из-за этого любит зелёный факультет. В конце концов, с момента выпуска прошло всего два года, половина тех учеников, которые при нём были на младших курсах, сейчас уже повзрослели, перешли на новую ступень. Вот только самому Юнги двадцать лет и если добиться уважения младших для него труда не составило, то со старшими возникли проблемы. Пусть он и не учит старшие курсы, но они оказывают влияние на младших. И если в Слизерине дети в принципе были воспитаны и вели себя, как подобает высокородным магам, то те же гриффиндорцы младших науськивали на темы вроде «он наш ровесник почти, нечего его бояться, ничего он вам не сделает». Разумеется, младшие тут же начинали вести себя вольно, из-за чего приходилось их приструнять.

Юнги никогда не думал, что будет скучать по Сокджину.

Если бы Сокджин невероятным образом остался до скончания своих лет гриффиндорским старостой, те ходили бы шёлковыми и послушными, всегда бы готовили домашние задания, читали внимательно учебники и не смели допускать идиотских ошибок, боясь потом быть запертыми на все выходные в библиотеке от завтрака до обеда и от обеда до ужина.

«Просто постарайся не реагировать на их заскоки. Гриффиндорцы известны своим темпераментом и жутким характером. Как только они почувствуют, что ты реагируешь, то примутся за дело с тройным усердием. А если увидят, что тебе безразличны их выходки, им станет скучно и всё прекратится. Не забывай, что ты теперь профессор, держи лицо. Впрочем, особо развязных можешь посоветовать нашей библиотекарше для протирки книг. Сам знаешь, сидеть и протирать все выходные сначала влажной, а потом сухой тряпкой переплёты книг никому не понравится, тем более неусидчивым львятам», - писал Сокджин в своём письме в ответ на вопрос Юнги на тему «как ты с ними вообще справлялся?».

Негромкий звон стекла вырвал Юнги из омута мыслей. На самом деле погружаться в себя, когда класс наполнен слизеринцами и гриффиндорцами третьего курса, не лучшее решение. Поднявшись из-за стола, Юнги сразу выцепил взглядом осколки разбитой колбы на полу, в которой копошилось несколько гусениц. Глубоко вздохнув и медленно выдохнув, Мин направился к столу, за которым восседало двое слизеринских третьекурсников.

- Чимин-ши, стесняюсь спросить, откуда растут ваши руки. Разбили банку с гусеницами, поливались настойкой полыни, чуть не опрокинули котёл на Суён-ши, а после решили добавить в ваше, несомненно, прекрасное зелье собственный отрезанный палец. Не знаю, что с вами происходит, но возьмите себя наконец-то в руки, иначе я заставлю вас лично готовое зелье попробовать. Вы ведь не хотите отправиться на тот свет раньше времени? – елейно протянул Юнги, нависнув над столом виновника происходящего.

Чимин ничего не ответил, лишь коротко посмотрел в чужие глаза, обрамленные чёрной оправой очков, и кивнул, опускаясь на корточки и начиная собирать ёрзающих и постепенно расползающихся гусениц. Занятие то ещё, но выбирать не приходится, сам же банку разбил, задев локтём. Мин, довольный виноватым выражением лица, тут же развернулся к посмеивающимся гриффиндорцам. Рандомно выбрав себе жертву, Мин с обаятельной улыбкой, не предвещающей ничего хорошего, направился к дальней парте, за которой двое гриффиндорцев наварили что-то столь жуткое, что от котла валил чёрный дым.

- Что ж, господа, вы так громко смеялись над Чимином-ши, что наверняка в своём зелье уверены на сто процентов. Очень рад, что вы вызвались добровольцами и продемонстрируете остальным и мне в том числе, как уменьшающее зелье действует на человека. Так что прошу вас заканчивать побыстрее, чтобы успеть провести этот замечательный эксперимент.

На двух третьекурсников смотреть было жалко. Съежившись под пристальным взглядом профессора, парни принялись судорожно перечитывать инструкцию и рецепт зелья, надеясь хоть как-то всё исправить. Юнги же вернулся к своему столу, довольный как никогда. Впрочем, внутри томилось лёгкое волнение за Чимина. Сев за стол, Юнги отсутствующим взглядом уставился прямо на Чимина, не боясь, что кто-то заметит, ведь все были с головой погружены в работу.

Чимину уже восемнадцать, он учится на третьем курсе и вполне себе преуспевает в учёбе. По заклинаниям и трансфигурации парень ушёл вперёд своих однокурсников, почти заканчивая уже учебник и готовясь начать изучать программу четвёртого курса. Не было проблем и с другими предметами, кроме зелий, преподаваемых Юнги, и полёта на мётлах, потому что те всё ещё Чимина норовили если не убить, так хотя бы покалечить. Удивительно, что Чонгук, который со временем проникся к Чимину симпатией и принялся основательно учить держаться в воздухе, ничего всё равно добиться не смог, хотя золотой гриффиндорец, на все руки мастер. Учитель из него был превосходный, Чимин не жаловался и вообще был благодарен за помощь, вот только при Чонгуке все мётлы будто стеснялись показывать характер, а как только Чон отворачивался, принимались брыкаться и Пака скидывать.

С зельями у Чимина была беда по другой причине. Во-первых, парень не любил разделывать всяких тараканов, слизней, гусениц, бабочек и прочих «отвратительных тварей». Юнги до сих пор помнил, с каким отвращением на втором году обучения Чимин отрезал лапки тем самым грязевикам, на представителе которых Юнги наглядно младшему объяснял один из моментов использования ложных предметов, представляющих собой материальную иллюзию посредством трансфигурации одного в другое. Помимо этого Чимин был несколько рассеян и постоянно совершал глупые ошибки вроде неправильной температуры варения или помешивания не в ту сторону. Третьим фактором, оказывающим на парня давления, были, несомненно, гриффиндорцы. Свои быстро привыкли к Чимину, к тому, что взрослый парень учится вместе с малолетками, а вот представители красного факультета язвили как могли.

Чимин никогда вида не подавал, но после не раз упоминал, как ему стыдно и неловко. Зато, как мог наблюдать Юнги, подобное отношение подталкивало Чимина к саморазвитию и самосовершенствованию. Чимин читал книги одну за другой, много практиковался, часто просил для себя дополнительные задания, вечера просиживал в библиотеке, пытаясь разобраться в тоннах информации, а на выходных редко когда выбирался за пределы замка, предпочитая проводить время в общей гостиной. Юнги не раз и не два заходил в слизеринскую гостиную в поисках парня и находил его у камина с толстенным справочником по той же истории магии или защите от тёмных искусств. Чимин как-то незаметно и очень быстро повзрослел, откинул все свои «это сон» и «я не могу», перешагнул себя и принялся идти к поставленной цели семимильными шагами.

«Это хорошо, что Чимин так упорно учится. Будет здорово, если он сможет обогнать программу и пойти намного дальше. Ведь если он будет преуспевать по всем дисциплинам, то ввиду возраста его могут сразу перевести на другой курс или предоставить возможность заранее сдать некоторые экзамены, чтобы продолжить подготовку к самым сложным из них. Я там с другой совой посылку тебе отправил, там мои справочники и личные конспекты с заметками. Передай Чимину, они ему пригодятся. На счёт того, что ты писал мне про добровольное запирание себя в четырёх стенах ради науки – просто пригласи его на выходных в Хогсмид. Уверен, он тебе не откажет», - писал Намджун в своём письме в ответ на вопрос Юнги на тему «он скоро пылью покроется и умрёт под книжными завалами от недостатка свежего воздуха и солнца, что мне с ним делать?».

Намджуну на самом деле легко раздавать советы.

«Просто пригласи его в Хогсмид», - про себя передразнивал друга Юнги.

На самом деле в отношениях у них были огромные проблемы, как считал Мин. Во-первых, Чимину уже не шестнадцать, а целых восемнадцать лет. Мальчишка вырос, превращаясь в привлекательного парня с копной непослушных тёмно-каштановых волос, с обольстительной улыбкой, чёрт знает, откуда пришедшей на смену той очаровательной, которая согревала сердце Юнги, и острыми скулами. Чимин успел ещё немного подрасти и от постоянного недосыпа, стресса и усталости сбросить вес. С возрастом пришло и желание выглядеть достойно, а потому Чимин принялся щеголять в обтягивающих его зад брюках и совершенно вульгарных чёрных, белых и изумрудных рубашках, которые даже несмотря на унылый форменный серый жилет не теряли своей какой-то пошлости.

Во-вторых, за Чимином начали увиваться всякие мутные, как на взгляд Юнги, кадры. Больше всего, разумеется, раздражала та самая Суён, которую Чимин угощал конфетами. Девчонке всего тринадцать недавно исполнилось, а она уже вокруг Пака крутится и строит ему нагло глазки. Толк от неё был разве что на занятиях в кабинете Юнги. Девчонка к зельеварению относилась с уважением, считая эту науку чрезвычайно сложной, а потому всегда внимательно слушала, записывала и читала, помогая заодно и Чимину.

В-третьих, между Чимином и Юнги теперь пропасть под названием «межличностные отношения преподавателя и ученика». Какой бы распрекрасный Чимин не был, как бы часто он не нашёптывал Юнги слова любви и привязанности, а открыто они свои чувства не могли проявлять, чтобы не пошли слухи. Впрочем, Мин всё равно сдержаться не мог, а потому все называли Чимина его любимчиком.

И вот как с этим быть? Как проводить время вместе, как выбираться куда-то, как состоять в отношениях, если столько рамок и ограничений? Юнги понятия не имел, в прямом смысле изворачиваясь, как мог. Змеёй проскальзывал по тайным ходам за стенами в общую спальню Слизерина, оплетая дожидающегося его Чимина змеиным телом, пригреваясь на его груди, наслаждаясь пульсацией его крови, гонимой сердцем. Редко когда он превращался обратно в человека, потому что к третьему курсу Чимин сумел и со сверстниками сдружиться, а потому те вечно без разрешения отдёргивали его полог, если нужно было что-то узнать, спросить или взять. Рисковать ни Чимин, ни Юнги не могли. Порой Юнги отправлял Чимину совой его любимые сладости, чтобы не вызвать подозрений. Никаких записок, никаких примет, только коробка со сладким. Чимин знал, от кого эти посылки, улыбался каждый раз очень счастливо, а Юнги сидел за преподавательским столом во времена завтраков и обедов, рассматривал чужую яркую улыбку и бесился, что приходится вот так: тайком, украдкой, словно они совершают что-то постыдное.

Самое плохое, по мнению Юнги, было то, что переживал только он один. Чимин с головой погряз в учёбе, наглядно иллюстрируя любимое многим студентам «вот отучусь, а потом буду уже о любви думать». У Чимина книжки и конспекты, справочники и свитки, задания и эссе, лабораторные и проекты. У Чимина ни единой свободной минуты, всё тратится либо на официальные занятия, когда звонок на урок, когда профессор объясняет тему занятия, когда нужно записывать и слушать внимательно, либо на неофициальные, когда добровольно запирает себя в библиотеке, не вылезая оттуда до глубокой ночи. Венцом стал случай на прошлой неделе, когда Чимин поймал в коридоре и негромко поинтересовался, почему Юнги к нему на ночь больше «не приходит». Мин тогда ничего не ответил, сказал, что некогда, что опаздывает, и ушёл, а в голове только нецензурщина и крутилась. Он-то «приходит», фактически приползает, да только Чимин либо из библиотеки ещё не вернулся, хотя за полночь давно, либо спит без задних ног.

- Хён, ты какой-то странный. Ну если так тебе хочется побыть с ним наедине, то просто забери его на выходные домой. Ты же говорил, что переехал в дом своей прабабки, там никто мешать вам не станет, - посоветовал Чонгук. – Я по ТэТэ-хёну тоже очень скучаю, даже не вижу его неделями, а на выходных просто хотя бы на пару часиков отправляюсь к нему. Директор мне даже специальный порт-ключ создал, чтобы без помех перемещаться, Тэхён ведь пока что в родительский дом вернулся.

Чонгук, кстати говоря, вторая боль Юнги. После того, как и Тэхён закончил обучение, на младшего смотреть было больно. Особенно на пиршестве в честь начала учебного года. Юнги видел, как мальчишка вяло ковырялся в тарелке, как смотрел на пустое место напротив себя, где всегда Тэхён сидел, как бродил часто по коридорам в одиночку, потому что ни с кем общаться не хотел, а любимого хёна рядом больше не было. Ситуация изменилась лишь тогда, когда у Чонгука появился заветный порт-ключ. Когда Юнги расспрашивал, как Чону удалось этот ключ заполучить, тот и сам толком объяснить не смог, потому что хитрил, лукавил и недоговаривал слишком долго, из-за чего и сам половину позабыл. Впрочем, в целом это был обмен, своеобразная поблажка. Директор не видел причин, почему не может отпускать парня прочь, если это не скажется на учёбе и если родители Чонгука в курсе. Подделанное письмо матери оказалось как никогда кстати, Чонгук получил свою крошечную свободу, а Мин лишь устроил выговор, потому что если бы директор решил прикопаться, то Чонгук за свою ложь огрёб бы по самые «не балуйся».

У всех вокруг всё было распрекрасно, один Юнги как проклятый ходил, из-за чего мыслями возвращался в не столь далёкое прошлое, когда уверял Намджуна, что просто не создан для счастья. Даже Хосок каким-то неведомым образом умудрился встретиться с его сестрой в Париже, начать заново встречаться, а с пару месяцев назад ещё и обручиться. Юнги серьёзно по этому поводу переживал, пошёл на радикальные меры, проведя допрос с пристрастием и даже не преминул залезть в чужую голову, но уже аккуратно так, ненавязчиво, что Хосок и не почувствовал, а его «звоночек» в виде рвотного рефлекса промолчал. Убедившись, что чувства Хосока искренние, что Юнджи он любит нежно и трепетно, а ещё очень сильно, Юнги с чистой совестью сказал ему дежурное «вот только раз её обидишь, и я тебе морду набью» и успокоился. Позже он виделся и с Юнджи, которая расцвела, вся светилась от счастья, глупо хихикала, чем выводила неимоверно и в целом вообще выглядела безумной влюблённой, растерявшей весь свой мозг и саркастичность.

- Профессор, нам образцы для зелья к вам на стол составить или в лабораторную отнести?

Негромкий голос одной из заучек гриффиндора вновь вырвал в реальность, заставляя встряхнуть головой и выпрямиться, сбрасывая оцепенение.

- Да, образцы мне на стол, я проверю их сразу. Пак Чимин, задержитесь, пожалуйста, после занятия. Господа Чхве и Ким, прошу вас к моему столу для демонстрации свойств сваренного вами зелья.

Поднявшись и обойдя стол, Юнги застыл рядом, опираясь бедром о столешницу и скрещивая руки на груди. На губах вновь зазмеилась ухмылка, а глаза засверкали злорадством, когда двое понурых гриффиндорских третьекурсников подошли к нему со своими образцами. Болотного цвета бурда плескалась в их колбах, а лица были такие несчастные, что Юнги даже... Нет, показалось, не пожалел он их ни разу.

- Итак, господа. Какого цвета должно быть готовое зелье? – поинтересовался Юнги, рассматривая мальчишек.

- Ярко-зелёного, - пробурчал один из них.

- А ваше какого?

- А то вы сами не видите, - съязвил другой и тут же посмотрел испугано, прикусывая язык.

- Я-то вижу, - холодно припечатал Юнги, отчего мальчишка тут же съёжился весь. – Оно у вас болотное. Не оранжевое, как было бы в случае неправильных пропорций, температуры кипения и прочих нарушениях инструкции, а мерзкого гниющей растительности цвета. Итак, давайте же посмотрим, что будет, когда вы это выпьете. В том, что это точно не уменьшающее зелье, у меня сомнений нет, за что я снимаю с Гриффиндора... Хм... Двадцать баллов, по десять с вас обоих. И дело даже не в том, что вы сварили какую-то дрянь, а в том, что насмехались над другим студентом, хотя сами не смогли использовать мозги по назначению. Тем более, как я успел заметить, у Чимина-ши и Суён-ши зелье сварено не идеально, но правильно.

Вновь напустив на лицо обольстительную улыбочку, Юнги немигающим взором уставился на перепуганных мальчишек.

- Чего же вы ждёте? Быть может, вы только что сварили какое-нибудь необычайное зелье, за открытие которого вам обоим вручат грамоты, денежные вознаграждения, а имена ваши войдут в историю. Хотя, быть может, это окажется обычным токсичным ядом, от которого вы скончаетесь так быстро, что я даже не успею ничего предпринять для вашего спасения. Но кто не рискует, тот не остаётся на страницах учебника «Величайшие волшебники, зельевары и изобретатели магического мира».

Разумеется, Юнги не собирался заставлять мальчишек пить отраву. Он просто хотел припугнуть их, раз уж мозгами они пользоваться не собираются. Насладившись метанием на дне их глаз и появившейся дрожью в коленях, Мин одним взмахом волшебной палочки заставил бурду в их склянках исчезнуть.

- Урок окончен, господа. Задание на доске, а после можете быть свободны.

Дважды повторять не пришлось, и все ученики, поспешно записав домашнее задание, высыпались из класса, предварительно прибрав свои места и предоставив образцы приготовленного зелья. Уже через три минуты в кабинете не осталось никого, кроме сидящего за своей партой Чимина. Юнги на него не отвлекался, проверяя зелья и отмечая для себя, у кого что получилось. В итоге пришлось всё-таки начислить десяток балов Гриффиндору за сваренное верно их заучкой зелье. И пять балов накинуть Слизерину, потому что у Чимина и Суён зелье действительно вышло почти правильным. У остальных были ошибки и огрехи, в общем все справились, но вот качество зелья оставляло желать лучшего. А ведь точность в приготовлении важна как никогда.

Но вот всё закончено, и Юнги вскидывает голову, поправляя очки на переносице и пристально осматривая Чимина с ног до головы, ведь тот как раз поднялся, чтобы подойти ближе. Выглядел парень как всегда прекрасно, если бы только не взлохмаченная чёлка, которую тот ерошил постоянно, когда что-то не понимал или просто от усталости. Рефлекторный такой жест. Юнги вот очки рефлекторно поправляет, когда раздражён или сдерживает себя от язвительных комментариев. На самом деле зрение у него было хорошее, просто работа нервная, а оттого его вторая сущность частенько выходила из-под контроля, сверкая блеклыми глазами вместо привычных тёмно-карих. А так можно было, если что, списать всё на бликующие стёкла.

Вопрос вырывающейся из-под контроля второй сущности Юнги на самом деле волновал очень сильно, потому что анимагия – вещь сложная, а превращение пусть и быстрое, безболезненное, но требует определённой концентрации и действий. Проскальзывающие змеиные черты, выплывающие непроизвольно, несколько нервировали. А потом Юнги успокоился, зацепившись за это «нервировали». Слишком часто он нервничал, бесился, раздражался, злился и желал кому-нибудь разбить голову, а потому просто утратил контроль. Курс успокоительного, и кроме проблемы с глазами ничего и не осталось.

«Это сексуально», - заметил как-то разомлевший после долгого сладкого сна, а от того и не смущающийся своих слов Чимин.

После этого замечания Юнги и не решился избавляться от этого своего «минуса», раз Пак считает его своего рода изюминкой.

- Итак, объяснишь, что с тобой происходит? Ты всё занятие был рассеянный, всё ронял и задевал, совершенно не следил за зельем и часто просто смотрел в стену, замирая. Если бы не Суён, ты бы даже отраву не сварил, она бы выкипела на том огне, который ты врубил на полную. Что с тобой происходит? Плохо себя чувствуешь? – поинтересовался Юнги, складывая руки перед собой в замок.

- Не знаю, просто всё из рук валится, - выдохнул Чимин, присаживаясь на край парты перед учительским столом. – Не выспался, опоздал на завтрак, а после – на пару. На трансфигурации вдруг понял, что забыл дописать эссе. Чёрт знает, как я про него забыл. В итоге выговор получил. Потом на заклинаниях всё никак не удавалось сконцентрироваться, за что опять же придрались. Сегодня вообще все ко мне придираются. С Чонгуком успел поцапаться, мелкий перед матчем по квиддичу опять злой бегает, потому что Тэхён не сможет выбраться, с родителями куда-то уехал. Потом на защите от тёмных чёртов боггарт превратился в облезлого оборотня.

Взъерошив в очередной раз волосы, Чимин скривился, срываясь на писк и явно передразнивая профессора.

- «Просто представьте что-нибудь смешное, произнесите заклинание и боггарт превратится в вашу фантазию», - пропищал слизеринец и тут же скривился. – Сложно представить что-то смешное, когда на тебя надвигается горбатая, плешивая длиннолапая человекоподобная тварь с противной мордой и капающими на пол слюнями. Всегда думал, что оборотни такие как в фильмах – огромные волки с лоснящейся шкурой. А это... Отвратительно, даже вспоминать не хочу.

Передёрнув плечами, Чимин обвёл взглядом полку со всевозможными банками и коробками перед собой, а после перевёл взгляд на Юнги.

- Я не справился и снова выговор. А потом и у тебя здесь тоже всё через одно место было. Не знаю, что со мной творится. Я просто...

- Устал, - припечатал Юнги и всё же поднялся из-за стола. – Ты учишься круглосуточно, засыпаешь постоянно с книгой в руках, отключаясь во время чтения. Ты вечно что-то пишешь, считаешь, рисуешь, делаешь пометки. Я ни разу за прошедший месяц не видел тебя в коридоре без стопки книг в руках или набитой сумки. Твой организм не выдерживает, тебе нужно отоспаться, отдохнуть, проветриться.

Чимин улыбнулся, когда Юнги остановился перед ним, а после сел нормально на парту и притянул парня к себе, обвивая руками за плечи.

- Думаю, мне просто нужен ты, - прошептал Чимин.

Поцелуй вышел мягким, нежным и невероятно желанным. Наплевав на здравый смысл, орущий о незакрытой двери, Юнги послушно подался вперёд, становясь между раздвинутых ног и обнимая за пояс, прижимая к себе. Сначала лишь прикосновение губ, а потом юркий язык Чимина проходится по нижней губе, пробуя на вкус, и прорывается внутрь чужого рта. Чимину нравится целоваться, но самое настоящее наслаждение он испытывает от осознания того, что целует губы Юнги, а не чьи-то другие. Оглаживая кончиком языка мягкое нёбо, пробегаясь по гладкой эмали зубов и игривым мазком, словно щенок, касаясь языком чужого языка, Чимин не может не жмуриться от удовольствия. Юнги тоже наслаждается долгожданной лаской, гладит по спине и пояснице, позволяя целовать себя, но после перехватывает инициативу и обхватывает чужой юркий язык губами, посасывая. Отстраняется на секунду, чтобы мазнуть взглядом по чужим щекам, и удивляется, когда не замечает привычного румянца. Видимо, недоумение так ярко отпечатывается на его лице, что Чимин усмехается, облизывается медленно и, томно прикрыв глаза, выдыхает:

- И не надейся. Я слишком соскучился, чтобы смущаться и краснеть.

Юнги ведёт от такого Чимина ещё больше, чем от той пухлощёкой улыбашки. Втягивая парня снова в поцелуй, скользя языком в его рту, притираясь и ластясь к щекам изнутри, негромко выдыхая от ответной ласки, когда Чимин снова пробирается языком ему в рот и щекочет острым кончиком чувствительную уздечку. Нежно и неторопливо, а потом суетливо и влажно, прижимаясь теснее, обнимая крепче, сбивая к чертям дыханием и забывая обо всём на свете. Хочется продлить этот миг ещё немного, хочется никогда не отрываться друг от друга, вот только звонок на следующее занятие уже был, и Юнги приходится отстраниться.

- Ты опаздываешь уже, - прошептал он, покрывая чужие губы лёгкими чмоками.

- Плевать, - промурчал Чимин, подставляя лицо, на которое и перетекли поцелуи-бабочки.

Юнги отстранился только тогда, когда всё лицо Чимина было зацеловано, а глаза парня вновь ярко заблестели. Чимин разом сбросил всю усталость, словно напившись через поцелуи энергии и бодрости. Пожалуй, оно так и было, ведь люди черпают силу в своей любви. Юнги и сам почувствовал, как настроение поползло вверх при виде довольно улыбающегося Пака, что слез с парты и принялся одёргивать и разглаживать одежду.

- Чимин, я хотел спросить... На этих выходных, если хочешь, мы могли бы ко мне домой уехать, чтобы ты мог отоспаться и отдохнуть, - предложил всё же Юнги, кусая щёку изнутри.

- Я буду очень рад. Очень хочу побыть с тобой наедине, - тут же отозвался Чимин, чмокнул в щёку и направился к выходу.

- Оу, ну ладно, я всё пони... Погоди, что? Ты согласен? – переспросил Юнги, который вообще-то ожидал очередной отказ в стиле «хён, мне столько всего надо сделать к понедельнику».

Чимин ничего не ответил, лишь рассмеялся озорно, подмигнул, посылая воздушный поцелуй, и выскочил за дверь.